7 октября переезжаем: Прощай, Семеновка! Хорошо поработали, подлечили чуть не две тысячи раненых.
... ... ...
Поехали на запад. Без спешки, подолгу стоим, ожидаем обоз.
Сухая осень, тепло. Поля, перелески. Белоруссия. Следов боёв мало, видно, что немцы отступали быстро. Но деревни сожгли недавно, при отступлении, каждая вторая. Живут в землянках. Наружу торчат трубы.
Деревни бедные. Люди картошку собирают, молотят во дворах рожь с частных делянок, с огородов. Голодная зима предстоит. Местами пашут. На коровах, на жалких клячах, женщины сами впрягаются в плуг. Хотят посеять немного озимых.
- Где народ? Почему деревня пустая?
- И-где? Вакуировались некоторые. Девок немец угнал. Мужики служить пошли. Из лесу вернулись - и служить. Померли тоже много... особенно ребятишки. Вот и весь народ. Да и тем, что остались, чем кормиться, где жить? В самом деле, как будут жить люди? Чем дальше продвигаемся по Белоруссии, тем больше пепелищ и свежие, и старые - это за партизан. Непросто давалась партизанская война. Смелый налет, диверсия - ответные репрессии - сожжённые села, расстрелянные жители. Трудно сказать, какой баланс жизней.
Когда видишь этих женщин и детишек в лохмотьях, копающихся на пепелищах, смотрящих голодными глазами, в груди глухо поднимается ненависть к немцам.
Мы едем к Гомелю. В дороге сказали: "Возьмут Гомель - там работать будете". Все довольны, города давно не видали, с Калуги.
Но остановились в двенадцати километрах от Гомеля, в деревне Ларищево. Фронт стоит.
Госпиталь отдыхает. Ребята ходят на речку Ипуть, глушить рыбу, ухой потчуют. Я же частенько заглядываю в гости к своим перевязочным сёстрам. Даже слишком часто. С Лидой гулять ходим.
Да, кто-то получил известие о Хаминове - он прибыл в полк в самый разгар боев летом 42-го, отличился при эвакуации раненых, был помилован, потом попал под Сталинград и там погиб. Пожалели.
21. 1943 г. Хоробичи-1.
На новое место приехали 4 ноября под вечер. Село Хоробичи - четыреста пятьдесят домов, почти совсем целое. Рядом - станция через которую снабжается наша армия, южнее Гомеля.
Будем работать в ГБА - Госпитальной Базе Армии. Мы, ГЛР и ЭП.
Все раненые будут поступать на санитарных и попутных машинах к нам. Мы должны тут же на машинах их сортировать, снимать тяжёлых для себя, а ходячих и сидячих отправлять теми же машинами в ЭП, в соседнее село Городню. Где-то там есть ещё ГЛР.
Но развертываться опять негде. Стоит летная часть, генерал и разговаривать не стал с нашим начальником. Где там!
Придется ставить палатки среди площади.
Но есть, однако же, высшая справедливость! 6 ноября летчики уехали.
И еще, Киев наш! Я даже не знаю, чему мы больше радуемся.
Теперь мы обладатели школы, клуба, и ещё около двадцати домиков под службы и квартиры личного состава.
В праздник развернулись. Всё продумали и приготовились для большой работы. Задачи трудные, на носу зима. Но мы не повторим Угольную!
Итак, наше развёртывание: Сортировочное отделение - три большие палатки для приёма раненых, отсюда они идут в баню, потом без белья - в конвертах и под одеялами, в халатах - собираются в палатку-буфер, где ожидают перевязки. Это важное новое изобретение. В перевязочной им меняют повязки и только тогда надевают чистое бельё и отправляют в госпитальное отделение - в школу. Однако не всех. Кто с легкими ранениями, тех несут обратно в "буфер", там их одевают в прожаренное обмундирование и везут в эвакоотделение - 220 коек - в клубе, сельсовете и палатках. Госпитальное отделение на двести мест, в школе. Шестьсот раненых можем вместить не занимая хат.
Операционно-перевязочное отделение на восемь столов развернули в "доме учителя". Перед входом поставили палатку - "накопитель".
... ... ...
С 10-го ноября началась работа. Нам привезли всех нетранспортабельных из ППГ первой линии и специализированного ППГ ("голова"). Заняли почти все койки в школе.
16-го в полночь, когда шёл дождь со снегом, за мной прибежал санитар перевязочной, Бессоныч:
- Николай Михайлович! Привезли... Страшное дело!
Слышу мощный гул машин, как будто идёт эскадра самолетов, и в окне мелькают отблески фар. Одеваюсь, как по тревоге. Бегу...
Вся огромная площадь перед школой заполнена медленно ворочающимися и ворчащими "студебеккерами" со вспыхивающими и гаснущими фарами, сильными, как прожекторы. В их свете падает снег.
У сортировки ругань. Шофёры обступили Быкову, кричат, матерятся.
- Сгружай немедленно, старая карга! Замёрзли! Слышишь, стонут? !
Вот он - критический момент. Вот сейчас их нужно матом, как я умел раньше, когда был сменным механиком. Но тут эта Быкова. Нельзя.
- А ну, тише! Старшего сюда!
Старшим был капитан, но он молчал. У него был приказ, и он знал порядок, но ехать по грязи в Городню совсем не хотелось. А тут ещё дождь со снегом. Веду переговоры: - Сколько машин? -43 Сколько раненых? Не знает, возможно - пятьсот.
- Не сметь сгружать! Здесь снимаем только лежачих и тяжёлых. Знаете приказ? Остальных везёте в Городню.
В кузове, на соломе, или прямо на железном полу, лежали раненые - без одеял, только в шинелях или ватниках. Между лежачими - согнутые фигуры сидящих, с завязанными головами и шеями, с разрезанными рукавами, штанинами, запорошенные тающим снегом, мокрые. Куда тут их ещё везти! Но если мы примем всех, значит, сразу заполнимся до отказа. А завтра? Нет, солдат должен терпеть. Это его первая обязанность.
Санитары с носилками следуют за мной и Быковой. Залезаю в машину и отбираю.
Лежачих быстро стаскивают с машин. Тех, кто сидит, проверяю. В других машинах командуют Быкова и Аня Сучкова. Разгрузка идёт споро - в сортировке много мест. Укладывают подряд, потеснее. Там раненые сразу замолкают, потому что бочка уже шумит от пламени, дрова сухие заготовлены.
В иных машинах шофёры командуют ходячим:
- Слезай, чего ждешь? Не выгонят!
Но мы неумолимы и отправляем из приёмной снова на машину. Майор тут же, помогает объясняться с шофёрами и капитаном. Это очень важно, потому что у меня плохо получается уговаривать.
По мере разгрузки машины ворчат моторами, зажигают фары и начинают маневрировать к выезду с площади. Она постепенно пустеет. Разгрузка заняла всего полчаса. Лоб мокрый от пота, хотя на мне одна гимнастерка. А может, от снега?
В сортировке уже идёт работа. Прежде всего, согреть, напоить. Бочка пылает, бак с кипятком и даже чайник с заваркой стоят на бочке. Настроение уже совсем другое. Слышатся даже благодарности.
- Спасибо, сестрица... Так замерзли, так замерзли, что и сказать нельзя. - А кормить будут?
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});