Читать интересную книгу Зеро - Эрик Ластбадер

— Что вы, Дзёдзи-сан, Масаси думает лишь об интересах Таки-гуми. И о пожеланиях вашего почитаемого отца, Ватаро Таки.

Дзёдзи приободрился. Если Масаси хочет отдать ему часть Таки-гуми, он не будет возражать. С другой стороны... О том, что могло быть с другой стороны, Дзёдзи предпочитал не думать.

Он кивнул.

— Я согласен.

Удэ улыбнулся.

— Хорошо. Скажем, завтра ночью?

— Работать, когда другие спят? — сказал Дзёдзи.

— Именно. Масаси считает, что, чем скорее вы договоритесь, тем лучше.

— В людном месте.

— Да, — сказал Удэ. — Масаси-сан тоже об этом подумал. Что ж, в такой час выбор невелик. Где-нибудь в районе Кобуки-тё вас устроит?

Район Кобуки-тё находился в Синдзуку, последние десять лет здесь велось оживленное строительство. Первоначально тут намеревались возвести новый театр Кобуки, отсюда и название. Название осталось, но от строительства театра давно отказались. Теперь здесь располагались дешевые рестораны, салоны пачинко, видеозалы, ночные клубы и бордели.

— Там полно заведений типа «поцелуй-меня-голенькую», есть из чего выбрать. — Это были ночные заведения, где официантки не носили нижнего белья.

— Как насчет «А Бас»? — сказал Удэ. — Ничем не хуже других.

Кодзо проводил гостя до дверей, и Удэ сел в поджидавшее его такси. В темноте он улыбнулся. Все прошло именно так, как предсказывал Кодзо Сийна.

Сидя сзади, Удэ представлял себе, как Сийна разговаривал с Масаси по телефону.

— Как вам удастся вытащить на эту встречу Масаси? — спросил Удэ Кодзо Сийну, своего нового хозяина. — Он презирает Дзёдзи за слабость и братом его не считает.

И Кодзо Сийна ответил:

— Я скажу Масаси, что Таки-гуми выиграет, если братья будут изображать единодушие. Когда речь заходит о якудзе, политики и чиновники, с которыми мы имеем дело, не могут избавиться от нервозности. И если они увидят, что двое оставшихся братьев Таки-гуми воюют друг с другом, их нервозность усилится пуще прежнего. Только вчера министр Хакера спрашивал меня, следует ли ожидать неприятностей от якудзы — ведь братья Таки поссорились. Конечно, нет, заверил я его — так я скажу Масаси. Мы владеем положением. Но, видишь ли, я скажу Масаси, что, пока они с братом порознь, могут начаться неприятности. По крайней мере так считают те, кто нас поддерживает.

— Но встреча между Масаси и Дзёдзи не может не кончиться плохо, — сказал Удэ. — Они никогда ни в чем не соглашались друг с другом. Вряд ли сейчас все будет иначе.

Кодзо Сийна улыбнулся своей странной улыбкой, от которой даже Удэ стало не по себе.

— Не беспокойся, Удэ. Делай свое дело. И когда-нибудь Масаси Таки сделает свое.

* * *

— Но это вовсе не завещание, — сказал Майкл. Джоунас протянул руку.

— Дай-ка мне взглянуть, сынок.

Майкл протянул ему содержимое конверта. Это был листок почтовой бумаги с шестью строчками текста. Ни обращения, ни подписи.

Джоунас прочел письмо, посмотрел на Майкла.

— Черт возьми, что это такое? Загадка? — Он ожидал хотя бы намека на то, что Филипп раскопал в Японии.

— Это не загадка, — сказал Майкл. — Это предсмертное стихотворение.

— Предсмертное стихотворение? Ты хочешь сказать, то, что писали, уходя в бой, сумасшедшие пилоты-камикадзе? Майкл кивнул. Джоунас протянул ему листок.

— Ты у нас знаток Японии. Что значит синтаи?

—Под снегопадом (Белые цапли взывают друг к другу) как яркий символ синтаина земле. — Майкл процитировал предсмертное стихотворение отца. — В Синтоистском храме, — сказал он, — синтаи -символ божественного тела того духа, который, по мнению жрецов, обитает в данном святилище.

— Я не знал, что твой отец был синтоистом, — сказал Джоунас.

— Он и не был, — ответил Майкл. — Синтоистом был мой японский наставник, Тсуйо. Помню, отец как-то навещал меня в Японии. Мы с Тсуйо были в это время в синтоистском храме, для него храм был вторым домом. У отца же храм вызвал благоговейный восторг. Он сказал, что чувствует, что храм дышит, как живое существо. Священники были поражены — Тсуйо перевел им слова отца.

— Тогда что все это значит, Майкл? Стихотворение, я имею в виду, — с явным нетерпением произнес Джоунас.

