– О-о-о! Это очень серьезно, наверное, я не очень вовремя со своим предложением?
– Вовремя, – Берта вдруг испугалась, что давно намеченное свидание опять не состоится. Она видела, что, с одной стороны, нравится Саймону, с другой – его пугает, что она русская. Басни о русских проститутках добрались и до такой глубинки, как Бат. К тому же город был небольшой. Саймон Плант был личностью известной, а английские злые языки ничем не отличаются от любых других. «Впрочем, – съязвила про себя Берта, – вам, господин учитель, бояться нечего. Ваш соотечественник Честерфильд утверждал, что «в злословии, как в краже, виновником считается потерпевший». Вслух она ничего не сказала, а только наивно улыбалась.
Они двинулись в сторону центра, выбирая маленькие, узкие улочки и избегая шумных автострад. Разговор не клеился, оба, после того как первый рубеж был пройден, мучились от мелькнувшей мысли о рискованности прогулки. «Вот кто-нибудь увидит, расскажет жене, неизвестно, что случится потом. В колледже все такие щепетильные… Или делают вид. Сплетничают же об отношениях Эммы Хопкинс, преподавательницы рисунка, и Джона Фолка, заведующего библиотекой», – в голове Берты крутились тревожные мысли, и она почти не следила за тем, что пытается ей рассказать Саймон Плант.
– Видите ли, о пристрастиях античных людей можно судить по их искусству. И по садовому – в том числе. Они отдавали предпочтение первозданным лесам, которые передавали им способность возвышенно мыслить.
– Я должна заметить, что англичане многое почерпнули из Античности. И в первую очередь стремление сохранить природу.
– Да, вы очень правильно подметили, – Саймон обрадовался, что он наконец втянул Берту в беседу.
Он понимал, что девушке может показаться странной его настойчивость, и от этого ему было не по себе. Он знал, что в школе какие-либо отношения с учениками не приветствовались, и вместе с тем не мог перебороть влечение, которое в нем возникало при виде ее тоненькой фигурки и изящного лица. «Такие лица были на картинах Средневековья», – думал он, и ему вспоминался профиль святой Елены с картины Агноло Гадди. Профиль был тонок, но вместе с тем в нем угадывалась сила чувства. В этой девушке его привлекали ее умение держаться, воспитание и достоинство. «Она не старается раствориться, принимая как должное то, что ей здесь предлагают. Она усваивает все выборочно, как будто бы определяя на вес ценность здешних понятий. И у нее очень красивая фигура», – последнее обстоятельство заставляло Саймона Планта краснеть. Особенно когда он видел, как под тонким платьем обозначается маленькая аккуратная грудь Берты.
Саймон Плант, мужчина сорока пяти лет, женатый преподаватель Международного юношеского литературного колледжа, был ловеласом. Но не тем громким, шумным типом, у которого для всякой молодой, и не очень, особы припасен вольный комплимент, двусмысленная шуточка или откровенно неприличный смешок. Саймон Плант был романтиком-ловеласом. Чувству, не всегда прочному или серьезному, он тем не менее отдавался всеми романтическими струнками своей души. Он любил и читал стихи, сравнивал своих возлюбленных с мадоннами Средневековья (его любимая эпоха), дарил цветы, но не охапки, а со вкусом подобранные маленькие букетики. «Его сбережения соответствуют его утонченному вкусу!» – съехидничала по этому поводу коллега Эмма Хопкинс, которая буквально купалась в ароматах духов и цветов, преподнесенных ей библиотекарем Фолком.
Романов у Саймона Планта было множество, что не повлияло на его супружескую жизнь – еще одна загадка, которую старались разгадать в школе. Сам Плант догадывался, что жена обо всем знает, но, будучи валлийкой, то есть уроженкой Уэллса, женщиной степенной, рассудительной и с сильным характером, она предпочла все предоставить времени. «Не спеши сделать то, что за тебя сделают дни и ночи» – эту старую валлийскую поговорку она выбрала своим девизом. Жизнь в доме текла размеренно, никакие временные трудности не могли, казалось, ее поколебать. Однако сейчас Саймон Плант должен был признаться, что его отношение к русской совсем не похоже на то, что он испытывал к своим прежним возлюбленным. Они все были намного старше, а Берта – совсем юная девушка, которую судьба, обстоятельства и собственные амбиции забросили в другую страну. Саймон Плант, не особо любящий путешествовать, как и большинство его соотечественников, с содроганием представлял, как она сама, в одиночку, летит в незнакомую страну, сама ищет себе квартиру, сдает экзамены. При мысли о всех возможных неприятностях и о том одиночестве, которое ее подстерегает, у него на душе становилось тревожно и ему хотелось окружить ее заботой. Его не могла не волновать разница в возрасте, но, с другой стороны, перед его глазами был пример друга, оставившего семью ради юной пловчихи из Румынии. «Вот уж воистину, мир становится без границ!» – ухмыльнулась по этому поводу все та же Эмма Хопкинс.
Сейчас, идя с Бертой рядом и пытаясь наладить легкий незатейливый разговор, Саймон Плант даже не допускал мысли о возможной близости – рядом с ним шел почти ребенок. «Она такая трогательная в своей самостоятельности!» – думал он, слушая, как Берта рассказывает ему о сегодняшних переговорах в Технической школе. «Ей нужен друг, советчик, опора в чужом городе. Хотя бы просто собеседник», – обманывал себя Саймон Плант, чувствуя, как замирает его сердце от взгляда зеленых глаз.
Этот их первый день они любили потом вспоминать. Причем, если Берта это делала с милой усмешкой, подчеркивая всю нелепость и неловкость ситуации, то в воспоминаниях Саймона этот день был днем всего самого лучшего, что бывает в начале любых отношений – восторженности и надежды.
Они стали встречаться, и предлогом служил интерес обоих к истории и архитектуре. Саймон Плант считал своим долгом рассказать как можно больше и подробнее о городе – о римских купальнях, о старом цирке, о странной и впечатляющей архитектуре времен короля Георга. Для их совместных экскурсий он выбирал немного отдаленные улицы, ближайшие пригороды и, наконец, Бристоль, находящийся в двадцати километрах от Бата. Саймон боялся, что их вдвоем увидят знакомые и пойдут слухи, которые навредят и ему, и ей. Берта все понимала, но делала вид, что ни о чем не догадывается, что эти дальние прогулки – всего лишь стремление как можно обстоятельнее познакомить ее с графством Соммерсет. Она задавала множество вопросов, сама рассказывала, что успела прочитать об этих местах. Их разговоры постепенно приобретали черты задушевных бесед, когда основной темой становятся сами собеседники. Каждый из них старался как можно больше рассказать о себе, о самых важных событиях своей жизни, о пристрастиях, увлечениях, привязанностях. Так разговаривают люди, которые планируют общаться долго, если не всю жизнь. Они очень быстро стали доверять друг другу, и, что больше всего повлияло на это обстоятельство – одиночество Берты или влюбленность Саймона, – было не очень важно. Важно было то, что оба уже нуждались друг в друге.