Читать интересную книгу Дверь в небо - Евгений Тарбеев

   - Кто они? - спросил я у толстопузого.

   - Эти не могут войти.

   - Почему?

   - Они не верят, что еды много. Поэтому их не пускают, - пояснил мамонообладатель, и кряхтя, пунцовея ряхой, взобрался на крыльца. Оборванцы расступились, пропуская нас ко входу.

   Мы зашли за стеклянные двери и оказались в обычной закусочной. За столами сидели еще несколько человек. Все как на подбор - с излишним весом, круглобокие любители покушать. Что я здесь делаю? Чревоугодники уплетали за обе щеки сэндвичи, салаты, поросячьи ножки, запивали через трубочки из высоких картонных стаканов.

   Мы сели за ближайший столик. Я хотел поговорить, но моему пухлявому спутнику, стало не до этого. Перед ним возникла груда сэндвичей в промасленных обертках и стакан-ведерко. Покряхтывая от удовольствия, он развернул один и целиком сунул его в широкий рот. Я изумился - он разинул пасть как бегемот. Гамбургер попросту исчез в его утробе. Толстяк причмокнул от удовольствия, отхлебнул из стакана и принялся за второй.

   Я осторожно взял с краю сэндвич и тоже приступил к трапезе. Мне хватило двух, чтобы ощутить, что я близок к насыщению. Пока я доедал второй бутерброд, мой сосед умял их три десятка. Я огляделся. Пузан за соседним столом, вероятно, был чемпионом по заталкиванию гамбургеров в себя. Весь стол перед ним был завален завернутыми в бумагу сэндвичами, коробочками, пакетами и стаканами. Обжора поглощал гамбургеры один за другим, хрюкая как свинья. Он раскраснелся. Стал хватать бутерброды и жевать их вместе с обертками. Отвратительное зрелище. Что будет дальше? Я приостановился, задержав свой сэндвич на полпути ко рту.

   Свиноподобный поедатель запихивал в себя все подряд, а гора перед ним не уменьшалась. Мне даже показалось, что на месте одного съеденного перед толстяком появлялось два новых бутерброда. Это еще больше распаляло его безмерный аппетит. Иначе говоря, он вошел в раж. Его рот не закрывался, превратился в бездонный раструб, куда руки отправляли один за одним свертки и высыпали содержимое их коробочек. Пузо толстяка не вмещалось в пространстве между сидением и краем стола. Она оплывало в стороны, но, похоже, что того беспокоило это мало.

   Я через силу доедал бутерброд. Мой сосед, напротив, уминал не меньше других. Его заплывшие жиром глаза жадно рыскали по столу.

   - Послушайте, - начал было я

   - Не мешай. Я хочу есть, - произнес с набитым ртом толстомясый.

   Не в силах вынести подобную картину, я поспешил наружу, дожевывая бутерброд на ходу. Выходя на улицу, услышал позади хлопок. Я обернулся. Объедала за соседним столом исчез. Он лопнул, оставив на сидении, столе и полу болотно-зеленые лужи с плавающими в них остатками не переваренной пищи.

   К горлу мгновенно подкатила тошнота. Прикрыв рот ладонью, я поспешил убраться из обжираловки и выкинул недоеденный бутерброд. Он бы мне поперек горла встал. На объедки, отталкивая друг друга, накинулись оборванцы.

   Я зашагал вверх по улице, глубоко вдыхая воздух, чтобы избавиться от тошноты. Через минуту навстречу мне попалась женщина необъятных размеров. Тяжелые складки жира выпирали из-под ее одежды как надувные резиновые круги и перекатывались при каждом шаге, а лицо ее словно вылепили из теста. Щеки почти закрывали глаза, сузив их до щелей. И от того создавалось впечатление, что она постоянно улыбалась своим широким ртом с пухлыми губами.

   - Пойдем со мной, паренек, - по-приятельски обратилась она ко мне. - Я покажу тебе классный ресторанчик, где готовят удивительно вкусные свиные отбивные.

   Я прикрыл рот, чтобы не вылить содержимое желудка прямо на нее, и проскочил мимо. Мадам недоуменно поглядела мне вслед и повернула за угол.

   Как удар молнии поразила меня пришедшая мысль - тучная дама как две капли воды похожа на лопнувшего толстяка. Словно он возродился в женском теле, сохранив все свои привычки, и забыв, что минуту назад лопнул от обжорства.

   Через дорогу я увидел сквер и направился туда, чтобы придти в чувства и успокоить бурю в животе. Вглубь сквера вела дорожка. Я пошел по ней, рассчитывая, что в месте отдыха должны располагаться скамейки.

  

  

  

   14

   Через пару минут я нашел одну, но она уже была занята небритым мужчиной с небрежно разбросанными длинными волосами и круглых очках. Незнакомец держал в руках веревку.