Майкл встал, подошел к окну. Отсюда был виден участок, подстриженные газоны, ухоженный сад. А над всем этим возвышалась двенадцатифутовая стена, снабженная всевозможными электронными устройствами, способными обнаружить и отпугнуть любого грабителя. В поле его зрения попала одна из специально обученных немецких овчарок, охранявших полосу земли в три фута шириной по всему внутреннему периметру стены.

— По-видимому, стихотворение должно что-то значить для меня, — сказал Майкл. — Но я не могу понять, что именно.

— Снег имеет для тебя какое-то особое значение? — спросил Джоунас. — Или цапли?

— Да нет.

— А что они могут символизировать?

Майкл пожал плечами.

— Ну же, сынок, — сказал Джоунас. — Думай!

Майкл снова сел.

— Ну хорошо. — Он провел рукой по волосам. — Так, снег может означать чистоту намерений — или смерть. Белый — цвет траура в Японии.

— Что еще? — Джоунас прилежно записывал.

— Белые цапли. Символ вечной любви, исключительной красоты.

Джоунас ждал с ручкой в руках.

— И это все? — спросил он наконец. — Чистота, смерть, любовь и красота?

— Да.

— О господи! — Джоунас отшвырнул ручку. — Твой отец любил тайны, но у меня нет времени разгадывать его головоломки. Ты был прав. Нобуо Ямамото отбыл со своей торговой делегацией обратно в Японию. Вся та компания, которую ты видел в клубе «Эллипс», просто рты разинула. А в полночь я получил сообщение, что японский премьер-министр огласил новый бюджет страны. Двенадцать процентов его идет на оборону. Это неслыханно. Со времени окончания войны расходы на оборону в Японии не превышали трех четвертей процента. Ты понимаешь, какими страшными могут быть последствия?

Майкл поднял глаза.

— Почему страшными? Мне кажется, чем больше Япония тратит на оборону, тем более самостоятельной она становится.

— У нас не будет над ними такой власти, как сейчас, — сказал Джоунас. — Сейчас Америка для них — рыцарь без страха и упрека. И так со времен окончания войны. И наша денежная помощь. Все это превращало Японию в наш аванпост на Дальнем Востоке. Черт, да в некоторых точках от Японии до Советского Союза меньше ста миль.

— Может быть, японцы устали от навязанной им роли, — предположил Майкл. — Роли американского вассала в Тихом океане.

— Оставим в стороне вопросы обороны, — сказал Джоунас, — но Япония вооружается, и этого нельзя не учитывать. Большой оборонный бюджет и связанная с ним милитаризация больше сорока лет вызывали у них стойкую неприязнь. Они все еще помнят Хиросиму и Нагасаки. Помнят настолько хорошо, что не желают видеть в своих водах американские суда с ядерными реакторами.

— Агрессивный милитаризм в сочетании с чрезмерными экономическими амбициями довели их до второй мировой. Страна была почти уничтожена. Казалось бы, они должны сделать все возможное, чтобы избежать повторения.

— И какие выводы мы должны сделать из их нового бюджета? Или из их высокомерия в сфере экономики? Мне кажется, японцами начинают овладевать те же идеи, которые заставили их сорок с лишним лет назад объявить нам войну.

— Вы пугаетесь собственной тени, — сказал Майкл, — и поднимаете тревогу только потому, что Нобуо Ямамото и его команда больше не желают играть по американским правилам.

— Майкл, — тихо сказал Джоунас, — независимая Япония — это мина замедленного действия, поверь мне. Эти ублюдки сошли с ума. Ими завладело навязчивое желание покончить с зависимостью от импортной нефти.

— Вполне понятное желание, ответил Майкл. — Если бы вы оказались по ту сторону Тихого океана без природных ресурсов, вы бы думали точно так же.

— Не нравится мне это, — сказал Джоунас. — То, что шесть месяцев назад было еле заметной переменой настроения в неофициальных кругах, вдруг превратилось во вполне официальное изменение внешней политики.

— Давайте, я съезжу туда и... — предложил Майкл.

— Ты едешь на Гавайи, — перебил его Джоунас. — Я тебе говорил, у нас есть один след на острове Мауи. Человека зовут толстяк Итимада. Он оябун, глава Таки-гуми, одного из семейств якудзы на Гавайях. В отделе нам удалось выяснить, что за день до смерти твой отец звонил Итимаде. Я хочу знать почему.

Джоунас раскрыл папку и протянул Майклу четыре фотографии.

— Вот все, что мы знаем. Хозяин Итимады — Масаси Таки, оябун Таки-гуми. — Он указал на черно-белую фотографию человека с лицом, похожим на волчью морду. — Он самый младший из трех братьев Таки. Их отец, Ватаро Таки, — он показал другую фотографию, — недавно умер. Ватаро Таки был крестным отцом якудзы. Из мира мелких хулиганов и мошенников он вывел их в мир законного и не совсем законного большого бизнеса.