Читать интересную книгу Магомед, Мамед, Мамиш - Чингиз Гусейнов

Только поспевай за ним, как в армии.

- Сиди, ничего особенного!

- Кто?!

- Да ладно, все это случайной

Вкусен чай у Расима. Жил он сейчас у двоюродной сестры, семья у нее большая, и заработок Расима - в общий котел; детей много, и все в жару в городе, хотя здесь, во дворе мечети,- райский уголок. Зять Расима, худой, высокий, с продолговатой головой на тонкой шее, устроил во дворе в уголке у своей квартиры нечто вроде курятника: высокой железной сеткой отгородил участочек, поместил в нем белых инкубаторных куриц и для белых курочек одного рыжего петуха; с какой гордостью, вытянув шею, петух смотрел на Мамиша, сколько высокомерия в его осанке и высоко поднятой краснобородой головке. Мамиш не сдержал улыбки. Тихо, но внятно произнес строку о петухе, запомнив-шуюся с детства:

- Ай да петух с кровавым гребнем!.. Петух вздрогнул, во взгляде его появилась насторо-женность. Петух - из бывалых, немало куриной крови повидал; не успеет облюбовать по сердцу, как ее уже нет и попахивает паленым.

- Ай петух с глазами-бусами! - вспомнил еще стро-ку. Петух встрепенулся, широко замахал крыльями, раз-дул грудь, зашагал гордо. А тут вдруг мелодичный го-лос моллы зовет с минарета правоверных к вечерней молитве. Мамиш вздрогнул, вспомнил бабушку Мелек-ханум, в эти часы она молилась. "Кого роди-ла ты, женщина? Один Хасай, другой Ага, третий Гейбат!"- "А Тукезбан? А Теймур?.." Но только запел речитативом молла, как тут же закукарекал петух.

- Всегда так,- усмехнулся Расим, накинув на пле-чи пиджак. Стало холодно в одной майке-сетке.- Как начнет молла звать к азану, петух тут же кукарекать.

Даже если он с курицей, отскочит, шею вытянет и сле-дом за моллой.

- Святой петух, значит,- заметил Мамиш. Расим удивленно посмотрел на Мамиша.

- А кто тебе сказал, что мы так называем его?!

- Проще простого догадаться!

Кукарекал, будто соревновался с моллой. "Грех так говорить!" - это бабушка Мелек-ханум. А если бы это-го Святого петуха увидала?

Петух впал в такой грех, добром не кончит, это уж точно. "А ты сразу грех!" Молла пел-заливался вдо-хновенно. Достоин был похвалы и рыжий петух не щадил себя.

А что до чая во дворе мечети Тазапир, то цены ему не было: под цвет гребня петуха, ароматный. Домой воз-вращаться не хотелось.

- Может, заночуешь? - спросил Расим.- А то на ночь глядя, чего доброго, синяков прибавишь. Расим поверил. Раз человек говорит, что поскользнул-ся, так оно и есть, как же иначе?

