Она уже собиралась всерьез поговорить об этом с доктором, но именно в тот день, когда она решилась, как гром среди ясного неба вдруг прозвучали слова о выписке.
Во время перевязки доктор был серьезен — впрочем, как обычно, однако на этот раз Саша почувствовала, что что-то не так. Он как всегда обработал раствором перекиси водорода каждый шов на лице, однако на этот раз не стал, как обычно, накладывать мазь.
— Екатерина Борисовна? — обратился он ко второму хирургу отделения. Екатерина Борисовна, пожилая женщина с одутловатым лицо и добрыми глазами-щелками подошла и посмотрела на Сашу.
Две пары глаз смотрели на Сашу, и она не видела в них угрозы, однако почувствовала приближение чего-то нехорошего.
— Конечно, Евгений Петрович. Я думаю, даже более чем достаточно.
— Ну, поднимайтесь, Саша.
Саша, оттолкнувшись локтями, села на кушетке. В перевязочной было холодно, но в этот момент она вдруг почувствовала какую-то обжигающую волну, пробежавшую по всему телу. Несколько капель пота тут же выступили на лбу.
— Бинты больше накладывать не будем. Все швы уже зарубцевались. Никаких нагноений, все… Все отлично, можно сказать. Так что звоните своей подруге, пусть приезжает за вами.
— Вы что… Вы хотите сказать, что выписываете меня? Выписываете меня из больницы?
В тот вечер у нее случилась истерика. Вернувшись из перевязочной в палату, она упала плашмя на кровать и разрыдалась. Все то, что накопилось в душе за прошедшие несколько дней, бурным потоком вылилось наружу, и парализующее чувство страха полностью подавило собой все остальные мысли, чувства и желания. Она так сильно боялась будущего, чувствовала себя настолько беспомощной, что просто не знала, как быть дальше. Кажется, она обещала Кристине… Впрочем, не только и не столько Кристине, а прежде всего — самой себе, что поговорит с Денисом. Она откладывала этот разговор каждый день; каждую минуту думая об этом, обещала себе, что сделает это завтра. Здесь, в больнице, Саша чувствовала себя более защищенной. Возвращаться домой было страшно.
Накануне выписки к ней снова приходил следователь. Известие о том, что Андрей Измайлов находится в камере предварительного заключения, не произвело на Сашу никакого впечатления: она восприняла это совершенно равнодушно, словно то, что случилось, теперь уже ее совсем не касалось. Конечно, она боялась не его. Она боялась прежде всего самой себя, боялась предстоящей встречи с Денисом, его взгляда — того самого первого взгляда, который он бросит на ее изуродованное лицо. Этот взгляд — Саша знала — он решит все. Он даст ответы на все накопившиеся неразрешимые вопросы, один взгляд — на сотни вопросов. Только где найти силы дождаться этого взгляда, пережить эту секунду, которая перевернет всю ее жизнь?
Порой страх, наполнивший душу, снова заставлял ее вернуться к мысли о том, чтобы оставить все, как есть, ничего не рассказывать Денису — просто исчезнуть из его жизни и остаться в его памяти такой, какой она была прежде. Ведь изменилось не только ее лицо — теми же самыми шрамами была покрыта и душа. И принимая Сашу, он должен будет принять не только ее новый внешний облик, но и ее новую, израненную и исковерканную, изменившуюся душу. Это может оказаться для него непосильным.
Снова и снова, сотни, тысячи раз, она раздумывала над тем, как ей быть. Теперь, когда пришло время выписки и она созналась себе в том, что так до сих пор ничего и не решила, ей хотелось только одного — кричать, громко, во весь голос, чтобы хоть чем-то заглушить ту внутреннюю боль, которая разрасталась с каждым днем.
Внезапно, в тот момент, когда слезы уже почти высохли на глазах, а крики превратились в судорожные всхлипывания, она ощутила острую потребность увидеть свое лицо. За прошедшие дни она ни разу не думала об этом. Вернее, думала, но страшилась, гнала прочь от себя эти мысли, вспоминая то, что лишь однажды случайно увидела отраженным в стекле. В тот первый день, самый первый день ее пребывания в Мертвом Доме. С тех пор, заходя в перевязочную, она намеренно отворачивалась от шкафчика с медицинскими инструментами, чтобы случайно, ненароком, снова не столкнуться с собственным отражением. Теперь же ее желание увидеть свое лицо было настолько сильным, что заставило ее вскочить с потели и судорожно оглядеться по сторонам. Но в палате, конечно же, не было зеркала, а единственным предметом с отражающей поверхностью было оконное стекло, но воспользоваться им можно было только вечером. Ждать до вечера Саша не собиралась.
Быстрыми шагами она подошла к двери палаты, распахнула ее. В дальнем конце больничного коридора промелькнул силуэт медсестры.
— Зеркало! — громким, срывающимся голом прокричала Саша ей вслед. Та обернулась, окинула ее недоумевающим взглядом и, ничего не ответив, скрылась за дверью ординаторской. Саша слышала звук собственного сердца: сердце стучало в груди так, словно она только что закончила пробег марафонской дистанции.
— Черт! — досадливо выругалась она почти громко и, беспомощно оглядевшись по сторонам, решительно направилась к соседней палате. Зеркало было необходимо ей сейчас как воздух, а может быть, даже больше, чем воздух. Она распахнула дверь и как вихрь влетела в палату. На единственной кровати возле окна лежала пожилая женщина. Кажется, она спала, потому что глаза ее были закрыты. В другое время Саша повела бы себя более деликатно, но в ту минуту она жила только одним единственным стремлением. Подойдя к спящей женщине, она принялась тормошить ее.
— Зеркало, дайте мне, пожалуйста, зеркало! — настойчиво повторяла она до тех пор, пока та не открыла глаза. А, открыв, отшатнулась…
— У вас есть зеркало? Да что вы так испугались, я же не приведение, и не с того света вернулась, я живая!
— Нету… Нету у меня, дочка, зеркала, — пробормотала старушка, глядя все так же испуганно. Саша, поняв, что ничего не добьется, лишь досадливо махнула рукой и скрылась за дверью палаты так же стремительно, как и появилась. Коридор длинный, в конце концов, где-нибудь ей повезет.
Распахнув следующую дверь, она увидела трех женщин. Одна из них, молоденькая девушка с распущенными по плечам волосами, сидела на табуретке возле окна. Она сидела спиной в двери, но обернулась на звук в тот момент, когда Саша вошла в палату. Рыжие волосы тяжелой, блестящей в переливах солнечного света волной скользнули по спине. Девушка обернулась, и Саша, не веря своим глазам, увидела у нее в руке небольшой светящийся прямоугольник. В другой руке, кажется, была расческа. Но это было не важно — теперь она видела только зеркало, и шла, слегка пошатываясь, медленно, словно вслепую, на свет, отраженный им. Саша не видела лица той девушки, которая, замерев в тревожном ожидании, напряженно следила взглядом за странной сомнамбулической фигурой. Не видела, как что-то зажглось и тут же потухло в глазах этой незнакомой рыжеволосой обладательницы заветного светящегося прямоугольника, когда та увидела Сашино лицо.