людям любить без веления богов. Умирать. Рождаться. Охотиться, узнавать новое… Люди перестали быть просто приложением к богам, однако многое они делали неправильно, а о полной самостоятельности не могло идти и речи. И с тех пор Истинные выбирают тех, кому этой магии из воздуха досталось чуточку больше.
— Но ведь мы не отвечаем за весь мир?
— Разумеется, не отвечаем, — рассмеялся Себастьян. — Что ты… Есть много стран и континентов, и на каждом из них в определенный период рождаются свои «боги» — одаренные, поддерживающие порядок. Но так уж случилось, что в большинстве государств эта традиция изжила себя. Либо так видоизменилась, что там уже не найти того, чья профессия именуется «богом». Просто посланцы любви и посланцы смерти, обыкновенные канцеляристы. Но у нас предпочитают придерживаться традиций. Все же, это место, где все началось.
— В каком смысле?
— Боги — настоящие боги, — погибли именно здесь. Потому на наших территориях больше всего шансов родиться тем, чья сила будет достаточной, дабы служить верой и правдой людям. Потому и магия живее всего именно на нашей территории. К тому же, не стоит забывать о том, что гора — обитель Истинных, — находится не так далеко от столицы.
Я только рассеянно кивнула, вспоминая о таинственном Олимпе из мифов моего мира. Себастьян улыбался, очевидно, поражаясь тому, что меня настолько сильно удивила история мира, в котором я сама же якобы была богиней.
— Потому было удивительно, что у Эдиты — предыдущей — не было магии. Совершенно. Она не могла сделать ничего их того, что положено богине любви. Когда появилась ты, все встало на свои места. За исключением того, каким образом обладательница дара оказалась в другом мире. Но сейчас не время об этом узнавать. Для начала надо помочь тебе все наладить здесь.
— Звучит пугающе, — искренне призналась я. — И, правда, не знаю даже, за что мне хвататься. Ты говоришь, у меня есть дар?..
— Когда-то давно — опять же, по легендам, — богиня любви считалась одной из самых сильных. Нас на самом деле достаточно много в этом, хм, пантеоне, ты же сама видела, что коридор больше похож на настоящий лабиринт, в котором заблудиться — раз плюнуть. Вот и представь, сколько там отделов на самом деле!
— Огромное количество, наверное.
— Вот-вот, — подтвердил Себастьян. — Не то слово. Я расскажу тебе о том, кто там и чем занимается, но со временем. Для начала надо будет раздобыть карту, чтобы ты могла нормально, без меня ориентироваться в коридорах… Хорошо ещё, что попала к Рене, а не к кому-нибудь другому. Эдиту не очень-то любило общество. По сути, она умудрилась насолить почти всем.
— Даже родному брату, как я понимаю.
— Ну, Рене отходчивый, — махнул рукой Себастьян. — И ему, судя по происходящему, не до того. А вот некоторым было бы дело… Ладно. Забыли, — судя по всему, бог смерти не хотел это обсуждать. — Но если у тебя дар, да ещё и ты сможешь направить его в нужное русло, возможно, не будет идти речь об обратном перемещении, если вдруг о тебе узнают.
А вот это уже звучало очень логично.
— Возможно, — согласилась я. — Но что мне сделать с этим всем, чтобы меня хоть немного начали слушать? Эдита натворила столько всего… И я даже не представляю, как с этим справиться.
Себастьян только усмехнулся.
- Ну ты ведь уже двигаешься в правильном направлении? Не так ли?
Мой растерянный взгляд, вероятно, говорил сам за себя. Казалось, эти два дня я прожила по инерции, все ещё пытаясь каким-то образом выбраться из жуткой ситуации, в которой оказалась, но до конца не понимая, что именно мне надо делать.
— Может, и в правильном, — ответила я. — Но все равно… Мне кажется, что я что-то сделаю не так. И я не знаю, за что хвататься! Эдита столько всего после себя оставила, что… Тут с ума сойти можно. А я понятия не имею, как что устроено в этом мире.
Себастьян усмехнулся. Он протянул руку, ласково касаясь моей щеки, заправил выбившуюся из прически прядь за ухо, подался вперед и вдруг поцеловал в губы. Я ответила на этот поцелуй, наслаждаясь нежностью его прикосновений, и как будто таяла в мужских руках. Ладони Себастьяна скользнули по моей спине, я, в ответ подаваясь вперед, прижалась к нему так крепко, что между нами не осталось, наверное, ни миллиметра воздуха…
И в эту секунду он отпрянул.
— Прости, — прошептал мужчина. — Я все время забываю о том, что мы с тобой знакомы от силы два дня, а не целую вечность…
— Если честно, — не удержавшись, созналась я, — тоже об этом забываю. Каждый раз мне кажется, будто… Будто мы с тобой как минимум несколько лет проработали вместе. А наша любовная история началась на самом деле только вчера утром.
— Ещё и как началась, — хохотнул Себастьян. — С мертвого букета!
— Зачем ты вообще его притащил? — не удержалась от смеха я. — Ты же нормальный! Я когда первый раз этот букетик увидела, во все слова Эдиты поверила, что у неё ухажер — неадекватный бог смерти… Будет водить по ресторанам и предлагать мертвечину…
— Нет, ну мертвечину ты ела, — пожал плечами мужчина, тоже посмеиваясь. — Ты ж не думаешь, что та корова, медальоны из мяса которой мы ели, осталась жива, просто прогуливается по миру без какой-то своей части?
Я, не удержавшись, расхохоталась вслух — да так громко, что едва не свалилась с дивана. Себастьян едва успел меня поймать и, не оставляя ни единого шанса вновь вывернуться и совершить этот милый полет на не слишком чистые половицы. Впрочем, тут столько пыли, что она однозначно смягчила бы удар…
— И все же, откуда идея с костями?
Бог смерти нахмурился.
— Ну ты от всех цветов отказывалась. Просила притащить тебе что-нибудь необыкновенное, но при этом не сопровождаемое убийством — ведь цветы якобы умирают в букетах.
— И до вазона ты сразу, я так понимаю, не додумался.
— Нет, — честно сознался Себастьян. — Ну, и мне хотелось немножечко над тобой, точнее, над твоей предшественницей, поиздеваться. А то как же, она о меня едва ноги не вытирает, а я хожу весь такой страшно влюбленный… Ты знаешь, может быть, это немного эгоистично с моей стороны, но я рад, что ты все-таки появилась в нашем мире. Хоть, наверное, тебе и жаль покидать родной.
Я покачала головой.
— У меня там почти ничего не осталось, если честно. Семьи нет, детей нет, любимого тоже нет. Если бы никто не грозился убить меня здесь, то, может быть, я б