   - Простите, у вас здесь свободно? - вежливо осведомился я.

   - Какая разница, - ответил он. И я истолковал его слова, как разрешение разделить с ним место. Я присел на скамейку. Немного спустя спазмы тошноты отпустили, и я почувствовал себя значительно лучше.

   Мужчина опустошенным взглядом смотрел перед собой. Потом сделал на веревке петлю, подергал ее, проверяя на прочность, и прямо в башмаках влез на скамью. Над ней нависала толстая ветвь дерева. Незнакомец несколько раз перекинул веревку через ветку и завязал один конец узлом, так что вниз свисал только второй, с петлей. Незнакомец, не обращая на меня никакого внимания, достал из кармана пиджака брусок мыла и начал натирать им петлю. Я оторопел. Его намерения стали для меня совершенно понятны.

   - Что вы делаете? - вымолвил я.

   Мне совершенно не улыбалось стать свидетелем суицида, хотя я недавно задавался вопросом, как такое возможно в этом измерении. Было даже интересно, как сводят счеты с жизнью на том свете. Но инстинкт сохранения жизни сильнее любопытства.

   Видя, что мой вопрос не вызывает у мужчины никакой реакции, я тронул его за рукав. Самоубийца повернул осунувшееся лицо. По спине у меня пробежал холодок: он кого-то внешне напоминал. Странно. Я вспомнил насильника, который тоже показался мне знакомым. Они был такими разными и вместе с тем похожими. На кого же? Я подумал, что будет лучше, если поразмышлять об этом позже, не дожидаясь пока субъект на скамейке себя вздернет.

   - Что вы делаете? - повторил я вопрос.

   - А вы разве не видите? Я освобождаю мир от бездарности, очищаю его от посредственности и бесталанности.

   - Неужели все так плохо?

   - Гораздо хуже, чем вы могли бы представить. Я ни на что не способен и хочу освободиться от нестерпимых мук нереализованности, очистив путь дарованиям.

   Я расценил словоохотливость разочаровавшегося в жизни, как хороший знак. Через общение его можно переубедить, помочь найти новый смысл для продолжения жизни. Только по силам ли мне сделать это? Впервые я увидел здесь человека, которому еще хуже, чем мне. Совсем недавно я сам находился в близком от петли состоянии. А теперь мое собственное положение выглядит не совсем уж безнадежным. Передо мной человек, которому я могу помочь. Более того - я считал, что обязан ему помочь.

   - Погодите, прошу вас. Мне нужен ваш совет ... - сорвалось у меня с языка.

   Такой оборот заинтересовал Без-пяти-минут-висельника: он прекратил намыливать веревку и повернулся ко мне.

   - Пожалуйста, присядьте рядом, - развивал я наметившийся успех, стараясь еще на шаг отвести человека от пропасти. - Неудобно так говорить: снизу вверх.

   После некоторого раздумья и колебаний, он слез со скамейки. В одной руке веревка, в другой - мыло. Картина "Последний день на том свете"!

   Он ждал, что скажу. А я судорожно выискивал слова, которые могли бы мне помочь в удержании интереса самоубийцы.

   - Почему вы считаете, что у вас нет таланта? - лучше ничего в голову не пришло.

   Я боялся, что после моих слов самоубийца снова вскочит на скамейку, и приготовился, чтобы схватить его. К моему облегчению, он остался сидеть на месте и даже ответил:

   - Потому что мои книги не хотят покупать.

   - Неужели не продано ни одной?

   - Ни единой. Что бы я не выдумывал, не вызывает у людей никакого интереса.

   - У многих писателей известность пришла значительно позднее того, как они начали писать.

   - Все это я знаю. Я пробовал себя в разных жанрах, но ни одна идея не востребована. Все мои задумки - пустышки, которые никому не интересны. Я ни на что не гожусь. Я бесполезен.

   Вероятно, ему необходимо было чье-то участие, возможность высказаться, излить душу. Он говорил с таким отчаянием в голосе, что мне стало его жалко.

   - Извините, а как ваша фамилия или псевдоним? - осторожно спросил я.

   Из современной литературы я читал достаточно много и подумал, что, может быть, знаком с работами автора. Со знанием его творчества подойду к проблеме предметно. А также, возможно, узнаю, кого он мне напоминает.

   - Что вам даст мое имя, которое недостойно и того, чтобы напечатать его под агитационным листком?

   - И все-таки... - настаивал я. - Скажите, хоть название одной из ваших книг. Быть может я поклонник вашего творчества.

   - Вряд ли. Мои книги в свободную продажу не поступали.

   - А где их тогда продавали?

   - Зачем продавать книги, которые никто не станет покупать?

   - А зачем их тогда печатать? - сам собой возник вопрос на нелепый довод.