не заденет ни один жизненно важный орган. В него выстрелили исключительно для отвлечения внимания, чтобы я смог сбежать с Отцами Демона.
– А, ясно. Это ты шепчешь своей совести по вечерам, чтобы она позволила тебе заснуть?
– Тебе этого не понять! Картер никогда не отпустил бы меня, если бы я его не предал!
У меня нет сил, чтобы ответить ему, потому что я слабею с каждой секундой. Внезапно резкая боль пронизывает грудь, и я с трудом подавляю стон, отчего на глазах выступают слезы.
Ангел гонит машину, все больше увеличивая скорость, и мы быстро доезжаем до кампуса. Я выхожу из машины, согнувшись пополам, и, с трудом переставляя ноги, направляюсь к лестнице; Отец Демона следует за мной по пятам.
Когда мы оказываемся у самой лестницы, он подхватывает меня на руки и прижимает к груди, а затем поднимается, шагая через две ступеньки. Если до этого момента он мог до конца не понимать, что ситуация очень хреновая, то теперь слезы, текущие у меня по щекам от боли и страха, явно убедили его.
Воздуха не хватает, и боль в груди становится невыносимой. Я задыхаюсь, и мне кажется, что я сейчас умру. Надо было сразу просить его отвезти меня в больницу. Может быть, теперь уже слишком поздно…
– Давай, держись, еще всего несколько ступенек!
Мои мысли в настоящее время не отличаются разнообразием. Они крутятся вокруг матери и смерти. До этого дня я ни разу не забывала принять таблетки, и если я теперь из-за этого умру, то клянусь, что настолько выведу из себя богиню смерти, что она отправит меня обратно в мир живых!
Сегодня каждый новый день для меня – бонус. Я должна была бы быть благодарна, однако не хочу умирать. Я приняла свою болезнь и то, что мне придется сложить оружие гораздо раньше, чем остальным. Полагаю, именно по этой причине мне так сильно хочется жить. Потому что принять не значит смириться.
– Какая комната?
– 307.
Ангел осторожно ставит меня пол: ноги у меня как вата, и он поддерживает меня за плечи. Сил уже почти совсем нет, в глазах начинает мутнеть.
Он роется в моей сумочке и, достав ключи, открывает дверь, но в мои легкие уже почти перестает поступать кислород. Я слышу, что он разговаривает по громкой связи, но не понимаю ни его слов, ни с кем он говорит – я потихоньку начинаю отключаться от реальности.
Наконец я переступаю порог комнаты, но первый же сделанный шаг становится для меня роковым. Ноги подгибаются под тяжестью тела, и я со всей силы грохаюсь на пол. Вокруг все плывет. Мое сердце не выдержит – эта мысль бьется где-то в глубине сознания. Я уже плохо соображаю, однако слышу, как в голове гулким эхом раздается чей-то голос.
– Оставайтесь на линии, соединяю вас с ее врачом.
Стоя передо мной на коленях, Ангел в ужасе заклинает меня не закрывать глаза. Но увы, мои веки становятся невыносимо тяжелыми.
– Только бы Эйр[18] тебе помогла…
– Я не хочу умирать, – еле слышно шепчу я.
Я чувствую, как по щекам текут слезы, а внутри все сжимается от страха. Ангел смотрит на меня, но в глазах у него нет жалости, а есть только грусть и чувство вины. Он крепко сжимает одну из моих рук в своей.
– Я не слишком хорошо тебя знаю, однако с таким взглядом, как у тебя, ты уж конечно не сдашься просто так, из-за какого-то сердца. Ты должна бороться за свою жизнь, Авалон!
Веки у меня трепещут, силясь подняться. Каждый вдох превращается в пытку, и дольше сопротивляться я уже не в состоянии.
– Алло! Ей стало так плохо, что она рухнула на пол! Она теряет сознание! Она забыла про таблетки и не принимала их целый день!
– Успокойтесь, сэр. О ком вы говорите?
– Об Авалон Лопес!
В комнате повисает мертвая тишина, а затем из трубки раздается:
– В больницу! СРОЧНО!
Глава 11
Несмолкаемый писк какого-то прибора. Удобная подушка. Солнце, пробивающееся сквозь шторы.
