Читать интересную книгу Властелин Колец - Джон Толкин

А потом вдруг замолк – на крики его ответили. Или ему показалось? Нет, ответили: сзади, из лесной глубины. Он обернулся, прислушался – да, кто-то пел зычным голосом, беспечно и радостно, но пел невесть что:

Гол – лог, волглый лог, и над логом – горы!Сух – мох, сыр – бор, волглый лог и долы!

В надежде на помощь и в страхе перед новой опасностью Фродо и Сэм оба замерли. Вдруг несусветица сложилась в слова, а голос стал яснее и ближе:

Древний лес, вечный лес, прелый и патлатый —Ветерочков переплеск да скворец крылатый!Вот уж вечер настает, и уходит солнце —Тома Золотинка ждет, сидя у оконца.Ждет-пождет, а Тома нет – заждалась, наверно,Золотинка, дочь реки, светлая царевна!Том кувшинки ей несет, песню распевает —Древний лес, вечный лес Тому подпевает:Летний день – голубень, вешний вечер – черен,Вешний ливень – чудодей, летний – тараторень!Ну-ка, буки и дубы, расступайтесь, братцы, —Тому нынче недосуг с вами препираться!Не шуршите, камыши, жухло и уныло —Том торопится-спешит к Золотинке милой!

Они стояли как зачарованные. Вихрь словно выдохся. Листья обвисли на смирных ветвях. Снова послышалась та же песня, и вдруг из камышей вынырнула затрепанная шляпа с длинным синим пером за лентой тульи. Вместе со шляпой явился и человек, а может, и не человек: ростом хоть поменьше Громадины, но шагал втройне: его желтые башмаки на толстых ногах загребали листву, будто бычьи копыта. На нем был синий кафтан, и длинная курчавая густая борода заслоняла середину кафтана; лицо – красное, как наливное яблоко, изрезанное смеховыми морщинками. В руке у него был большой лист-поднос, а в нем плавали кувшинки.

– Помогите! – кинулись навстречу ему Фродо и Сэм.

– Ну! Ну! Легче там! Для чего кричать-то! – отозвался незнакомец, протянув руку перед собой, и они остановились как вкопанные. – Вы куда несетесь так? Мигом отвечайте! Я – Том Бомбадил, здешних мест хозяин. Кто посмел обидеть вас, этаких козявок?

– Мои друзья попались! Вяз! – еле переводя дыхание, выкрикнул Фродо.

– Понимаете ли, сударь, их во сне сцапали, вяз их схватил и не отпускает! – объяснил Сэм.

– Безобразит Старый Вяз? Только и всего-то? – вскричал Том Бомбадил, весело подпрыгнув. – Я ему спою сейчас – закую в дремоту. Листья с веток отпою – будет знать, разбойник! Зимней стужей напою – заморожу корни!

Он бережно поставил на траву поднос с кувшинками и подскочил к дереву, туда, где торчали одни только ноги Мерри. Том приложил губы к трещине и тихо пропел что-то непонятное. Мерри радостно взбрыкнул ногами, но вяз не дрогнул. Том отпрянул, обломал низкую тяжелую ветку и хлестнул по стволу.

– Эй! Ты! Старый Вяз! Слушай Бомбадила! – приказал он. – Пей земные соки всласть, набирайся силы. А потом – засыпай: ты уже весь желтый. Выпускай малышат! Хват какой нашелся!

Он схватил Мерри за ноги и мигом вытащил его из раздавшейся трещины.

Потом, тяжко скрипя, разверзлась другая трещина, и оттуда вылетел Пин, словно ему дали пинка. Со злобным старческим скрежетом сомкнулись оба провала, дрожь пробежала по дереву, и все стихло.

– Спасибо вам! – сказали хоббиты в четыре голоса.

Том расхохотался.

– Ну а вы, малышня, зайцы-непоседы, – сказал он, – отдохнете у меня, накормлю как следует. Все вопросы – на потом: солнце приугасло, да и Золотинка ждет – видно, заждалась нас. На столе – хлеб и мед, молоко и масло… Ну-ка, малыши, – бегом! Том проголодался!

Он поднял свои кувшинки, махнул рукой, приглашая за собою, и вприпрыжку умчался по восточной тропе, во весь голос распевая что-то совсем уж несуразное.

Разговаривать было некогда, удивляться тоже, и хоббиты поспешили за ним.

Только спешили они медленно. Том скрылся из виду, и голос его слышен был все слабей и слабей. А потом он вдруг опять зазвучал громко, будто прихлынул:

Поспешайте, малыши! Подступает вечер!Том отправится вперед и засветит свечи.Вечер понадвинется, дунет темный ветер,А окошки яркие вам тропу осветят.Не пугайтесь черных вязов и змеистых веток —Поспешайте без боязни вы за мною следом!Мы закроем двери плотно, занавесим окна —Темный лес, вечный лес не залезет в дом к нам!

