Читать интересную книгу Толкование сновидений - Зигмунд Фрейд

«Das Beste, was du wiseen kannst, darfst du den Buden doch nicht saqen». («Все лучшее, что мы знаем, ты тем не менее не смеешь сказать людям».) В аналогичном положении находится и политический писатель, желающий говорить в лицо сильным мира сего горькие истины. Если он их высказывает, то власть имущий подавит его мнение: если речь идет об устном выступлении, то возмездие последует после него, если же речь идет о печатном выступлении, то мнение политического писателя будет подавлено предварительно. Писателю приходится бояться цензуры, он умеряет и искажает поэтому выражение своего мнения. Смотря по силе и чувствительности этой цензуры он бывает вынужден либо сохранять лишь известные формы нападок, либо же выражаться намеками, либо же, наконец, скрывать свои нападки под какой-либо невинной маской. Он может, например, рассказать о столкновении между двумя мандаринами в Срединной Империи, но на самом деле иметь в виду отечественных чиновников. Чем строже цензура, тем менее прозрачна эта маска, тем остроумнее средства, которые приводят все же читателя на след истинного значения слова. Д-р Г. ф. ГугТелльмут. сообщила в 1915 году сновидение (Intern. Zeitschr. f. arztl. Psychoanalyse III), которое пригодно, как, может быть, никакое другое сновидение для того, чтобы оправдать мои термин «искажение». Искажение в сновидении прибегает в этом примере к тем же приемам, что и цензура писем, вычеркивающая те места, которые кажутся ей неподходящими. Цензура писем зачеркивает эти места настолько, что их невозможно прочесть, цензура сновидения заменяет их непонятным бормотаньем.

Для понимания сновидения следует сообщить, что сновидящая – уважаемая, высокообразованная женщина, 50-ти лет, вдова штаб-офицера, умершего приблизительно 12 лет тому назад, мать взрослых сыновей, один из которых к моменту этого сновидения был в походе.

Теперь я привожу это сновидение о «любовном услужении». Она идет в гарнизонный госпиталь № 1 и говорит привратнику, что она должна видеть главного врача… (она называет при этом, неизвестную фамилию), так как она хочет поступить в услужение в госпиталь. При этом она настолько подчеркивает слово «услужение», что унтер-офицер тотчас замечает, что речь идет о «любовном» услужении. Ввиду того что она пожилая женщина, он после некоторого промедления пропускает ее в госпиталь.

Поразительное совпадение феноменов цензуры и феноменов искажения в сновидении дает нам право предполагать для тех и других одни и те же условия. Мы имеем основание, таким образом, предполагать, что в сновидении играют наиболее видную роль две психические силы (течения, системы), из которых одна образует желания, проявляющиеся в сновидении, другая же выполняет функции цензуры и, благодаря этой Но вместо того чтобы пойти к главному врачу, она попадает в большую темную комнату, в которой за длинным столом стоит и сидит много офицеров и военных врачей. Она обращается со своим ходатайством к одному штабному врачу, который понимает ее с первых слов. Текст ее речи в сновидении таков: «Я и многие другие женщины и молодые девушки-венки готовы солдат и офицеров без различия…» Здесь в сновидении следует бормотанье. Но отчасти смущенные, отчасти лукавые мины офицеров свидетельствуют о том, что все присутствующие правильно поняли это бормотанье. Дама продолжает: «Я знаю, что наше решение весьма странно, но оно сделано всерьез. Солдата на войне не спрашивают, хочет ли он умереть или нет». В течение минуты тянется мучительное молчание. Штабной врач кладет ей руку на грудь и говорит: «Милая дама, пользуйтесь случаем, дело действительно дойдет до того…» (бормотанье). Она отталкивает руку врача, думает при этом: «Один как другой», и возражает: «Боже мой, я старая женщина и, может быть, совсем не буду в состоянии. Впрочем, должно быть соблюдено условие: считаться с возрастом, так, чтобы более пожилая женщина и молодой человек не… (бормотанье); это было бы ужасно». Штабной врач: «Я вполне вас понимаю». Некоторые офицеры, среди них один, который домогался ее в молодости, громко смеются, и дама хочет, чтобы ее повели к знакомому ей главному врачу с тем, чтобы вывести все на чистую воду. При этом она, к великому своему смущению, вспоминает, что она не знает его фамилии. Несмотря на все, штабной врач вежливо и почтительно называет ей эту фамилию и указывает ей дорогу ва второй этаж через узкую железную винтовую лестницу, которая ведет непосредственно из комнаты на верхние этажи. Подымаясь, ова слышит, как один офицер говорит: «Это колоссальное решение: безразлично, молодой или старый, послушайте!» Она идет по бесконечным ступеням вверх с таким чувством, как будто она просто исполняет свой долг.

