— Ты же начинающий биолог, — Инка сидела на парапете и от волнения грызла уголок карточки. — Ты должен знать!
— Представь себе, не знаю, — Максим маялся рядом, не зная, что делать — вскарабкаться на теплый пыльный камень, сказав чистоте штанов «прощай», или продолжать переминаться с ноги на ногу, не зная, куда их девать. — Если ты думаешь, что в университете мне дали тайное знание, отличающееся от дежурных фраз в школьном учебнике, я тебя разочарую. Не дали, пожадничали.
— Ведь это бред. Забота о сохранении редких зверей — это прекрасно, но принять версию о том, что на них плохо действует фото- и видеосъемка, я не могу.
— Я тоже не могу, но факт остается фактом. «Содержащиеся в неволе животные чувствительны к тонким электромагнитным полям от камер…» — Макс начал цитировать фразу из учебника, но Инна замахала на него руками.
— Уже перечитала и посмеялась неоднократно. В этом пункте уж очень сильно зоология не дружит с физикой. Ты никогда не задумывался?…
— Все задумывались, — Максим все-таки решил усесться рядом и запрыгнул на парапет. — Ты думаешь, на биофак идут одни идиоты, принимающие дурацкие фразы как догму? Вовсе нет. Но первое, чему нас учат на первом курсе — зоопарковый вопрос про фото не обсуждается. Хочешь проблем — спрашивай, ага. С угрозой отчисления. Не хочешь — интересуйся всем остальным.
— Что за всемирный заговор, а… — Инна выплюнула кусок жеваной бумаги, метко попала в ковыляющего мимо голубя-попрошайку и решительно сунула обгрызенную фотографию в карман. — Скажи, а ты случайно не знаешь, в какую смену работают самые ленивые охранники зоопарка? Желательно, с плохим зрением.
— К сожалению, знаю, — Макс обреченно вздохнул. Тайны, по законам жанра, всегда лучше раскрываются, когда за ними охотятся двое. Но порой они слишком опасны — в частности, для карьеры одного из охотников. — И почему я всегда соглашаюсь лезть с тобой в дурацкие авантюры?
«Потому что тебе и самому интересно» — успел шепнуть внутренний голос, прежде чем разум его заткнул. В конце концов, должен же кто-то из команды хотя бы притворяться законопослушным и здравомыслящим, не так ли?
— Ничего, — Инка потерла слезящиеся глаза и зевнула. Ночная проявка фотопленки чрезвычайно плохо влияет на степень выспанности. — Опять ничего.
— Если бы знать, что мы вообще ищем… — Макс перебирал внушительную пачку фотографий. — Правда, теперь у нас есть куча улик против себя на случай обыска и возможность стать монополистами на черном фоторынке. Спешите видеть! Млекопитающие во всех ракурсах и позах!
— Да ну тебя! — девушка закусила губу и тряхнула челкой. — Лучше придумай, что теперь делать, когда следствие зашло в тупик.
Тупик и вправду был темный, внушительный и непреодолимый.
Они ухитрились заснять почти всех зверей, которых держали в открытых клетках на дальних аллеях. Фотографировали их поодиночке. Парами. Друг друга на фоне любопытных носов и лап, сжимающих подаренные бананы или морковку. Ничего криминального или хотя бы чуть-чуть странного не обнаруживалось. Обычные фото, качеством получше, чем двадцатилетней давности, но не более того.
Инка уже стала сомневаться в своей интуиции. Обычно она не подводила, но в этот раз, похоже, готовилась расписаться в собственной беспомощности. Или пошла не по тому пути… Ведь должна же быть какая-то причина для всех этих запретов, арестов и штрафов. Причем достаточно серьезная, чтобы девятнадцать лет назад — осторожные расспросы старшего поколения позволили выяснить точную дату — фактически в одночасье все зоопарки планеты были объявлены табу для фотографов.
— Почему не национальные парки? Не шапито всякие? Не собачьи питомники или выставки? Почему именно зоопарки?
— Еще живые уголки и лаборатории при институтах, — Макс поправил очки и в сотый раз стал пересматривать фото. — Что у них общего?
— Там совсем разные звери всю жизнь сидят на одной территории, причем каждый в замкнутом пространстве. Как им, должно быть, неуютно, странно и несвободно. Хочется выбраться на волю. Решетки разогнуть или подкоп сделать…
— Подкоп! Именно! — Макс уставился на фотографию дикобраза, сделанную накануне. — Скажи, а тебе не кажется странной вот эта дыра в бетонном полу клетки?..
* * *
Юстас ненавидел людей в спецодежде с блестящими жужжащими глазами в руках. Когда они приходили и начинали шнырять вокруг, всё осматривать и обнюхивать, Бродящие-сквозь-решетку прятались и потом долго не появлялись. Осторожничали. И приходилось жить несколько дней, а то и недель, без запаха свободы и без рассказов о лохматых травяных степях. А это нелегко, когда у тебя всего один кусочек неба в кроне дерева и жесткий серый пол вместо теплой земли.
Юстас жевал хрустящие крошки печенья, которое так же, как и свобода, было все закона — по мнению зоологов, дикобразу не положено питаться мучным — и вспоминал, сколько раз он уже видел Бродящих. И чуял их запах — травяной, свежий и пряный, запутавшийся в зеленой одежде и длинных волосах. Если правильно сжать когти на двух передних и одной задней лапе, получалось, что встречать их осталось совсем недолго. Еще разочек. Или два.
Морские свинки в клетке напротив переливчато заурчали. Юстас пошелестел иголками в ответ. Агути за стенкой захрустели капустными листьями. Все готовы, сегодня ночью опять можно призывать их. Вместе. На разные голоса, чтобы наверняка. И если они придут, кому-то повезет уткнуться носом в теплые руки, пахнущие молоком и имбирным печеньем, и забыть хотя бы на мгновенье о том, что ты родился взаперти и никогда не видел настоящего мира. О том, что тебя отобрали у матери, выкормили из бутылочки и засадили сюда, не спросив — а хочешь ли ты быть здесь. Бродящие добрые. Они милосердно забирают память — взамен же дают надежду на лучшее будущее. Которое уже совсем близко.
* * *
— Надо еще раз сходить туда и сфотографировать поближе. У меня получится просунуть руку сквозь прутья.
— Не боишься? — Макс невольно улыбнулся. — Юстас — самый большой дикобраз среди живущих в российских зоопарках. По крайней мере, так написано на его табличке. И вообще, он очень внушительный и независимый на вид. Даже несмотря на то, что я иногда подкармливаю его печеньем.
— Тогда у нас тем более не будет проблем! — Инка сдернула пальто с вешалки и стала его натягивать, всё никак не попадая в рукав — должно быть, от волнения. — Я чую, теперь мы совсем близко.
— Будьте внимательны, прошу вас! — директор зоопарка отчитывал сотрудников. — Почему ночная смена задержалась?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});