Читать интересную книгу Евангельская история. Книга первая. События Евангельской истории начальные, преимущественно в Иерусалиме и Иудее - Протоиерей Павел Матвеевский

Саддукеи, составлявшие другую иудейскую секту, в одном были согласны с фарисеями и книжниками, именно во вражде к Иисусу Христу и учению Его (Лк. 6, 7; 11, 54; Мф. 16, 1, 6, 11; 22, 23; Лк. 20, 27; Деян. 4, 1; 5, 17), а во всем прочем резко отличались от них. Иудейское предание соединяет происхождение саддукейства с именем Антигона Сохо, жившего во второй половине III столетия до Р. X. Ученик его Садок, не поняв учения своего учителя о бескорыстном служении Богу, дошел до отрицания воздаяния по смерти и жизни загробной, и таким образом положил начало особой секте, получившей от него свое имя. Последователи его, в противоположность фарисеям, признали правилом веры один только писаный закон, а «многие заповеди, – замечает Иосиф Флавий, – переданные фарисеями народу по преемству от отцов и написанные в Моисеевом законе, саддукеи отвергли, говоря, что должно соблюдать заповеди, не заимствованные из предания отцов, а только написанные». Отвергая загробную жизнь, они учили, что душа перестает существовать вместе с телом, и что посему не будет ни воскресения мертвых (Мф. 22, 23; Мк. 12, 18; Лк. 20, 27), ни наград и наказаний по смерти. Они не допускали существования Ангелов (Деян. 23, 8) и отрицали вопреки фарисеям судьбу или предопределение, управляющее человеком, говоря, что «от выбора самого человека зависит добро и зло и что каждый в силу свободной воли склоняется к тому или другому». От Мессии саддукеи ожидали для себя исключительно земных благ. Не допуская другой жизни, кроме временной, и зная, что по Слову Божию в законе Моисеевом благосостояние ее зависит от исполнения этого закона и бедствия происходят от нарушения его, они были строгими и точными исполнителями обрядов Моисеева закона. Смотря с пренебрежением на народ, благоговевший пред фарисеями, и ненавидя самих фарисеев, строгие и суровые в своей жизни саддукеи не искали должностей, и если иногда делались членами синедриона (Деян. 23, 6 ел.) и достигали даже первосвященства, то без сомнения, благодаря своему богатству, родству и связям. Горделивое обращение с лицами, не принадлежавшими к кругу их, сухость и жесткость, выказываемые ими, не располагали в пользу их, так что они вообще были нелюбимы народом, и если, по замечанию Иосифа Флавия, «получали начальническую должность, должны были слушаться советов фарисеев, чтобы иначе не сделаться несносными для народа». Понятно, что саддукейство было особенно любимо не многочисленным классом народа, но влиятельным, – именно людьми знатными и богатыми, которым не нравилась мелочная, сложная и запутанная обрядность фарисеев и книжников.

