– Незнакомые жильцы менялись без конца. Поговаривают, все ваше добро растащили.
Мы с мамой переглянулись. Она пригорюнилась. Но надо было устраиваться на ночлег. Утром мы сразу пошли в комиссию по правам возвращенцев. Она размещалась в одном из помещений городского совета, который чудом уцелел. Центр города лежал в руинах. От былой красоты ухоженных тенистых улиц остались одни воспоминания. Многочисленные памятники архитектуры выглядели искореженными скелетами с провалами черных глазниц. Приходилось обходить кучи строительного и бытового мусора, в хаотическом беспорядке заполонившего израненный город.
В комиссии нас встретили на удивление приветливо и внимательно. После сверки документов, подтверждавших наш статус, состоялось довольно тяжелое объяснение по поводу жилплощади. Пожилой юрист, просматривая большое количество бумаг, пытался прояснить нашу ситуацию:
– К сожалению, война нарушила закон неприкосновенности жилья. Люди уезжали в эвакуацию, а во время оккупации их имущество осталось без защиты. Мародеры, уверенные в своей безнаказанности, а также фашистские захватчики грабили все, что могли. Это произошло и с вашим жильем, из которого вытащили все, вплоть до дверных ручек и оконных шпингалетов. И все равно пришлось туда временно вселить прокурора с семьей. Дом, в котором он проживал до эвакуации, полностью разрушен. Мы пытаемся решить этот вопрос, но в город возвращается все больше людей. Их тоже где-то нужно размещать. А вам пока дадим направление в общежитие. Вы вправе обжаловать наше решение. Но сами понимаете, закон и порядок еще не скоро будут восстановлены. Война совсем рядом.
Юрист закончил длинный монолог и выжидающе посмотрел на нас. Мы безумно устали после многодневного пути в теплушке. А Полтава встретила нас не очень приветливо. Главное сейчас – пусть временно, но решить проблему с жильем. Поэтому, переглянувшись, мы попросили выдать документ для общежития. Юрист понимающе кивнул. Несколько раз повторил, что будет оказывать нам посильную помощь. Он оказался впоследствии одним из немногих людей, у которых слова не расходятся с делом. Увы, я не запомнил, как его звали. Жаль!
Мы распрощались и с направлением на руках отправились по указанному адресу. Недалеко от Южного вокзала уцелела школа фабрично-заводского обучения (ФЗО). До войны это была продуманная и налаженная система подготовки молодежного рабочего пополнения. Сейчас все нужно было возрождать с нуля – по аналогии с жизнью миллионов людей, включая нашу. Женщина-комендант выделила нам крохотную комнату без подселения. Это был наиболее удачный вариант. Более-менее вместительные помещения, как правило, занимали несколько семей.
Средства, заработанные на Урале, катастрофически таяли. Карточная система не покрывала даже самые скромные запросы изголодавшихся жителей. На возрождающемся рынке перекупщики сельхозпродукции называли заоблачные цены. Денежный аттестат отца еще не дошел до Полтавы. Я решил не терять времени и обратился в городской отдел трудоустройства. Мои послужные документы за два года войны произвели впечатление. Это было видно по лицам сотрудников отдела. В условиях дефицита рабочих рук, нужных для восстановления города, мне стали наперебой предлагать различные вакансии. Я понял, что легко устроюсь на работу. Поэтому решил спешить медленно. Взвесить все за и против. Несмотря на сформировавшуюся самостоятельность, пошел посоветоваться с мамой. Я очень доверял ее житейскому опыту, мудрости и женской интуиции. Внимательно выслушав меня, она сказала, что появилась еще одна вакансия, как ей кажется, наиболее подходящая. И объяснила:
– Сегодня утром, в твое отсутствие, директор школы ФЗО сказал, что им требуются преподаватели. Я предложила свои услуги в качестве консультанта по швейному делу. Для тебя есть на выбор несколько вариантов. Директор обещал устроить Яну в детский сад. Мы также сможем питаться в школьной столовой по льготным ценам.
На следующий день я познакомился с директором. Он расспросил о биографии, планах на будущее. Его заинтересовали мой небольшой строительный опыт и мечта стать архитектором. И он предложил проводить занятия по начальному курсу введения в архитектурно-строительное мастерство. По сокращенной программе подготовки рабочих профессий на это отводилось небольшое количество часов. Скромной была и почасовая оплата. Поэтому параллельно я согласился занять одну из наиболее востребованных вакансий – воспитателя, аналог классного руководителя обычной школы. Не скрою, меня одолевали сомнения: справлюсь ли. Ведь еще несколько лет назад в школе я не входил в число примерных учеников. Правда, за два года испытаний я сильно изменился.
Неуверенность прошла при первом опыте общения с учащимися. Как правило, преобладала сельская молодежь, пережившая ужасы и унижения оккупации. Их общий образовательный уровень был невысоким. Но они отличались целеустремленным желанием овладеть рабочим ремеслом и зацепиться за городскую жизнь. По уровню начитанности, знаний и практического опыта я объективно чувствовал свое превосходство. Все, что я им рассказывал во время учебных занятий, они слушали с нескрываемым интересом. Интуиция подсказывала, что нужно сохранять определенную дистанцию и полностью исключить панибратство. Неожиданно для себя я довольно быстро освоил педагогическую роль наставника. Иногда проскальзывала мысль, что эта стезя могла бы стать моей профессией. Правда, если не стану архитектором.
С момента возвращения я рвался посетить родную школу и узнать о судьбе учителей и одноклассников. Наконец, в один из пасмурных зимних дней, направился по знакомым израненным улицам к школе. Я настолько привык к неприятным неожиданностям, что ничему не удивлялся. От большого светлого здания остались обгорелые, растрескавшиеся стены без крыши. Вся, некогда ухоженная, территория была по периметру обнесена высоким глухим забором. Случайные прохожие поведали, что в годы оккупации здесь размещалось гестапо. Здание было взорвано фашистами при отступлении. Постепенно мне удалось выяснить судьбу некоторых учителей и учащихся школы. Умерли директор и Гася Иосифовна. Были уничтожены во время карательных операций преподаватели географии и физкультуры, а также семья профессора Шера. Иван Глоба и Конон Рыжий добровольцами ушли в действующую армию. Часть знакомых горожан успели эвакуироваться и до сих пор не вернулись в Полтаву. Мне были также озвучены имена моих одноклассников, которые предпочли сотрудничать с оккупантами. Попытка выяснить судьбу Наталки не увенчалась успехом. В элитном доме напротив Петровского парка никто вразумительно не мог сообщить что-либо о семье директора комбината. Оставалось ждать и надеяться, что их возвращение – вопрос времени.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});