Но когда он взглянул на противоположную ложу, где сидел мужчина в черной одежде, также пристально смотревший на него, этот покров внезапно разорвался. И граф, как бы в внезапном припадке кашля, закрыл лицо платком, так как не в силах был отвести свой взор от приковавших его глаз незнакомца.
— Нет, нет, — боязливо прошептал он,— никто не знает моего прежнего имени, и я напрасно пугаюсь.
По окончании первого акта Сан-Пиетро обратился к одному из офицеров:
— Кто этот господин в ложе напротив?
— Я незнаком с ним лично, знаю только, что сегодня он приехал из Неаполя с лучшими рекомендациями. Говорят, он баснословно богат.
— А как его зовут?
— Граф Монте-Кристо… Красавица, что сидит рядом с ним, его жена, а хорошенький мальчик — их сын.
— Благодарю вас,— сказал Сан-Пиетро и злобно прошипел.— Это он, и у него есть сын! О, на этот раз он не ускользнет от меня!
Немного погодя Сан-Пиетро спросил:
— Известны ли политические взгляды и убеждения графа?
— Я знаю только, что немедленно по приезде он послал своего негра с визитной карточкой к Радецкому, прося принять его через несколько дней.
— А, конечно, это разрешает всякие сомнения.
Между тем опера продолжалась при возрастающем одобрении, но в начале третьего акта адъютанты получили приказ явиться на квартиру Радецкого.
Что было делать? Служба прежде всего, и офицеры с неудовольствием покидали театр как раз во время чудесного трио Лучиолы, Руниты и синьора Тино.
Наконец, открылась заключительная сцена: Роза, гордая царица цветов, согласилась на союз фиалки с маргариткой, и брак немедленно свершился под балдахином из листьев, перед наскоро устроенным алтарем из сосновых веток.
Красный, зеленый, белый — вот они опять — национальные цвета! В громе рукоплесканий фиалка и маргаритка приблизились к трону Розы, царица подняла свой жезл, и над прекрасной четой, как бы по волшебству, воздвиглась триумфальная арка из пальмовых листьев.
Монте-Кристо встал и махнул рукой. Театр мгновенно оживился: все вскочили со своих мест, и раздался оглушительный, радостный крик:
— Да здравствует Италия! Да здравствует национальное знамя!
Громкий голос покрыл общие выкрики:
— Долой иноземцев!
Последовала сцена неописуемого смятения и все мгновенно смолкло, когда Лучиола, набросив на плечи красный плащ розы, схватила зеленую пальмовую ветвь и своим дивным голосом запела национальный гимн.
Студенты вскочили на сцену, мигом разобрали все ветки, и тысячи голосов подхватили начатый певицей гимн. С криком: «Да здравствует Италия!» толпа повалила к выходу. Студенты отнесли Лучиолу в экипаж, отпрягли лошадей и повезли ее к дому, восторженно восклицая:
— Да здравствует Лучиола! Да здравствует Италия!
7. В рукопашной схватке
Когда майор Кирхштейн и его товарищи, привлеченные шумом, выбежали на улицу, они увидели экипаж Лучиолы, сплошь покрытый национальными знаменами; певица с белокурой подругой сидела в карете, и Лучиола повторяла восторженно:
— О, Милла, Милла, как это благородно!
— Господа! — яростно вскричал майор.— За мной! Арестуем Лучиолу и отправим ее в цитадель.
Громкое одобрение было ответом, но прежде чем он добрался до экипажа, сильная рука стиснула ему горло, и хриплый голос произнес:
— Если вы тронете хоть волос на голове Лучиолы — вы умрете!
Эти слова сказал маркиз Аслитта. Читатель, наверное, давно догадался, что молодой неаполитанец взял на себя славную, но опасную роль Брута, и Лучиола, отвечавшая взаимностью на его страстную любовь, поддерживала его в этом.
Они встретились в Неаполе. Лучиола гордилась своим возлюбленным и слепо следовала за ним всюду, презирая опасности и смерть. Подруга Лучиолы, кроткая белокурая Милла, написала таинственное либретто, а Аслитта послал его Тичеллини. Эдмон Дантес сдержал слово — клятву, данную им на острове Монте-Кристо: он сделался верным другом угнетенных и, сочувствуя в этом Аслитте, отдал себя в полное распоряжение ему и его делу.
До сих пор он еще ни разу не встречался с Лучиолой, но когда певица увидела его в тот вечер в театре Скала, ею овладело странное волнение. Да, она знала этого человека, боровшегося за будущность Италии, и была убеждена, что он сумеет добиться этой цел и.
Услыхав угрозу майора, Аслитта впервые ясно осознал опасность, которой подвергалась его возлюбленная; он уже схватился за колесо кареты, когда сильные руки повалили его на землю. В то же время он услышал хорошо знакомый голос Сан-Пиетро:
— Попался-таки!
В рот маркиза засунули кляп, руки и ноги связали веревками, и двое пандуров поволокли его, между тем как граф повелительно кричал:
— Вы знаете приказ, берегитесь! Вы ответите жизнью за пленника!
Жандармы бросили Аслитту в повозку, и бешеным галопом помчались через улицы, звучащие праздничными криками. Тщетно старался маркиз разорвать свои путы. Один из пандуров приложил к его лбу дуло карабина и с угрозой сказал:
— Не шевелитесь, или я размозжу вам череп!
Скрежеща зубами, Аслитта повиновался… Повозка остановилась, маркиза выволокли из нее, и за ним глухо захлопнулась дверь подземной тюрьмы.
8. Маски падают
Когда ненавистные австрийские мундиры появились на освещенных факелами улицах, в толпе раздался грозный ропот, и студенты, окружившие экипаж Лучиолы, бросились на офицеров.
Это был безумный поступок — у молодежи не было другого оружия, кроме пылкого патриотизма и ненависти к иноземным тиранам.
Раздался выстрел, и во главе солдат показалась высокая фигура графа Сан-Пиетро, громко скомандовавшего своим людям атаковать безоружную толпу.
Услышав выстрел, студенты снова окружили карету Лучиолы. Полная мужества и хладнокровия, певица утешала дрожащую Миллу, удивляясь лишь отсутствию Аслитты, не подозревая его истинной причины.
Но когда отталкивающая физиономия Сан-Пиетро появилась возле экипажа, сердце Лучиолы сжалось, и мгновенно в ее голове родилось подозрение — не он ли предал маркиза?
Граф распоряжался превосходно — солдаты тесным кольцом окружили патриотов, и студенты тщетно пытались загородить экипаж Лучиолы.
Граф очутился, наконец, рядом с певицей.
— Что же, Лучиола,— ты видишь, теперь тебе не ускользнуть от меня? — с грубой насмешкой вскричал он.
В ту же минуту Лучиола вскочила и, бросив на графа взгляд, полный глубокого презрения, произнесла своим звучным чистым голосом: