Читать интересную книгу Как католическая церковь создала западную цивилизацию - Томас Вудс

Луис де Молина, тоже иезуит, писал примерно то же самое: «Справедливая цена благ не устанавливается в соответствии с их полезностью для людей, как если бы caeteris paribus уровень цены блага определялся природой нужды в нем и остротой этой нужды… Она зависит от относительной оценки блага каждым человеком. Это объясняет, почему справедливая цена жемчужины, пригодной лишь для украшения, выше справедливой цены большого количества зерна, мяса, хлеба, лошадей, несмотря на то что полезность сих, более практичных (и более благородных по своей природе) вещей гораздо выше, чем у жемчужины. Итак, можно сделать заключение, что справедливая цена жемчужины зависит от того, что некие люди пожелали высоко оценить ее как украшение».[321]

Карл Менгер, чья изданная в 1871 году работа «Принципы экономической теории» (принадлежащая к традиции Аквината – Аристотеля[322]) оказала такое глубокое воздействие на развитие современной экономической науки, приводит удачный пример, объясняющий принцип субъективной ценности. Предположим, что табак внезапно перестал выполнять какую бы то ни было полезную функцию для людей и никто больше не хочет его и не нуждается в нем для какой-либо цели. Предположим также, что имеется машина для переработки табака, которая больше ни для чего не может быть применена. В результате того, что людям разонравился табак – или, как сказал бы Менгер, в результате того, что табак потерял потребительную ценность, – ценность этой машины тоже упала бы до нуля. Таким образом, затраты на производство табака не являются источником его ценности. Согласно теории субъективной ценности, верно прямо противоположное. Источником ценности самих этих факторов производства, которые используются для переработки табака, является субъективная ценность, придаваемая потребителями табаку, конечному продукту, в производстве которого участвуют эти факторы.[323]

Субъективная теория ценности, это важнейшее экономическое открытие, не имеет ничего общего с антропоцентризмом и моральным релятивизмом. Экономическая теория имеет дело с фактом существования человеческого выбора как такового и последствиями этого факта. Чтобы понять и объяснить выбор, который делают люди, необходимо учитывать ценности, которых они в реальности придерживаются (разумеется, исследователю совершенно не обязательно разделять эти ценности). В описанном Менгером случае дело сводится к очень простому тезису: если люди не ценят предмет А, то они не придают ценности и факторам, созданным специально для производства А.

Теория субъективной ценности, кроме того, означает прямое отрицание трудовой теории стоимости, которая ассоциируется в первую очередь с именем отца коммунизма Карла Маркса. Маркс не верил в объективную этику, но верил в то, что экономическим благам может быть приписана объективная ценность. Эта объективная экономическая ценность якобы основана на количестве рабочих часов, необходимых для производства конкретного блага. Да, трудовая теория Маркса не утверждала, что сам по себе затраченный труд автоматически придает изготовленному продукту ценность. Маркс не согласился бы с утверждением, что если я буду весь день склеивать друг с другом пустые пивные банки, то плоды моего труда будут ipso facto[324] обладать ценностью. Он признавал, что вещи считаются ценными только в том случае, если люди приписывают им потребительную ценность. Но после тою, как индивиды приписали благу потребительную ценность, его ценность будет определяться количеством потраченных на его производство рабочих часов. (Мы оставим в стороне некоторые очевидные уязвимые места этой теории, в том числе ее неспособность объяснить, почему после смерти художника его работы поднимаются в цене; ведь с момента завершения работы над картинами и до момента смерти автора никаких дополнительных трудовых затрат не происходит, и трудовая теория, столкнувшись с этим часто наблюдаемым явлением, оказывается в тупике).

Исходя из своей трудовой теории ценности, Маркс пришел к выводу о том, что в свободной экономике работники подвергаются «эксплуатации»: ведь их трудовые усилия являются источником всей ценности, а получаемая ими заработная плата не полностью отражает эти усилия. Согласно Марксу, предприниматель не имеет права на прибыль, так как он ее не заработал, а удержал из того, что по справедливости причитается наемным работникам.

Мы не ставим своей целью подробный критический анализ теории Маркса. Однако благодаря поздним схоластам мы можем увидеть по крайней мере базовую ошибку в его теории трудовой ценности. (Дополнительные аргументы, ссылки на которые можно найти в примечаниях, позволяют понять, почему идеи Маркса об эксплуатации труда тоже были принципиально ошибочными.[325]) Маркс ошибался не тогда, когда указывал на наличие связи между ценностью блага и ценностью труда, потраченного на его производство; эти два феномена действительно часто бывают взаимосвязанными. Его ошибка состояла в том, что он перепутал причину и следствие. Источником ценности блага не является труд, потраченный на его производство. Наоборот, источником ценности труда, потраченного на производство блага, является то, как потребители оценивают конечный продукт.

Таким образом, когда св. Бернардино Сиенский и схоласты XVI века отстаивали субъективную теорию ценности, они тем самым разрабатывали ключевое понятие экономической теории и одновременно неявным образом предвосхищали и заранее опровергали одну из самых больших экономических ошибок Нового времени. Даже Адам Смит, вошедший в историю как приверженец свободного рынка и экономической свободы, излагал свою теорию ценности весьма двусмысленным образом, так что создавалось впечатление, будто бы источником ценности благ является потраченный на их производство труд. Ротбард утверждал даже, что трудовая теория ценности, разработанная Смитом в XVIII веке, была непосредственной предшественницей трудовой теории Маркса и что для экономистов, не говоря уже о человечестве, было бы значительно лучше, если бы экономическая мысль осталась верна описанной нами выше теории ценности, разработанной католическими теологами. Находившиеся под влиянием схоластов французские и итальянские экономисты в основном придерживались верной теории; отошли от нее британские ученые, причем заданное ими направление имело своим трагическим итогом теорию Маркса.

Любое обсуждение проблемы влияния католической мысли на экономическую теорию было бы неполным без упоминания результатов Эмиля Каудера. Этот ученый, в частности, подробно исследовал вопрос о том, почему (верная) субъективная теория ценности возникла и расцвела в католических странах, а (ложная) трудовая теория ценности повсеместно распространилась в странах протестантских. Говоря более конкретно, большинство британских ученых склонялись к трудовой теории, в то время, как большинство французов и итальянцев были последовательными приверженцами идеи субъективной ценности.

В книге «История теории предельной полезности» (1965) Каудер высказал мнение, что ответ на эту загадку связан с тем значением, которое столп Реформации Жан Кальвин придавал труду. По мнению Кальвина, работа любого рода была угодна Господу и представляла собой главный способ Его прославления. Этот необычайно высокий статус труда привел к тому, что в протестантских странах ученые стали рассматривать его как главный фактор, влияющий на ценность благ. Каудер писал: «Любой социальный философ или экономист, выросший в атмосфере кальвинизма, был склонен в своих работах придавать труду особый статус, а самый лучший способ превознести труд – это соединить его с теорией ценности, традиционной основой экономической системы. Так ценность стала трудовой ценностью».[326]

Каудер считает, что это верно в том числе для Джона Локка и Адама Смита: оба философа уделяли труду огромное внимание, при том что оба были скорее деистами, нежели протестантами.[327] Тем не менее Каудер полагает, что они заразились кальвинистскими идеями от окружавшей их культурной среды. Так, Смит всегда сочувствовал пресвитерианам (то есть, по сути, организованным кальвинистам), хотя сам и не всегда придерживался кальвинистской ортодоксии; симпатией Смита к кальвинистам можно объяснить его представление о том, что труд является главным фактором, от которого зависит ценность благ.[328] С другой стороны, в католических странах, где сохранялось влияние томизма и Аристотеля, трудовая теория ценности не обладала такой притягательностью. Аристотель и св. Фома считали, что целями экономической деятельности являются удовольствие и счастье. Эти цели являются глубоко субъективными, потому что удовольствие и счастье – это состояния человеческого существа, не поддающиеся количественному выражению; их интенсивность нельзя выразить точным образом; невозможно также сравнивать удовольствие, испытываемое разными людьми. Субъективная теория ценности вытекает из этой посылки с абсолютной неизбежностью. Каудер писал: «Если целью экономической деятельности является удовольствие в его умеренной форме, то, согласно аристотелевому представлению о целевой причинности, эта цель должна быть источником всех принципов экономики, включая определение ценности. В томистской и аристотелианской традиции приписывание ценности указывает на то, сколько удовольствия можно извлечь из экономических благ».[329]