Анна оставила попытки прятать платье от Андрея. Иначе она просто не успеет его дошить, к тому же теперь все это кажется неважным.
— Вот, как видишь. Свой бальный наряд.
— Ах да, бал.
Он выглядит смертельно уставшим.
— Ужин будет готов через час. Может, пока выпьешь чаю?
— А у нас не осталось «Столичной»?
Замешкавшись на мгновение, она просто отвечает:
— Да, думаю, там еще почти полбутылки.
Обычно они открывают водку, только когда к ним приходят гости. Аня наливает пятьдесят граммов на донышко стакана, и Андрей опрокидывает его одним махом. Она вскидывает брови. Он кивает, и она наливает еще. На этот раз он не торопится выпить, медленно вращая водку в стакане.
— Спасибо, мне достаточно, — говорит он. — Можешь убирать.
Она ставит бутылку на стол. В голове проносятся мысли: «На тебя это не похоже. Наверное, у тебя был плохой день», но она отметает их и с улыбкой произносит:
— Платье почти готово. Хочешь, я примерю, а ты посмотришь?
— Да.
Она подхватывает платье в охапку и спешит в Колину комнату.
— Почему бы тебе не переодеться здесь?
— Тогда не получится сюрприза.
— Но мне нравится смотреть, как ты раздеваешься.
— Знаю, что нравится. Допивай свою водку, я выйду через минуту.
Ткань все еще пахнет новым текстилем, хотя столько лет пролежала в чемодане. Она стягивает с себя юбку и свитерок, осторожно продевает голову и руки и втискивается в платье. На секунду ее охватывает паника: платье вышло слишком узким, но Аня тут же понимает, что оно просто перекрутилось в талии. Она тщательно расправляет его. Верх плотно облегает фигуру и подчеркивает талию, а юбка достаточно пышная, как она и надеялась. Она покачивает бедрами из стороны в сторону, и юбка раздувается колоколом. Превосходно! Аня пальцами взбивает волосы. К нему обязательно нужна нижняя юбка, яркая помада, тонкие чулки и туфли на высоком каблуке. Но ничего страшного, общая идея Андрюше и так будет ясна.
Ткань приятно скользит по ногам, пока она идет к двери.
— Ну вот. Как тебе мое платье?
Он поднимает стакан, жестом показывая, что пьет за нее, выпивает и говорит:
— Чудесное! Ты выглядишь чудесно. Иди сюда.
— Осторожно, не помни юбку.
— Ничего я не помну, просто… Ты такая красивая, Аннушка. Очень.
— Давай потанцуем?
— Я не могу танцевать без музыки.
— Можешь. Раз-два-три, раз-два-три…
Они вальсируют мелкими шагами вокруг стола, за которым Коля делает уроки, мимо пианино и обратно к двери в гостиную. Он и забыл, как податливо ее тело, когда она танцует. Он вдыхает запах новой ткани, запах ее тела.
— Осторожно, не задень стол, — вполголоса говорит Аня, когда они движутся к окну. Точнее, почти не движутся, а покачиваются, обняв друг друга. От него пахнет больницей и водкой. Она тянется к нему, касается губами щеки, находит его губы.
— Я могу опьянеть, просто целуя тебя, — говорит она и смеется.
Они продолжают танцевать. Она украдкой взглядывает на него и видит, что хмурое выражение сошло с его лица. Глаза его закрыты, шагами он не попадает в такт. Он никогда не был хорошим танцором, но так приятно его обнимать…
Хлопает входная дверь — Коля! Они отскакивают друг от друга. Дверь в гостиную распахивается, и Коля застывает на пороге.
— Что это вы делаете? У тебя платье на спине не застегнуто, Аня.
— Потому что я еще не вшила застежку.
Он замечает бутылку «Столичной» на столе и одаривает их суровым взглядом.
— По какому поводу пьете?
— Я выпил всего пару стопок, — говорит Андрей.
«Дожили, — думает он. — Не хватало мне еще перед Колей оправдываться, как перед родителями, будто мы поменялись ролями».
— Сами вечно читаете мне нотации, — ворчит Коля, — а полюбуйтесь на себя: пьете посреди бела дня.
— Сейчас не середина дня, уже седьмой час.
— Ну хорошо, пусть седьмой. Вы что, танцевали? — спрашивает он так, будто слышал о таком обычае, но сталкиваться с ним вживую ему не доводилось.
— Просто решили попрактиковаться перед балом, — отвечает Анна.
— Без музыки!
— Всегда можно посчитать шаги.
— Хотите, я сыграю вам вальс? Вы же вальс танцевали, да? — ухмыляется он, глядя на Анну, потому что знает: ничего другого Андрей танцевать просто не умеет.
— Очень мило с твоей стороны, Коля, — резко отвечает она. — Но момент упущен.
Когда они ужинают, Коля вдруг спрашивает:
— А как дела у того мальчика?
— Какого мальчика?
— Ну того, о котором ты рассказывал Ане. Которому собирались отрезать ногу…
— Коля, неужели нельзя быть немного… — начинает Анна.
— Немного что? Это ведь то, что происходит, разве нет?
— Да, — отвечает Андрей. — Ему сделали операцию сегодня утром. Все прошло хорошо.
Коля медленно кивает, затем снова набрасывается на еду. Он вовсе не бесчувственный, и Аня об этом знает. Просто у них сейчас такая манера выражаться. Коля жует и проглатывает пару кусков, а потом задумчиво говорит:
— Я бы лучше умер, чем дал отпилить себе ногу.
— Он тоже так говорил, — говорит Андрей, и в голосе его звучат незнакомые резкие ноты.
Коля быстро взглядывает на него и утыкается в тарелку.
Андрей вспоминает Юру на каталке, перед тем как его должны были отвезти в операционную. Ему уже ввели седативное, но он был еще в сознании. Возникла какая-то заминка с анестезией. У каталки стояла медсестра, держа Юру за запястье и считая пульс. Зрачки у него были расширены, челюсть отвисла. Андрей сказал ему: «Все хорошо, Юрик, я здесь, как и обещал. Все будет в порядке». Ему показалось, что мальчик пытается улыбнуться, но он не был уверен, а потом уже было пора.
Он сказал Бродской, что вернется, когда мальчика отвезут после операции в реанимацию.
— Он к вам очень привязался, — сказала одна из сестер. — Все спрашивал, придете ли вы к нему перед операцией.