бесстрастно пояснил Мудрейший. — Пророчество гласит, среди тех, кому предстоит совершить этот подвиг, будут несколько уроженцев Змейгорода.
— Так в чем же дело? — воодушевился Яромир, мгновенно примеривший пророчество на себя. — Я готов отправиться на поиски иглы хоть сейчас.
— Молот Верхнего мира хранится у вещих птиц, — снисходительно глянув на торопыгу, покачал головой Мудрейший. — Да и наковальня, говорят, скрыта на острове Буяне, достичь которого и вернуться обратно далеко не каждому под силу.
— Ну и что в таком случае нам сейчас от этого пророчества? — разочарованно протянул боярин Змеедар. — Чем оно поможет нам город защитить, не соглашаясь на условие слуг поганого выползня?
— Только Мыслью о том, что даже Хозяин Нави не вечен, а непреходящей остается жизнь и лишь она имеет смысл, — назидательно ответил Мудрейший.
— Поэтому никаких русалок мы выдавать не будем, — получив молчаливое одобрение кудесника, веско проговорил Велибор, — Пришло время дать супостатам бой.
Глава 23. Путь через Навь
Едва воевода произнес эти слова, которых истомившиеся в мелких стычках бойцы ждали с памятного и заклятого дня Купалы, площадь взорвалась ликующими криками, дополненными гомоном потревоженных на голубятнях и в лесу птиц. Ящеры и смертные, бурно выражая свое согласие с решением Велибора, воинственно громыхали оружием, стучали мечами по щитам, издавали боевые кличи, будто уже стояли на бранном поле, готовые его попрать, отбросив врага до самых Ледяных островов.
В возгласах одобрения потонул не только недовольный ропот сторонников торга, но и жалобный плач женщин, переживающих за братьев, сыновей, отцов и мужей. Впрочем, как среди смертных девок и баб, так и среди русалок и ящерок хватало и тех, кто ликовал вместе с мужами, привлекая желанную победу. А многие правнучки Велеса, особенно наделенные огненным даром, даже небольшие, и сами рвались в бой.
— Наконец-то! Дождались! — не скрывал своей радости Яромир, подхватывая Лану на руки и в восторге кружа ее, точно в Купальской пляске.
— Чего дождались-то? — скривился, как от кислого, боярин Змеедар. — Потока и разорения?
— А что же следовало отдать Кощею всех русалок и затем платить, как смертные Янтарного побережья, кровавую дань? — не смог смолчать Яромир.
— Обо всех русалках речь не шла. Я только хотел напомнить о том, что Водяной за наш счет решил уладить свои дела с Хозяином Нави.
— Обращение нашего брата Кощея ко злу и его воцарение на троне Ледяных островов коснулось всех. И не вина Водяного, что сын Мораны Правду не научился чтить, а потом и вовсе обратился ко злу, — приструнил боярина Мудрейший. — Его судьба — назидание всем, кто ставит себя выше других. Его владения обширны, но в них царствует только смерть.
— Скажи, Мудрейший, готов ли ты назвать благоприятный день и час, чтобы вывести войско за стены? — благодаря кудесников за поддержку, спросил Велибор.
— Будущее туманно, а враг коварен, — как обычно, уклончиво начал хранитель древней мудрости. — Надо спросить у батюшки Велеса. Я узнаю его волю, а затем назову день, наиболее благоприятный для нашей победы.
— Как бы этот день не стал днем поражения, — кутаясь, несмотря на погожую погоду, в отделанную парчой соболью шубу, проворчал боярин Змеедар.
— Поминающий Лихо сам в дом его кличет, — выпростав из длинного рукава долгополого одеяния узловатую сухую руку, напомнил Мудрейший, величаво удаляясь в сторону святилища.
— Как бы только Кощеевы слуги не ударили первыми, — озабоченно проговорил Яромир, ероша буйные рыжие кудри.
— Они не хуже нас знают, что Змейгорода приступом не взять и потому пытаются одолеть измором и посеять раздор, выдвигая неприемлемые условия, — пожал плечами Велибор. — Боемысл прав. Золотом сыт не будешь, а у нас в горах пахотных земель почти нет.
В самом деле даже Лана, прожившая в Змейгороде недолго, знала, что, хотя в степях по ту сторону гор и располагалась союзная ящерам Страна городов, непосредственно в окрестностях твердыни находились земли пустынные и для возделывания малопригодные. Да и из потомков бессмертных дремучик таежные леса да непролазные топи жаловали лишь внуки дядьки Лешего, привечавшие в своих угодьях разнообразную живность, да злокозненная отрасль Болотника. А в северных тундрах и на высокогорьях и вовсе сидели лишь ледяные великаны, к счастью, слишком ленивые, чтобы участвовать в таком хлопотном деле, как война. Но при этом готовые покарать всякого, кто нарушит их покой.
— А если Кощей все-таки заключит с ними союз и ударит с тыла? — вспомнив про этих недружелюбных соседей, забеспокоился Боеслав.
— Пока на это ничего не указывает, мы там регулярно летали дозором — покачал головой Боривой. — Да и жарковато сейчас здесь для них. Не любят они солнечного света и тепла, засыпают до зимы.
— Вот потому я и говорю, что надо дать бой сейчас и отогнать их от града, пока Кощей не привел себе подмогу! — кивнул Велибор. — А там, глядишь, и союзники из Нова города и Детинца подтянутся.
Отогнать от града. Как просто воевода об этом говорил! А ведь он лучше других понимал, каких затрат, да что там рассуждать, какой крови это будет стоить. Лана не очень хорошо разбиралась в делах войны, хотя, как выяснилось во время их с Яромиром отчаянного броска до города, постоять за себя умела. Но зато она видела с каждым днем увеличивающееся количество раненых, далеко не всех из которых, особенно смертных, удавалось спасти. И это не считая женщин, детей и стариков, которые тоже нередко оказывались жертвами вражеских налетов.
Мудрейший и горожане не просто так поддержали Велибора. Все понимали, чем дольше враг изматывает силы, тем больше ослабеет воля защитников, тем сложнее будет победить в генеральном сражении. Хотя все также понимали, что вернуться доведется не каждому. Но лучше погибнуть, защищая родной город, нежели умереть от лишений осады или закончить жизнь на черном жертвеннике без надежды на посмертие. Между тем как воины, погибшие с оружием в руках, могут попасть не только в Чертоги предков, но и занять место бок о бок с Перуном в его небесной рати.
И все же, глядя на, цветущих, полных сил, горящих воодушевлением мужчин, Лана испытывала трепет. Чьи жизненные нити в предстоящей битве оборвет нож безжалостных Прях?
— Ланушка, лапушка! что притихла, приуныла! — наклонился к ней с жарким поцелуем Яромир, благо остальные ящеры и смертные, утешая и успокаивая, тоже прижимали к груди взгрустнувших жен и невест.
Сколько еще слез выплачется в подушку в ожидании битвы, а сколько их прольется потом. И хорошо, если над тяжкими ранами, а не над погребальным костром. Яромир ее тревогу понял по-своему.
— Да ты не переживай, милая. Никакому Кощею мы никого не отдадим. Не