Читать интересную книгу Синий конверт - Игорь Шприц

С утра думалось не так ясно, как хотелось: выпили лишнего в честь успеха Берга, поэтому понадобилась горячая ванна, побольше крепкого кофе и утренний отдых в кресле. На Путиловском был его любимый махровый купальный халат и на коленях — любимый пушистый Макс, забиравшийся туда при первой же возможности.

По-видимому, коты полагают, что люди созданы Всевышним с одной-единственной целью — сидеть в кресле, чтобы можно было уютно устроиться на созданных тем же Всевышним коленях.

Вот так они и размышляли, каждый о своем: Путиловский — о Гершуни, а Макс — о далекой даче, которая теперь, с вершин роскоши и уюта, вспоминалась раем с птичками и мышами. Он попробовал найти здесь замену мышам. Таковая вроде сразу нашлась: в кухне из аппетитного на вид отверстия однажды высунулась мышь, да какая! Огромная!

Но при близком знакомстве лже-мышь оказалась слишком крупна, да и нрав у нее был не мышиный: вместо того чтобы с писком убегать, она встала на дыбки, укусила Макса в лапку и спряталась обратно. Так ведь недолго и до заражения крови! Макс обиделся на игру без правил и теперь шипел при входе в кухню — пугал нахалку.

Гершуни тоже укусил и спрятался. Однако, в отличие от крысы, его норка не была на виду. Где ставить капкан? Один возле Сипягина. И Путиловский мысленно поставил первую галочку. Следующий капкан стоит у четы Юрковских. Два. Третий надо будет заслать на Шпалерную, в публичный дом мадам Серчиковой. Четвертый… четвертый…

Они ведь тоже думают подобным образом. Значит, надо учесть все. Поставим вопрос так: где можно неминуемо подстеречь меня? У дома. У работы. В театре. У Анны… Интересно, у Сипягина есть своя «Анна»? Четвертая ловушка должна стоять у «Анны»! Но только вначале надо эту «Анну» найти.

Он погладил Макса и услышал в ответ мурчанье — знак согласия. Кот соглашался с планом.

Тут раздался призывный звонок телефона. Макс и не подумал трогаться с места, и Путиловскому вспомнилась красивая легенда про китайского императора.

Главе Поднебесной империи на рукав парадного халата забрался котенок да там и уснул.

Пришла пора императору вставать с кресла и идти по важнейшим делам. Он ждет — котенок не просыпается. Тогда император велит принести острый нож… и отрезает бесценную ткань, лишь бы не потревожить сладостный и безмятежный сон котика.

Франк, глядя на новое увлечение приятеля, так объяснил умиление, охватывающее вроде бы умных, образованных людей при виде спокойно умывающегося кота:

— У наших древних предков в африканской саванне был только один враг — леопард. С тех пор вид кошачьей морды — а леопард просто большая кошка! — вызывает интерес. А если кошка умывается и готовится ко сну, значит, она сыта и бояться нам нечего. Не съест!

Тут в дверь просунулась вся в папильотках голова Лейды Карловны:

— Вас к телефону! Это женщина. О, дайте мне его… Бедный котик!

Максик, вся бедность которого заключалась в умении жалобно выпрашивать божественно вкусную жареную корочку от утки, с недовольным вздохом перекочевал в объятия Лейды Карловны, где снова уснул сном кота-праведника.

— Алло! — Низкий грудной голос, казалось, заполнил весь дом. — Пьеро, почему вы мне не телефонируете? Как дела с Юлией? Надеюсь, она непричастна ко вчерашним событиям?

— Никак нет! — немного шутовски отрапортовал Путиловский, все еще помня ночное оскорбление в «Англетере». — Она под нашим присмотром и более не способна на глупости. Можете навестить ее в «Пале-Рояле», я предупрежу о вашем визите.

— Не стоит! Я не пойду, потому что тогда она догадается о моей роли. Достаточно того, что вы за ней присмотрите. Я рада. Большое спасибо. Я хочу видеть вас.

Путиловский хотел ответить «Я тоже!», но смолчал.

— Я понимаю, вы обиделись на мое более чем странное поведение. Приходите, я хочу принести свои извинения.

Голос манил, звал и околдовывал. В горле у Путиловского пересохло, хотя он только что перед разговором вдоволь напился кофе. Видимо, у человека бывает несколько жажд.

— Хорошо, — после приличествующей паузы ответил жаждущий хриплым голосом и прокашлялся. — Извините. Я приду. Когда?

— Сегодня, в десять вечера. Вам удобно?

