— Да… И добивалась, и заставляла, и подавляла… А что делать? Все так поступают…
— Ну, слава богу! А то уж я думал, ты непробиваемая у нас. А чего реветь–то надумала?
Ася и в самом деле уже плакала. Слезы вдруг покатились из глаз независимо от нее, сами по себе, она и не заметила даже. И только по рези в глазах из–за попавшей в них туши с ресниц поняла, что плачет…
— Кот, ну ты что говоришь…Выходит, во мне тоже черт сидит, что ли? И Пашка мой не от меня сбежал, выходит, а от черта? Как я от Жанночкиного? Вернее, я–то не сбегала, Жанночкин черт меня сам прогнал за ненадобностью…
— Ну да. Правильно. Только твой черт еще страшнее, Анастасия. Потому что он у тебя несчастный. Ему надо и для себя витаминов добыть, а потом еще и делиться ими надо с другим чертом, более сильным и властным. Вообще, любая жажда обладания – штука опасная, а жажда обладания человеком – вообще катастрофа. Тот, кто ей подвержен – самый разнесчастный на этом свете страдалец и есть, потому как насытиться обладанием до конца практически невозможно. Потому и черт владения – черт особенный. Он хитрый – жуть! Порой так маскируется под видом любви, заботы, нежности, страха потери, материального благодеяния, что и не разглядишь его сразу.
— Ну, знаешь, так можно везде, куда ни плюнь, чертей разглядеть…
— Да нет, Анастасия. Не везде. Просто черт совершенно безошибочно свой витамин на нюх определяет. Вот ты видела когда–нибудь, как приболевшая собака траву нюхает? Долго–долго так, пока травинку нужную не сыщет? Свою, так сказать, витаминку? Так и черт – долго к людям принюхивается, но витамин свой определяет безошибочно. Вот ты слабинку дала где–то – и подружкин черт тебя моментально вынюхал. А твоему собственному черту и принюхиваться не надо было – его витамины всегда в виде детей под боком сидели, пока не повзрослели да сопротивляться не начали…
— А что, что тогда мне делать? Так и жить теперь с этим чертом, что ли?
— Да нет, зачем. Тебе его вытеснять из себя надо потихоньку. Только не путем войны с чужим чертом. Этой войной ты ничего и не добьешься. Сколько подруге ни хами, сколько с ней ни ссорься – это всего лишь война ваших чертей будет, и все. А вот когда ты в себе его уничтожишь, тогда и нападать на тебя некому будет. Вот тогда и перестанешь быть витамином, и тебе никакие витамины не потребуются. Поняла? И сына своего поймешь и полюбишь…
— Да я и так его люблю!
— Нет, Анастасия. Ты не любишь, ты только тревожишься да долг материнский без конца платишь. И нужны тебе только эти долг да тревога, и все. Тут никакой любовью и не пахнет пока. Вот когда ты ему поверишь, тогда и любовь настоящая придет. Когда в нем человека увидишь, а не кредитора своего. Он, сын твой, на сегодняшний день для тебя кто? Он - всего лишь «…горе ты мое, ни к чему без матери не способное». Да ему любовь твоя и уважение в сто, в тысячу раз нужнее, чем твой материнский долг! Я так понял, что он у тебя нормальный же парень? Не алкоголик, не наркоман, не хулиган?
— Нет…
— Тогда я вообще не понимаю, о чем тут слезы лить, Анастасия! Надо тебе своего черта побыстрее на свободу из себя отпускать да начинать новую жизнь. А то припоздниться можешь. В общем, дел у тебя невпроворот! А ты уревелась тут вся, время теряешь!
Ася и в самом деле никак не могла остановиться. Вернее, и не пыталась даже. Ревела себе и ревела в странное удовольствие. Понимала отчего–то шестым, седьмым, да каким угодно чувством понимала, что очень хорошие слезы из нее текут. Замечательные просто. Слезы правды. Слезы будущей надежды. Да и вчерашний росток, поселившийся в ней, опять дал о себе знать – зашевелился–защекотал в груди и в сердце осторожно–трепетно, поглаживать начал своими мягкими и сильными листьями, одобряя будто - давай–давай, мол, плачь шибче, тебе это на пользу…
Плакала она еще долго. Кот не мешал ей. Лежал на своем диване, молчал, отвернувшись, будто и забыл о ней совсем. А когда слезы, наконец, иссякли, Ася поднялась со стула, подошла к его дивану, слегка тронула за плечо:
— Я пойду, ладно? Спасибо тебе за все… Спасибо…Прощай, Кот…
— Ага. Бывай, Анастасия. А захочешь поговорить – еще приходи. Иди, Коля тебе откроет…
В прихожей Ася сердечно простилась с добрым Колей и даже хотела погладить его по голове, да передумала. Уже повернувшись, чтобы выйти, вздрогнула от прозвучавшего резкого дверного звонка. Коля быстро провернул ручку замка и, открыв дверь, вежливо отступил к Асе в прихожую – вслед за ним туда вступила торопливо не кто иной - Пашкина Маргошка… Они так и оказались в узенькой прихожей лицом друг к другу - высокая Марго и маленькая Ася, и застыли в одинаковых удивленных позах.
— А–а–а… Риточка, а ты что сюда… Зачем… Ты что здесь делаешь, Риточка? – с трудом справившись со своим удивлением, первая пролепетала Ася.
— Я? – тоже удивилась Маргошка. – Я вообще–то к отцу своему пришла! Папа! Котик! Ты дома? – крикнула она громко в комнату. И, повернувшись к Асе и помолчав, задумчиво и подозрительно спросила : — А вы? Вы–то что здесь делаете, интересно?
***
12.
Как жить теперь дальше, Ася не знала. Не понимала она совершенно, что делать с нахлынувшим беспокойством, с выросшим так внезапно и до огромных размеров чувством вины перед детьми. Выходит, она плохая для них мать? Она никогда не понимала своих детей, подавляла их, подстраивая под свою жизнь, под свое родительский эгоизм? Как нехорошо это, господи… Как неприятно и страшно об этом думать…А может, все не так? Может, ерунда это все?
Именно эта «ерунда» и не давала ей покоя. Очень хотелось поговорить с Пашкой, объяснить ему все, очень хотелось вернуть его домой. И чтоб все было как раньше, как в той, прежней, размеренно–удобной жизни. Пусть бы она была с чертями, с витаминами, с чем угодно. Там же было так хорошо и понятно… Хотя какая уж тут прежняя жизнь — теперь она и сама не сможет, как раньше…
Вдобавок ко всему прочему, Асю замучили воспоминания. Без конца крутились и крутились в голове картинки из прошлого — фрагменты, так сказать, ее материнского воспитания. Нехорошие такие фрагменты. Можно было даже их внимательно и не рассматривать и в суть их не вникать — все равно лепились к ним одинаковые ярлычки под названием «нельзя», «не сметь», «не трогать»… Прав, прав во всем оказался ее новый знакомый, Маргошкин отец, чего уж там. Так ее ошарашил, что до сих пор в себя прийти не может. Получается, и впрямь она на детях самоутверждается. Светку вон за волосы все время таскает, чуть что не так, а Пашка вообще из дому ушел… Эх, надо было с Маргошкой поговорить там, в прихожей, да адрес их новый узнать. А она растерялась так, что выскочила из Колиной квартиры, как ошпаренная, будто натворила чего…
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});