И все та же тишь, а солнце уже скрылось за деревьями. Хоббитам вдруг припомнился вечер на Брендидуиме и сверканье Хоромин. Впереди неровным частоколом вставала тень за тенью: необъятные стволы, огромные ветви, темные густые листья. От реки поднялся белый туман и заклубился у ног, мешаясь с сумеречным полумраком.

Идти было трудно, а хоббиты очень устали, ноги у них отяжелели, как свинцом налитые. Странные звуки крались за ними по кустам и камышам, а мерзко-насмешливые древесные рожи, кривясь, ловили их взгляды. Шли они сами не свои, и всем четверым казалось, что лесному чародейству нет конца, что от этого дурного сна не очнуться.

У них совсем уже подгибались ноги, когда тропа вдруг мягко повлекла их в гору. Послышался приветливый переплеск: в темноте забелел пенистый водопадик. Деревья расступились; туман отполз назад. Они вышли из лесу на широкое травянистое всхолмье. Река, ставшая быстрой речушкой, весело журчала, сбегая им навстречу, и поблескивала в свете зажигающихся звезд.

Невысокая шелковистая трава под ногами была, должно быть, обкошена. Подстриженные деревья на опушке стояли стройной живой изгородью. Ровной, обложенной булыжником дорожкой обернулась извилистая тропа. Она привела и на вершину травяного холма, залитого серым звездным светом; все еще вдалеке, на возвышенном склоне, теплились окна дома. И снова вниз повела дорожка, и снова повела вверх по травяной глади. В глаза им блеснул широкий желтый просвет распахнутой двери. Вот он, дом Тома Бомбадила, у подножия следующего холма, – оставалось только сойти к нему. За ним высился голый крутой скат, а еще дальше в глубоком сумраке чернели Могильники. Усталость как рукой сняло, половины страхов как не бывало. Навстречу им зазвенела песня:

Эй, шагайте веселей! Ничего не бойтесь!Приглашает малышей Золотинка в гости.Поджидает у дверей с Бомбадилом вместе.Заходите поскорей! Мы споем вам песню!

А потом зазвучал другой голос – чистый и вековечный, как весна, и радостно-переливчатый, словно поток с яснеющих утренних высей:

Заходите поскорее! Ну а мы споем вамО росе, ручьях и речках, о дождях веселых,О степях, где сушь да вереск, о горах и долах,О высоком летнем небе и лесных озерах,О капели с вешних веток, зимах и морозах,О закатах и рассветах, о луне и звездах —Песню обо всем на свете пропоем мы вместе!

И хоббиты оказались на пороге, озаренные ясным светом.

Глава VII

У Тома Бомбадила

Четыре хоббита переступили широкий каменный порог – и замерли, помаргивая. Они оказались в низком, но просторном покое, освещенном висячими лампадами и пламенем вереницы длинных свеч, сверкавших на темной гладкой столешнице. В кресле, в дальнем конце покоя, лицом к дверям, сидела хозяйка дома. Ее белокурые волосы ниспадали на плечи и мягко струились вниз; ее облекало платье, нежно-зеленое, как юный тростник, а пояс был золотой с ярко-голубыми незабудками; вокруг нее на зеленых и бурых блюдах плавали кувшинки – и как на озерном троне сидела она.

– Входите, дорогие гости, – прозвучал ее голос, тот самый, чистый и вековечный.

Робко вступили они в покой, неловко и низко кланяясь, точно постучались, чтобы попросить напиться, в обычный дом у дороги, а им отворила прекрасная эльфийская дева в цветочном уборе. Но они и слова не успели вымолвить, как она перепрыгнула через лилии и, смеясь, устремилась к ним, и платье ее прошелестело, точно прибрежный камыш, шелохнутый ветерком.

– Смелее, милые друзья! – сказала она. – Смейтесь, веселитесь! Я – Золотинка, речная царевна.

Пропустив их мимо себя, она затворила дверь и обернулась, отстраняя ночь за дверью легким движением гибких белых рук.

– Пусть ночь останется в Лесу! – сказала она. – Вы, верно, все еще страшитесь густого тумана, темных деревьев, заводей и омутов да неведомой твари лесной. Не бойтесь, не надо! Нынче вы под надежным кровом Тома Бомбадила!

Они переминались у порога, а Золотинка, улыбаясь, разглядывала их.

– Прекрасная госпожа Золотинка! – промолвил наконец Фродо, охваченный непонятным ликованием. Бывало, он обмирал от восторга, внимая чарующим эльфийским голосам, но тут волшебство было совсем другое, и восторг не теснил ему грудь, а согревал сердце: чудесное не было чуждым. – Прекраснейшая госпожа! – повторил он. – Мне вдруг стала внятной таинственная отрада ваших песен.

О тростинка стройная! Дочь Реки пречистой!Камышинка в озере! Трель струи речистой!О весна, весна и лето и сестрица света!О капель под звонким ветром и улыбка лета!

И он осекся, сам себе удивляясь. А Золотинка рассмеялась.