– Я могу отправить к вам машину скорой помощи, но счет идет на секунды. Вы можете сами привезти ее в больницу?
– Да, едем.
– Следите обязательно за ее пульсом…
Несмолкаемый писк какого-то прибора. Неприятные ощущения во всем теле. Сильная боль в груди.
Приходится несколько раз поморгать, прежде чем туман перед глазами рассеивается, но меня тут же ослепляет свет. Требуется еще несколько секунд, чтобы наконец адаптироваться и оглядеться. Вокруг все безупречно белого цвета. Я в больничной палате, однако я здесь не одна.
У окна стоит Лола, а в другом конце палаты сидит Ангел и нервно листает журнал.
– Сколько я спала?
Вздрогнув, оба поворачиваются ко мне. Лицо Ангела озаряется радостной улыбкой, а Лола молча разражается слезами, изливая в них все свое предшествующее напряжение.
– Двадцать четыре часа, – шепчет Отец Демона. – Но потом ты проснулась и вела себя очень беспокойно. Тебе вкололи успокоительное, и после этого ты проспала еще два дня.
Мне не удается подавить вздох огорчения. Проснуться и узнать, что ты пропустил несколько дней из своей и так слишком короткой жизни, противно и очень болезненно.
– Ты нехило нас напугала, – продолжает Ангел, слабо улыбаясь.
Он подходит к моей кровати.
Как ни странно, его присутствие раздражает меня гораздо меньше, чем три дня назад. Кто знает, может, на это капельку повлияло то, что он спас мне жизнь… Я признательна ему за это, хотя я для него не более чем тягостный приказ.
– Ты не сказала мне, что тебе настолько плохо! – кричит Лола, невероятно взволнованная.
От чувства вины сводит все внутренности.
– Лола, я же жива.
– ЖИВА? – вопит она, заливаясь слезами. – Я догнала вас с Ангелом по дороге в больницу, и, когда мы туда приехали, ты была мертва! ТВОЕ СЕРДЦЕ ПЕРЕСТАЛО БИТЬСЯ!
Кровь застывает у меня в жилах. У меня однажды уже была остановка сердца – это было давно, но мне до сих пор страшно, тем более что у врачей со временем остается все меньше и меньше шансов меня реанимировать.
Плечи Лолы сотрясаются от неудержимых рыданий.
– Это были самые долгие и самые отвратительные девяносто три секунды в моей жизни!
Я смотрю на нее, вложив в свой взгляд переполняющее меня огромное сожаление, но она закрывает глаза и до крови прикусывает губу. Ангел утешающе обнимает ее за плечи, вкратце обрисовывая мне сцену, развернувшуюся три дня назад: я вижу, как я лежу на носилках; как врачи и медсестры, обступив мое тело, пытаются реанимировать меня прямо на больничной парковке; как Лола кричит от ужаса и рыдает от отчаяния; как Ангел обнимает ее, чтобы успокоить; как его перепуганный взгляд не отрывается от моего безжизненного тела. В этот момент я вспоминаю Нору, мою бывшую лучшую подругу: она прервала общение со мной, чтобы не оказаться рядом, когда я начну умирать.
Теперь уже наступает моя очередь закрыть глаза. Дрожащими руками я вырываю трубки из ноздрей, и Лола с Ангелом меняются в лице, явно запаниковав.
– Ну что ты творишь?
– Я спокойно дышу и так.
Осторожно встаю. У меня сильная слабость и ужасно болит грудная клетка – наверное, из-за массажа сердца.
– Вы сообщили моей матери?
От страха, что она узнала о моей госпитализации, начинает тошнить.
– Нет. Ты нам запретила это делать, когда стала отключаться.
Слава богам, даже полностью невменяемая, я не теряю предусмотрительности. Нельзя, чтобы мама узнала. Она безумно расстроится и будет просить меня вернуться домой.
В палату входит медсестра, за которой следует мой новый врач. Оба они явно рады, что я вернулась в мир живых, и улыбаются мне.
– Как ты себя чувствуешь, Авалон? – спрашивает врач в сияющем белизной халате.
– Не так уж и плохо, более или менее.
Он пробегает глазами результаты моих анализов, и я уже заранее знаю, что полный отчет о происшедшем, который будет мне предоставлен, нагонит на меня смертельную скуку. Прежде чем