type="note">[90]. Этот рассказ предупреждает: если женщина попадет в неприятности из-за своего непослушания, ей не стоит рассчитывать на помощь.
С другой стороны, в этом жанре также встречаются истории о женах, которые мудрее своих мужей. В одном таком рассказе жена бранит своего пьяного мужа, а он отвечает, что в своем доме будет делать что хочет. Позже он падает в огонь, но она не дает никому его спасти со словами, что она должна позволить ему делать то, что он хочет[91]. Мужчина, разумеется, сгорел заживо. Мы могли бы подумать, что эта история должна была служить примером жестокости женщин или примером того, как женщина, с которой плохо обращались, может отомстить своему мужу – однако Джон Бромьярд в своей книге для священников извлекает из этой истории иную мораль, которая представляет героиню в более привлекательном свете. Женщина в этой истории символизирует Бога, ее муж – человека: если человек настаивает на том, что он здесь хозяин и будет поступать так, как хочет, Бог не спасет его из огня, но даст ему свободу погубить себя. Те, кто слышал такую интерпретацию истории, могли принять идею о том, что муж, который плохо обращается с женой, позднее получит по заслугам, или что сварливая жена может на самом деле заботится об интересах мужа.
В средневековой литературе можно встретить массу непослушных, непокорных жен – в пример можно привести батскую ткачиху Чосера и некоторых женщин из французских фаблио. Сложно делать какие-либо выводы о средневековом отношении к неподчинению женщин на основании таких литературных сюжетов. Если женщина в рассказе перехитрила своего мужа, современная феминистская критика превозносит такой текст как подрывающий средневековые ценности, но возможно, средневековым людям этот текст рассказывал не о том, что женщины умнее мужчин, а о том, что крестьяне настолько глупы, что даже женщины могут их перехитрить. Батская ткачиха может показаться нам положительным примером, но средневековые читатели могли придерживаться иного прочтения. Самый разумный вывод, который можно сделать из описания супружеских пар в литературе, состоит в том, что и средневековые читатели наверняка замечали эту двусмысленность. Как сегодня одни критики видят в истории батской ткачихи положительный образ сильной женщины, а другие – мизогинистскую нападку на женщин, так и средневековые читатели могли интерпретировать текст и так, и так. Женщины могли ценить сильных женских персонажей в литературе, тогда как мужчины им ужасались и были рады, когда таких персонажей настигала кара (а это происходило очень часто).
Те выводы, к которым мы приходим, читая художественную литературу со всеми ее двусмысленностями, поддерживают и другие источники – агиографическая литература, дошедшие до нас письма и хроники, в которых описывается жизнь аристократов. Мужчины, безусловно, занимали господствующее положение в браке, однако несмотря на юридически установленное главенство мужа, средневековое общество не хотело, чтобы женщина была тряпкой, и не ждало этого. Отношения партнеров в браке чаще всего не были равными, но они и не походили на отношения между господином и рабыней. Мы должны помнить о природе этих отношений, когда мы говорим о сексе между супругами в Средние века. Муж был главным, и жена должна была ему подчиняться, но общество ожидало, что он не будет выдвигать неразумные или унизительные требования и что он не будет игнорировать ее нужды.
В рамках еврейской традиции, как и в христианстве, женщина должна была подчиняться мужу, и для непокорной жены было специальное слово – моредет. Чаще всего оно применялось по отношению к жене, которая отказывалась спать с мужем; муж такой жены, по мнению некоторых раввинов, должен был с ней развестись, и женщины могли намеренно отказывать мужу в сексуальных отношениях или выполнении иных домашних обязанностей, чтобы вынудить мужа дать им развод. Однако в период раннего Средневековья раввины отошли от того, чтобы рекомендовать мужьям давать развод своим моредет; с другой стороны, они все чаще поощряли евреев в принципе давать своим женам развод, если те этого хотели. Возможно, они опасались, что женщины обратятся в нееврейские суды, если заставить их оставаться в несчастливом браке. Некоторые раввины XII века, включая Маймонида, пытались избежать того, чтобы женщины бунтовали против мужей ради получения развода, и настаивали на том, что женщину следует лишить финансовых прав, указанных в ее брачном контракте (ктубе), если при разводе она была признана моредет.
Брак, деторождение и грех
Как мы увидели в предыдущей главе, позиция многих средневековых христианских авторов по отношению к браку была двойственной: они считали брак в лучшем случае менее добродетельным, а в худшем – неизбежным злом для тех, кто неспособен достичь высоких идеалов целомудрия. Но из всех средневековых текстов о браке, независимо от религиозной культуры, ясно видно, как тесно брак связан с сексом и продолжением рода. Сегодня люди заключают браки ради любви и близких отношений, чтобы вместе создать новую экономическую единицу – домохозяйство, а также чтобы завести детей и получить законный выход сексуальному желанию. В Средние века все эти причины при вступлении в брак также были важны, причем, вероятно, экономические были важнее всего. Однако большая часть средневековых текстов о браке сосредотачивается на легитимации секса и продолжения рода, тогда как все остальные причины отходят на второй план. Как постановил церковный совет во Франкском государстве в 829 году:
Мирянам следует знать, что браки совершаются по воле Божьей и должны заключаться не ради удовлетворения похоти, но ради рождения потомства… Плотская связь с женами должна происходить ради зачатия потомства, а не для удовольствия, и мужчине должно воздержаться от связи с беременной женой[92].
Поскольку рождение наследников (и их законность) были так важны, мужьям было необходимо строго контролировать сексуальную активность своих жен. Коль скоро многие средневековые люди воспринимали секс – полностью или отчасти – как репродуктивный акт, их отношение к сексу формировалось под влиянием их представлений о биологии размножения. Средневековые теории деторождения, особенно в христианском обществе начиная с XIII века и далее, опирались главным образом на Аристотеля, который, в их понимании, утверждал, что мужчина предоставлял для зачатия семя, а женщина – материал. Такие взгляды были широко распространены, но не все их придерживались: ранние арабские тексты о медицине в основном опирались на Галена, а не на Аристотеля, и многие авторы медицинских текстов всех религий придерживались теории, согласно которой семя для зачатия ребенка предоставляли и мужчина, и женщина. Но и по мнению Аристотеля вклад женщины в рождение детей был довольно значительным. Женщины не были просто сосудом, они предоставляли материал, который затем становился плодом – однако именно мужчины придавали этому материалу форму. Зачатие девочек или детей, похожих на свою мать, приписывалось слабости мужского семени