Это сновидение повторилось на протяжении двух-трех недель еще два раза и, как замечает дама, в нем были очень незначительные и совершенно бессмысленные изменения[43] цензуре, способствует искажению этого желания. Спрашивается, однако, в чем же состоит полномочие этой второй силы, проявляющейся в деятельности цензуры. Если мы вспомним о том, что скрытые в сновидении мысли до анализа не сознаются человеком, между тем как проистекающее из них явное содержание сновидения сознательно вспоминается, то отсюда следует предположить, что функция второй инстанции и заключается именно в допущении к сознанию. Из первой системы ничто не может достичь сознания, не пройдя предварительно через вторую инстанцию, а вторая инстанция не пропускает ничего, не осуществив своих прав и не произведя желательных ей изменений в стремящемся к сознанию материале. Мы обнаруживаем при этом совершенно особое понимание «сущности» сознания; осознавание является для нас особым психическим актом, отличным и независимым от процесса воспоминания или представления, и сознание кажется нам органом чувства, воспринимающим содержание, данное ему извне. Можно показать, что психопатология на может обойтись без допущения этих основных предпосылок. Более подробно мы коснемся их ниже.

Принимая во внимание роль обеих психических инстанций и их отношение к сознанию, мы можем подметить аналогию между нежным чувством, проявленным мною в сновидении к моему коллеге Р., получившему столь низкую оценку в дальнейшем толковании, и политической жизнью человека. Я переношусь в общественную жизнь, в которой властелин, чрезвычайно ревностно относящийся к своей власти, борется с живым общественным мнением. Народ восстает против нелюбимого администратора и требует его увольнения; чтобы не показать, что он считается с народной волей, властелин должен дать администратору повышение, к которому в противном случае не было бы ни малейшего повода. Таким образом, моя вторая инстанция, властвующая над входом в сознание, обращается к коллеге Р. с преувеличенно нежным чувством, так как желание первой системы на основании особого интереса, с которым они именно и связаны, стараются назвать его дураком. Такие лицемерные сновидения не являются редкостью ни у меня, ни у других. В то же время, как я был занят разработкой одной научной проблемы, меня в течение нескольких ночей подряд посещало несколько непонятное сновидение, содержанием которого было мое примирение с одним моим другом, с которым я давно разошелся. Когда это сновидение повторилось раз пять, мне удалось наконец понять его смысл. Он заключается в желании отказаться от последних остатков внимания, уделяемого данному лицу, совершенно освободиться от него. Я сообщил слышанное от одного лица «лицемерное эдиповское сновидение», в котором враждебные побуждения и пожелания смерти в мыслях сновидения заменяются нежностью в явном содержании. («Типичный пример скрытого эдиповского сновидения».) Другой вид лицемерных сновидений будет приведен в другом месте (см. ниже гл. VI «Работа сновидения»).

Здесь может возникнуть мысль, что толкование сновидения способно дать нам разъяснение относительно структуры нашего душевного аппарата, которого мы тщетно ждали от философии.[44] Мы не пойдем, однако, по этому пути, а, выяснив значение искажающей деятельности сновидения, вернемся к нашей исходной проблеме. Мы задались вопросом, каким образом неприятные сновидения могут означать все же лишь осуществление желаний. Мы видим теперь, что это вполне возможно при наличности искажающей деятельности сновидения, если неприятное содержание служит лишь для замаскирования приятного и желательного. Учитывая наше предположение о второй психической инстанции, мы можем теперь утверждать: неприятное сновидение действительно содержит нечто, что неприятно для второй инстанции, но что в то же время осуществляет желание первой инстанции. Такие неприятные сновидения постольку означают осуществление желания, поскольку каждое сновидение исходит из первой инстанции, вторая же действует лишь тормозящим образом. Если мы ограничимся лишь оценкой того, что вносит в сновидение вторая инстанция, то мы никогда не поймем сновидения. Перед нами останутся все те же тайны, которые казались столь неразрешимыми большинству ученых.