Неужели мы знакомы всего сутки? Мне кажется, я здесь уже неделю и знаю этого человека давным-давно.
– Предлагаю зайти домой, скинуть вещи и переодеться. Через полтора часа мы должны быть в «Метрополитен опера».
– Что будем слушать?
– Сезон оперы завершен. Мы идем на балет, если ты не возражаешь.
19.30
Решила выпендриться. В смысле – облачиться в подаренный Лизой серебристо-черный туалет «для истинных леди». Натянула новые колготки, в которых не стыдно появиться в Обществе. Взгромоздилась на каблуки. Надушилась звездным парфюмом Элизабет Тейлор. Напудрилась, подрумянилась и подвела глаза.
– Боже мой, Алечка, какая ты, оказывается, красивая! – восклицает Грегори.
Больше всего мой слух царапнуло это – «оказывается».
21.00
Мы сбежали после первого отделения. Как-то хиленько протекал балет, без искры. Несколько лет назад я смотрела его в Большом театре и испытала тогда истинный восторг. А здесь – какая-то вялая игра. У солистки словно бы живот болел, так тяжело она подпрыгивала и приземлялась. Да и партнер таскал ее по сцене вымученно. Без вдохновения. К тому же сама я буквально клевала носом. От перенасыщения впечатлениями. Или недосыпа. В общем, не пошел балет. Мы несколько раз переглянулись с Грегори, а в антракте подхватились и покинули старинное это здание.
– Обрати внимание, мы здесь такие одни, – сказал Грегори.
– Какие именно?
– Ну, которые уходят, не досидев до конца. – И добавил: – Заплатив двести пятьдесят долларов. За билет!
21.30. Ресторан Iridium неподалеку от Metropolitan Opera.
Мерцают свечи. Грегори не прикасался еще к своей любимой припущенной спарже и кукурузным крокетам. В моей тарелке остывает изысканное суфле из лосося под сливочным соусом с красной икрой. Я не могу проглотить ни кусочка.
Мы сидим, не отводя друг от друга глаз. Я пью уже второй бокал розового вина не в состоянии унять дрожь. Грегори берет мою руку и кладет между своими ладонями.
– Милая моя, у тебя такие дивные руки, – говорит он. – Я это понял сразу же, как только впервые коснулся их. Знаешь, для меня чрезвычайно важно первое прикосновение к руке женщины.
– Отчего же? – спрашиваю я.
Моей руке неожиданно становится липко.
– Это важнее даже, чем первый взгляд, – продолжает Грегори. – Вид может быть обманчивым, а прикосновение – никогда! Скажи, ты помнишь свое впечатление, когда я впервые взял тебя за руку?
Я помнила это очень четко. Тогда, в лимузине, мне было крайне неуютно и хотелось убежать от него. Прикосновение не доставило мне никакого удовольствия. Оно казалось неприязненным, холодным и чужим.
– Конечно, помню, – ответила я и сокрушенно покачала головой, – что, по-твоему, должна испытать женщина после фразы: «Какие сухонькие у тебя ручки»? Досаду почувствовала, вот что!
– Алечка! Речь шла исключительно об их внешнем виде. Когда я впервые взял тебя за руку, то сразу ощутил приятное тепло. – Он сделал паузу. – Мне очень хорошо с тобой. Просто давно ни с кем не было так хорошо. – Снова помолчал и печально произнес: – Представить не могу, что совсем скоро придется тебя от себя отпустить! Как пережить это, не знаю.
Он прав. Скоро домой. Следует подумать, с каким чувством буду теперь возвращаться в свою разруху и убожество.
– Знаешь, – говорит Грегори, глядя мне прямо в глаза, – моя мама изрекла однажды великую фразу. – Грегори сжал мою руку. – Она прозвучала так: «Нужно быть всегда готовым к встрече со своим Счастьем». – Он пристально смотрит на меня. – Ты только вдумайся, сколько мудрости за этим стоит и как это верно!
Вдумываюсь, киваю.
– Алечка, послушай! Мы с тобой словно бы два одиноких, два гордых корабля, долгое время бороздили чужие реки, моря и океаны, вынужденно прибиваясь к посторонним причалам… И вот, наконец, встретились в одном из морей. И узнали друг друга. И притерлись бортами.
– …бортами… – эхом повторяю я.
– Да. Мне кажется, именно ты способна сделать меня счастливым. Впервые я ощутил это за месяц до нашей первой встречи. Представляешь?
Я недоверчиво покачала головой.
– Правда-правда. Ну, конечно, там, в аэропорту, меня в первое мгновение сбил с толку твой угрюмый вид и тот недовольный взгляд, которым ты меня разглядывала. Я тоже не сразу признал тебя.
С удивлением посмотрела на него. Вот даже как?
– Теперь недоумеваю: где были мои глаза? – продолжил Грегори. – Ты так хороша, Алечка, ты просто прекрасна!
Я ответила ему благодарным пожатием руки.
– Тебе не хватало в этой жизни только одного – меня, – подвел черту Грегори.
– А тебе? – спрашиваю огорошенно.
– А мне, разумеется, не хватало тебя, – снисходительно улыбается Грегори. – Скажи, дорогая, ты же всегда мечтала встретить настоящего мужчину?
– Всегда! – отвечаю честно. Ну, что тут скажешь…
– И, встретив, хотела бы услышать от него нечто особенное?
– Особенное?
– То, чего с трепетом ждет каждая барышня?
– Конечно, – заинтригованно говорю я.
– Готова услышать?
– Готова.
– Прямо сейчас?
– Да!
Грегори вновь сжимает мою руку и произносит торжественно:
– Дорогая, ты выйдешь за меня замуж?
Глава 13. Ничтоже сумняшеся…
Первое в жизни предложение (которого с трепетом ждет каждая барышня) мне сделал Миша Либерман.
Милый, ничего не подозревающий Мишка.
Со списком отысканных старых партизан вернулся он тогда из глухой деревни и сразу бросился ко мне – растерянной, подавленной, примятой. Сгреб в объятия и, уткнувшись носом в мою макушку, пробормотал:
– Никогда, слышишь, никогда я не оставлю тебя одну! Клянусь! Я так извелся там без тебя! Ну что ты плачешь, Аленький? Давай поженимся?
Таким вот скоропалительным образом я получила то, о чем мечтает каждая… И конечно, сразу же с восторгом согласилась.
Вскоре мы вернулись в Москву. Экспедиция завершилась. С поезда направились прямо ко мне домой. По дороге Мишка купил гвоздики и бутылку белого вина «Свадебное». Я рассказывала ему, как Лизкин жених приходил к моим родителям с букетом роз и «Золотым шампанским». Мне хотелось, чтобы меня тоже сватали по правилам. Пусть и не столь шикарно.
Дома была лишь бабушка. Она накормила нас обедом – традиционным бульоном с клецками, пушистыми куриными котлетками и картофельным пюре. До чего же я соскучилась по бабушкиным обедам!
– Как прошла Лизкина свадьба? – поинтересовалась я, причмокивая.
– Аля! – Бабушка укоризненно покачала головой. – Ты же девушка, как можно так выражаться при молодом к тому же человеке?
– Ладно-ладно. Лизонькина свадебка. Так лучше?