ГЛАВА СЕДЬМАЯ - рассказ о том, как дяди связали руки-ноги Мамишу, а в рот запихали платок, чтоб и слышать никто не слышал, и знать никто не знал. Окна и двери квартиры Хуснийэ-ханум закрыты наглу-хо, а во дворе тишина такая, что слышно, как капает из крана вода. Хуснийэ утром человека следом за Мамишем послала, а тот, проводив его до Сабунчинского вокзала и посадив на электричку, вернулся. По логике Хуснийэ выходило, что Мамиш ни о чем не помышля-ет. "Какого-то Дашдемира спросил, а мальчик ему: "Вам Гая нужен?" Что за бред? А я у мальчика потом спрашиваю: "Кто такой Гая?"А тот дикий какой-то, ни слова не сказал, отбежал за угол". Стала Хуснийэ на-бирать номер телефона, чтоб у Хасая спросить: "Что за Гая?" Две цифры набрала и вспомнила, Гюльбала по-койный рассказывал, это же мастер Мамиша!.. Хус-нийэ застыла, стоит, трубку даже положить на рычаг забыла. Что же ты, Гюльбала, со мной сделал? И слезы катятся, катятся. На кого ты меня оставил? И зачем мне жить без тебя на свете? Встать бы тебе из могилы, от-ветить Мамишу!.. Как он твоим именем, подлый, спе-кулирует!.. В окно ворвался крик с улицы, и она, будто одряхлев сразу, усталая, опустилась на стул, положила трубку и еще долго сидела, старея и кляня судьбу, пока тот же назойливый крик с улицы не поднял ее и не подвел к окну: кому там не терпится, будто режут кого там? Улица жила обычной летней жизнью, а кри-чавший как сквозь землю провалился. Слезы унесли, смыли горечь, и она уступила свои владения злобе. До чего обнаглел Мамиш! Вчера ночью она подняла но тре-воге одного из своих доверенных, и утром чуть свет тот увязался за Мамишем. Затем после стольких лет ссоры пошла к Are домой. Ее приход всполошил всю семью. Чернобровая жена Аги -"Ух какая, не стареет!"за-волновалась, растерянно забегала по квартире, не зная, куда усадить Хуснийэ-ханум, чем угостить. И в душе благодарна ей: "Очень хорошо, спасибо ей, сидит у нас на шее этот Али, избавимся от его присутствия!" А Хуснийэ, наполнив комнату жаром своих слов и наэлектри-зовав сыновей Аги, которые как стояли у окна, так и застыли, что-то шепнула на ухо Аге и тут же выскочи-ла, не дав опомниться ни жене, а она уже мыла рис, чтобы ставить на плиту плов, ни самому Are. Потом, схватив машину, помчалась к Гейбату, и у него в доме повторилось в точности то же, что произошло несколько минут назад у Аги, за исключением того разве, что же-на Гейбата кормила пузатого младенца, пятого их сы-на, Ширбалу, и тот ни с того ни с сего вдруг разорался так неистово на весь квартал, будто его в розовую мя-коть щеки оса укусила или вместо молока из материн-ской груди пошла одна горечь.

А наутро, как только Мамиш вышел, спеша в Бузовны к Гая, Гейбат преградил ему дорогу. А как же? Вдруг задумал неладное.

- Куда ты собрался? - спросил Гейбат, деланно зе-вая.

- На шашлык!

- Почему так дерзко? - Это Ага появился.- Мы же твои родные дяди. Зачем это все тебе?- Ага говорил миролюбиво.

- Как шпики!

- Хочешь, чтоб твоему дяде было плохо? Чем он те-бя обидел?- Ага будто не слышал того, что сказал Ма-миш.- Может, нам чего не известно? Можешь на ухо мне шепнуть. Мамиш попытался пройти.

- Сиди дома,-сказал Гейбат.-Когда раскаешься, скажешь, что выдумал все, попросишь прощения, поса-дим тебя в такси и отвезем куда твоей душе угодно! Хоть в Москву!.. Куда лезешь? Я же тебе сказал! Какой непонятливый!

- Пропусти.

Ага бросил сигарету под ноги и зло растер.

- Не выводи нас из себя, мы же контуженые, ты знаешь! Сказал тебе Гейбат сиди дома! Значит, сиди!

- По-доброму говорю, отойдите, не то худо вам бу-дет.

- Еще грозишь! Быстро же забыл наш хлеб! Только хотел легонько оттолкнуть Агу, как Гейбат под-сунул под ноги Мамишу свою палку, тот споткнулся и плашмя на асфальт. Ага навис над Мамишем, Гейбат подскочил и в подбородок племяннику кулаком. За-тащили Мамиша в комнату, связали.

- Мы тебя отлупим и Тукезбан нам спасибо скажет! Мамиш вырывался, пришлось Гейбату удар почувстви-тельнее нанести, заткнуть его кричащий и грозящий рот ("Здесь же нет глухих!") платком, пусть остынет, уго-монится. Тогда прижмут, как дитятю, к груди, не бро-сят же его, сына родной сестры, какой бы непутевой она ни была. А пока пусть полежит, кровать-то своя! Уже десять утра.