Путиловский вновь сделал паузу, на сей раз чисто деловую: дескать, у меня очень напряженный график дел, на ночь тоже кой-чего запланировано, но так уж и быть…

— Я буду.

Ответом был ласковый грудной смех, от которого защемило в сердце и ниже:

— До встречи! — и с той стороны дали отбой.

К физиономии Путиловского прилипла настолько глупая улыбка, что, когда он проследовал в кабинет мимо Лейды Карловны с проснувшимся Максом на руках, кот и экономка с изумлением взглянули друг на друга, словно не веря глазам своим. «Хозяин рехнулся!» — отчетливо читалось в этих взглядах.

* * *

Каждая новобрачная пара счастлива по-своему, но несчастливы все одинаково. Все смешалось в доме супругов Бибергаль в это утро, и еще долго они вспоминали самое первое страшное событие в их совместной жизни. Жизнь подарила им в дальнейшем много ужаса, но все равно — это испытание не смогли вытравить из их души даже десятилетия.

Супруги неистово ласкали друг друга, как могут делать это дорвавшиеся до постели новобрачные после долгого любовного перерыва, вызванного переездом из Парижа. Дорога утомила души, но не тела. И вот, когда прекрасная Елена (назвать красавцем Оскара означало согрешить против истины) спросила в шестой или седьмой раз, любит ли он ее так же сильно, как она его, в дверь застучали.

Потом Оскар говорил, что стук был громким, а Елена поправляла — был дьявольски громким. К стуку добавлялись звонки в дверь. Что может подумать об этом здравомыслящий человек в восемь утра? Естественно, пожар!

Так и подумали и стали быстро бегать по спальне, собирая ценные вещи и пытаясь хоть чем-нибудь прикрыть наготу у Елены и срам у Оскара. Зрелище было препотешное, но новобрачным было не до смеха! Даже потом, при рассказе.

Как только они достигли маленького успеха в богоугодной борьбе за соблюдение приличий, служанка открыла дверь и вместо пожарных с длинными баграми в квартиру ворвался некий молодой человек весьма странной наружности. Он размахивал руками и потрясал револьвером. Супруги приготовились к смерти, которую, по правде, Оскар воспринял бы как спасительное избавление от очередного вопроса, любит ли он свою маленькую женушку, а если «да», то почему тотчас не представляет вещественные доказательства любви.

Однако дело обстояло гораздо хуже, нежели казалось. Пожар в этой ситуации был бы наивным праздником с фейерверком! Молодой человек назвался офицером полиции, расследующим дело громадной государственной важности. Не далее чем вчера он получил благословение святого Синода на продолжение следственного делопроизводства и месячный оклад вдобавок.

Все это было произнесено чрезвычайно быстро, отчего супруги запутались окончательно и решили, что Синод интересуется их семейной жизнью в целях государственной безопасности. Далее этот безумец с благословения Синода потребовал предъявить их заграничные паспорта, чем запутал и запугал Оскара, с детства боявшегося властей более женитьбы.

Когда паспорта найдены не были, молодой человек стал прыгать от радости, обнимать и целовать супругов без разбору, вселив в их души сомнение в собственном благоразумии и душевном здоровье.

Затем он затих и спросил дрожащим голосом, кто вчера был у них с визитом. Оскар задумался и устремил взор на потолок, надеясь там увидеть список визитеров. Его опередила бойкая Елена, высыпав перед следователем ворох имен.

Едва лишь прозвучало имя кузена Генриха, молодой человек издал воинственный клич племени команчей и, потрясая револьвером как боевой дубинкой, мгновенно исчез из их жизни. И более они его никогда не видели.

Оскар попытался было улизнуть в ванную комнату, но тут ему задали вопрос в лоб: любит ли он после всего этого свою напуганную маленькую женушку, а если любит, то как? Пришлось продемонстрировать как.

Бродячую ласковую дворняжку прикормили кусочком колбасы, и, пока она жадно ела, Крафт присобачил ей на шею веревку. Она безропотно пошла следом, полагая, что хуже не будет. И действительно, потом дали кусочек булочки.

Под Виипури (а решили остановиться в Выборге, по-фински Виипури) было много заброшенных каменоломен. Туда и приехали, захватив по дороге собаку. День выдался пасмурный, и стрелять было удобно: солнце не слепило и глаза не уставали.

Крафт предусмотрительно копил по дороге и в гостинице пустые бутылки, так что цели были хорошо известны Балмашеву. Сбоку стояла «смирновская», рядом с ней темно-зеленая из-под шампанского — его пили на вокзале. Шесть пивных бутылок. И дрянная местная водка, после которой до сих пор болела голова.