etc.
Сэру Исааку надо было лишь правильно собрать этот сверкающий конструктор.
И он сделал это.
Но во всем прочем Ньютон громоздил одну нелепость на другую. Он ошибался в определении возраста Земли, в хронологии человеческой истории, в классификации химических элементов. А его «теория материи» — бред настолько анекдотический, что биографы стесняются даже упоминать о ней.
Но эти нелепости — не свидетельство глупости нашего великого Исаака.
Отнюдь.
Ньютон, без всякого сомнения, был самый сильным интеллектуалом той эпохи.
Его заблуждения — простое доказательство того, что гениальность никому не пришивает крылышки и не позволяет порхать над эпохами.
В своем XVII веке сэр Исаак ну никак не мог ознакомиться с периодической таблицей элементов, с раскопками пещеры Чжоукоудянь или стратиграфией. Поэтому и генерировал чистый бред о возрасте планеты, химии, человеке и т.д.
Увы.
У гениев нет возможности заглядывать в диссертации, которые появятся через пару веков.
Все, без исключения, научные открытия сделаны по тому же принципу, что и ньютоновская гравитация. Никаких других способов не существует. Работает только принцип накопления пониманий. Нет накоплений — нет и гения.
Глава XIX
ПОСЛЕДНИЙ ГЕНИЙ
То, что открытие сэра Исаака датируется 1687 годом новой эры, является глобальным позором человечества. Дело в том, что из всех «тайн» мироздания, «тайна» гравитации — самая примитивная.
Но для того, чтобы разобраться с этой фигнёй, человеку потребовалось пять тысяч лет.
Все эти 50 столетий homo клеил себе на лоб этикетку «sapiens». Непонятно, на кого данный выпендреж был рассчитан. Ведь любой титул — это сигнал о статусе, который подается тем, кто способен его понять. В том числе и звание «sapiens».
Но кому человек адресует это сообщение о себе? Перед кем хвастается? Кто должен переполниться почтением?
Кенгуру, бегемоты или страусы?
Хм.
Кенгуру, как известно, принципиально не читают этикетки. У бегемотов скверное зрение. А страусы уверены в том, что homo опять хитрит, чтобы усыпить их бдительность и завладеть перьями, которые хочет носить сам.
Никаких «тайн» не существует. «Тайна» — это вульгарное отсутствие знания.
Но XXI век внезапно обнаружил множество тайн мироздания. Более того, эти чертовы тайны контактируют меж собой и размножаются.
Увы, реальные успехи науки весьма скромны. А все «открытое» — это простые вещи, постигаемые через наблюдение и сопоставление. В том числе и космология, и квантовая механика.
А вот подлинно сложные задачи человек решить не в состоянии.
Черной меткой, которую вселенная, ухмыляясь, вшлёпала в ладонь homo — служит проклятый вопрос происхождения и природы времени.
Тут процесс понимания ну никак не запускается. А все накопленные гипотезы смехотворны. Не существует даже внятного определения того, что такое «время».
Впрочем, это легко объяснимо.
На «ньютоновском» примере мы увидели работу механизма науки. Другого у нее нет.
А в данном случае он совершенно бесполезен. Не за что зацепиться, чтобы начать цепочку выводов.
Множество гениев вгрызалось в тему времени; подступы к ней засыпаны обломками самых авторитетных зубов.
Кривенькие резцы Хокинга тут смешались с прокуренными клыками Эйнштейна. Да все без толку.
Гении погрызли вопрос, но обломались и слились.
Не удивительно.
Современная наука вертит в своих лапках «время» с тем же идиотическим выражением, с каким сэр Исаак Ньютон рассматривал айфон.
Увы и ах.
Существующий метод познания бессилен. Попытки постижения времени Паундом или Нётер ничем не отличаются от протыкания гаджета раскаленной алхимической иглой.
Похоже, данный вопрос настолько превосходит мыслительные возможности homo, что в обозримом будущем (100-200 лет) решен не будет.
Ладно, черт с ним, со временем.
Но без всякого ответа остается и простенький вопрос о том, что такое человек.
Вот он-то вполне решаем, но у «sapiens-ов» нет ни малейшего желания это делать.
Наука не так давно плюнула в лицо человечеству «происхождением видов» Дарвина и условными рефлексами Павлова.
Миф о человеке, который с таким трудом создавала культура, этим плевком был пробит насквозь. Пострадало вранье, а боль испытал homo.
Но зато ему стало понятно, что ничего хорошего от естествознания ждать не приходится; «Дарвин и Павлов» — это не последняя пакость, на которую оно способно.
Да и вообще.
Походка науки стала настолько легкой и стремительной, что возник понятный соблазн переломать ей ноги.
Но!
Подвалы инквизиции затянулись паутинами, костры погасли, а потомки инквизиторов водят экскурсии. Перекошенные злобой фанатики уже не придут людям на помощь. Некому отстаивать священность понятия «человек».
Утрачена квалификация, заржавел инструментарий. Никто не вздернет гения на дыбу и не оторвет клещами тот мерзкий нос, что сунулся куда не следует.
Люди с тоскою посмотрели в свое славное прошлое, но быстро придумали кое-что получше, чем расплав свинца в глотку.
Укротителем гениев стала такая универсальная липа, как «нравственное начало». К счастью, оно способно изуродовать все, что угодно.
Да, пришлось потрудиться. Но в результате усилий моралистов наука отрастила огромный горб этики и согнулась под ним.
Походочка изменилась. Укоротились и покривели ее ножки.
Храбреца Бруно, принимающего огненную смерть — сменил суетливый горбун, клянчащий гранты. Этот уродец торопится обслужить homo, ничем его не печаля. Он знает свое место и благодарно лижет то свой горб, то руки министров.
Как только этика взялась рулить наукой — похоронились все надежды на установление истины о человеке.
Теперь это сделать невозможно.
А шанс был.
Была эпоха, когда культура валялась нокаутированная «происхождением видов» и «условными рефлексами». Любые вивисекции, физиологические опыты in vivo, «человеческие зоопарки» и цирки уродцев воспринимались без зубовного скрежета. Этика еще не портила воздух планеты и не увечила науку.
Тогда, чтобы расставить все точки над «i» требовалось совсем немного.
Что именно?
Объясняю.
Чтобы получить доказательное и полное представление о существе, именуемом «человек», следовало создать герметичный виварий, в котором можно было бы содержать и изучать людей, с рождения изолированных от цивилизации, речи и любых знаний, создав для них те же условия, в которых находился homo плейстоцена.
Да. Это были бы люди в их диком, естественном состоянии. Изоляция от системы рассудка и языка вернула бы рожденных в XX столетии на миллион лет назад.
Изучение этих животных избавило бы от всех иллюзий. Все бы стало ясно и о функциях мозга homo, и о его забавах с камешками. Не говоря уже о таких мелочах, как каннибализм, детритофагия и промискуитет.
Экскурсант, оставаясь невидимым, мог бы заглянуть в глаза своей биологической основе, грызущей оттяпанную ногу ребенка.
Чтобы узнать, чего следует ожидать и от себя самого, и от «ближнего своего», человеку не надо было бы дожидаться очередного Освенцима.
А при выходе из вивария уместны