Пускай Мамиш лежит-полеживает, а я расскажу о станции Бузовны, где по уговору должны были встре-титься всей бригадой и идти к Гая. Собрались, а Мами-ша нет. Сначала Расим пришел, нет чтобы ему за Ма-мишем зайти, но зять спешил на работу и Расим пошел с ним, тем более по пути им; потом Арам, за ним Сергей и Селим. Собрались, ждут Мамиша, а его нет и быть не может. У Гая костер вовсю полыхает, горящие угли накаливает, мясо почти все на вертела нанизано. Где же они? Пошел к ним навстречу Гая. А уже около один-надцати. А вид у него, думает Гая, какой был! И при-шел вчера непонятно зачем! Определенно избили, а он -"споткнулся". И поняли друзья, что беда с Мами-шем, и понять это нетрудно; что делать, тоже яснее яс-ного - конечно же, поскорее к нему домой! И пошли. Вернее, поехали. Тут не до шашлыка, если даже мясо нанизано и угли полыхают. Вот он, угловой дом.

Вошли во двор, на второй этаж. Что здесь вообще тво-рится?!

Это ты, Мамиш?! А эти кто? Ах, это же дяди! Вместе пировали, обнимались, тосты говорили!.. Давайте еще раз знакомиться!.. Они с миром, а тех будто подмени-ли - в темном переулке лучше не попадаться! Гая про-тянул руку, чтобы вытащить кляп изо рта Мамиша, но Гейбат не позволил: не лезь, мол! Нас пятеро, а вас двое, не боитесь разве?! Гая не сказал этого, и без слов ясно. Но кому ясно, а кому и нет. Гейбата не напугаешь, мо-жет и с тремя справиться.

- Слушай, ты! Великий представитель! Шашлык мой уплетал? Люля-кебаб мой ел? Ах ты умник! А как я вас хвалил? А какие я песни вам пел?.. Но вы все такие, еще ни одного порядочного среди вас не встретил!

- Да вы еще и отсталый элемент! Ай-ай-ай! - Это Арам, щупленький холмик перед высоченной горой; Гейбат пока соображал, что ответить, как Ага Араму:

- И ты нас учить будешь?! То-то мне приснилось, что я алфавит твой учу!..

А когда Гая снова полез кляп вытаскивать, Гейбат дал волю рукам. Такой большой дядя, а сдержаться не мо-жет! Да разве можно на Гая руку поднимать?! Это все равно что по скале дубасить: ударишь - само-му больно станет. Гейбат это понял, смекнул, что голы-ми руками здесь никого не возьмешь, поднял над голо-вой палку, и все отскочили назад. Комната не очень большая, но дом родной и стены раздвинутся, если на-до. Тут-то и началось!..

В сутолоке Гая вытащил-таки кляп, но трудно было разобрать слова Мамиша, потому что говорили и крича-ли все, кого вместила комната; не слыхали никогда эти стены такой многоголосицы, а когда строили, и в голову мастерам не могло прийти, что настанет день, когда столько мужчин и столько слов, внятных и невнятных, вберет в себя комната объемом 5Х 5Х 5; Расим в центре этого куба был, решил уладить миром спор, но Ага - когда дерутся, не лезь в середку - со всего размаху ударил его. Откуда было знать Are, что Расим спорт-смен-боксер, разряд имеет? А у Расима до сего дня, бы-вает же такое на Кавказе, дела складывались так, что ни разу он не воспользовался своим искусством ни до, ни после получения разряда и рад был безмерно этому, гены генами, традиции традициями, а не пришлось. Ах, как жаль, что вынудили его нарушить закон "гостеприходства" и показать кое-какие боксерские штучки из самых элементарных: он, кажется, не дотронулся даже до Аги, а тот, будто мячик, отлетел и на Гейбата, чуть с ног его не свалил. Дядьев двое, это известно, а их пя-теро; отняли у Гейбата палку. И сами кулаки их попро-бовали, и дядьев угостили, даже помощи Арама не по-надобилось.