Кроме сект – фарисейской и саддукейской, принимавших нередко живое и деятельное участие в событиях, совершавшихся в Иудее, были в народе иудейском еще отшельники, которые вдали от бурь житейских, шума и суеты страстей проводили жизнь в безмолвной пустыне. Они известны под именем ессеев и старались соединить жизнь созерцательную с деятельной, но, живя вдали от населенных мест, не имели особенного нравственного влияния на народ. Хотя главным положением в учении ессеев было то, что Бога должно чтить только в духе и истине, посредством добродетели сердца, а не посредством внешних действий, тем не менее вся жизнь их была наполнена строгим выполнением мелочных предписаний братства. Это братство окружало себя особою таинственностью от низших членов и с постепенностью допускало вновь поступающих. Каждый из них должен был сначала прожить год вне общества, получая от него только заступ, белую одежду и передник. Потом, в течение двух лет, дозволялось емуучаствовать наравне с другими в омовениях, но отказывалось в общей трапезе. Затем на него налагалось еще двухлетнее испытание, и тогда наконец он удостаивался полного принятия в братство и участия в общей трапезе. Все эти четыре класса так строго отделялись один от другого, что не только не допускалось общение в трапезе высшим и низшим, но даже случайное прикосновение низшего члена к одежде высшего считалось осквернением, после которого последний омывал себя. При общем развращении нравов, господствовавшем в то время, ессеи отличались трудолюбием, благотворительностью, гостеприимством, честностью и безусловным повиновением власти. Но, несмотря на эти похвальные качества, их едва ли не более всего занимало какое-то мелочное внешнее благоприличие, какая-то щепетильная, жалкая заботливость об опрятности, которой они напрасно старались придать символическое значение. Несколько раз в день они неопустительно совершали омовения; во избежание осквернения употребляли пищу, приготовленную только ими самими, и скорее решились бы умереть с голоду, чем напитаться обыкновенною пищею народа. Посылая дары в Иерусалимский храм, они не ходили туда ни для принесения жертв – из отвращения к умерщвлению животных, ни для отправления праздников, потому что «почитали более достойным совершать священнодействие среди своего совершенно святого и чистого общества». Впрочем пренебрегая обрядовым служением в храме, ессеи в соблюдении внешних постановлений не законных только, но также измышленных ими самими, едва ли даже не превосходили фарисеев. Хранение субботы у них доведено было до крайне суеверной строгости, и при этом они не делали никаких уступок и послаблений: в субботу они не только не зажигали огня, приготовляя пищу в предшествующий день, но и не переставляли сосуда с места на место. Вообще, если фарисеи смотрели на себя, как на людей особенных, избранных, то ессеи считали себя еще выше – избранными из избранных.

Самаряне отличались от иудеев не только верованиями, но и самым происхождением. Они образовались из смеси переселенных в Самарию царем Салманассаром язычников с остатком живших здесь израильтян (4 Цар. 17, 29). С самого начала самаряне не были дружественны с иудеями, но эта вражда с течением времени более и более усиливалась. Иудеи, по возвращении из плена вавилонского, не допустили их к участию в восстановлении иерусалимского храма (1 Езд. 4, 1 и след.), а самаряне, со своей стороны, препятствовали построению стен Иерусалима (Неем. 4, 1 и след.). Около времени Александра Македонского один удалившийся из Иудеи священник устроил на горе Гаризине, близ Сихема, храм, в котором самаряне стали совершать свое богослужение. Впоследствии этот храм также, как и город Самария, был разрушен иудейским князем Иоанном Гирканом, но взаимная ненависть иудеев и самарян продолжалась, и ясные следы ее видны в повествованиях евангелистов. Самое имя самарянина иудеи употребляли в смысле порицания (Ин. 8, 48), а жена самарянская прямо говорит, что иудеи с самарянами не сообщаются (4, 9); самаряне также, когда Христос шел в Иерусалим и имел намерение остановиться в селении их для отдыха, не приняли Его, потому что Он имел вид путешествующего в Иерусалим (Лк. 9, 53). Впрочем, как можно заключить из Евангельской притчи о благом Самарянине, оказавшем помощь израненному иудею (10, 33–37), эта вражда сильнее была со стороны иудеев, нежели самарян. В основание своего вероучения, а также своей нравственности и обрядности, самаряне принимали пять книг Моисеева закона, отвергая не только все дополнительные предания, измышленные фарисеями, но и все прочие священные книги Ветхого Завета.

Особенным влиянием у иудеев пользовались фарисеи и саддукеи. Они в течение вековой деятельности успели уже положить в народе свою закваску, от которой Иисус Христос предостерегал Своих учеников (Мф. 16, 6, 11). Вместо того, чтобы просвещать народ истинным знанием откровенного закона, они закваскою своего суеверия и неверия еще более умножали заблуждения простых людей. Эти вожди слепые, как называет их Господь (Мф. 15, 14), сами шли и вели слепотствующий народ в пропасть, в которой должны были погибнуть все святые верования и заветные чаяния Израиля, сердце – огрубеть в суеверии, и вера – исчезнуть в неверии. Народ не мог получить истинного наставления и просвещения ни в синагогах, ни в школах, где действовали не менее суеверные и суемудрые книжники, и был в таком жалком положении, что истинный, добрый Пастырь (Ин. 10, 11, 14) Иисус Христос называет современных ему иудеев овцами погибшими дому Израилева (Мф. 10, 6). Признаком упадка веры в иудейском народе пред пришествием Спасителя может служить унижение, до которого дошло звание первосвященника: в этот высокий сан возводили людей, иногда недостойных (1 Макк. 7, 9), за деньги (2 Макк. 4, 8, 24; 14, 4), и часто смещали, почему во многих местах Евангелия и говорится о нескольких первосвященниках, из которых только один был действительным (Лк. 3, 2; Ин. 11, 49; 18, 13; ср. Мф. 2, 4; 21, 15; 27, 41; Мк. 14, 1;Лк. 22, 2; 23, 10).

Не свидетельствует о благочестии иудеев и то обстоятельство, что храм Божий – дом молитвы и место святое – они сделали домом торговли (Ин. 2, 16); вертепом разбойников (Мф. 21, 13), где слова молитвы заглушались шумом продающих и покупающих, и священные песни смешивались с криками животных. На упадок нравственности и отсутствие истинной любви к ближнему в иудеях своего времени указывает Сам Господь Иисус Христос в притче о благом Самарянине: этот человек не смотрел на то, что принадлежал к презираемому и ненавидимому иудеями племени, показал, однако же, на деле, что он правильнее понимал заповедь о любви к ближнему, нежели представители иудейства – священник и левит (Лк. 10, 30–37). Народ, руководимый слепцами, не сохранил в чистоте и неповрежденной целости главного своего сокровища – веры в Мессию. Считая себя благословенным потомством отца верующих Авраама (Мф. 3, 9; Ин. 8, 33, 39), имеющим исключительные права на блага, обетованные в будущем Царстве Мессии, иудеи в горделивом самообольщении мечтали, что Мессия придет только к ним – народу избранному, и что все другие народы будут лишены этого преимущества, – заблуждение, которое впоследствии святые апостолы должны были опровергать (Деян. 11, 3; ел. Рим. 3, 20–23; 4, 10–24 и др.). Постоянные притеснения от язычников и бедствия от междоусобий развили в этих чувственных людях другое заблуждение, – именно укоренили и сделали общей мысль, что Мессия избавит их от рабства иноземным народам, доставит им всемирное господство и Сам воцарится в Иерусалиме, осыпав их всеми земными благами за мнимоточное исполнение закона Моисеева. Правда, пророки представляли Мессию не только в образе величественного и всемогущего Царя, но также и в состоянии крайнего уничижения, страждущим и умирающим за грехи людей, – но, последние слова пророков оставляя без внимания, как несогласные со своими мыслями, иудеи охотнее читали и объясняли именно те пророчества, где Мессия изображается торжествующим и побеждающим. Пользуясь общим направлением мыслей, многие ослепленные мечтатели и честолюбцы дерзко решались принимать на себя лицо и звание Мессии, обещая иудеям освобождение от чужеземного ига, но дело их уничтожалось само собою (Деян. 5, 36). Сами ученики Господа Иисуса Христа, услышав от Него о будущем страдании, как замечает святой евангелист Лука, не поняли слова сего, и оно было закрыто от них, так что они не постигли его (9, 45), и потом, когда Он шел уже в Иерусалим на страдания, явилась мысль у матери сынов Зеведеевых, что Он идет открыть свое царство (Мф. 20, 20–21; Мк. 10, 37; ср. Деян. 1, 6). Впрочем, как показывает пример тех же святых апостолов, такое непонимание могло быть временным и, не препятствуя вере, от веры заимствовать объяснение и исправление (2 Кор. 5, 16).