Читать интересную книгу Военные рассказы - Павел Пепперштейн

– Вспышка! – произнес Курский загадочным голосом. – Это была война полов. Женщины решили убить их. Но и мужья решили убить своих жен. Эта квартира была заранее задумана как место боя, место, где должна развернуться битва по лов – мелкий, но смертельный поединок, в котором все они погибли. Этот небольшой поединок – всего лишь эскиз новой глобальной войны – войны полов, – которая вскоре может вспыхнуть на земном шаре. Женщины и мужчины скоро сойдутся уже не в любви, а в смертельной схватке. И итог этой схватки будет таким же, как и здесь – все погибнут. Идея схватки принадлежит, конечно, супругам Гуровым, потому что только в русском языке слово «пол» имеет два смысла – пол как sex, и пол как floor. Скорее всего, Гуровы были шизофрениками. Я когда-то вплотную занимался преступлениями, совершенными людьми с психическими отклонениями. Трудно сказать, кто был «ведущим » в их парном безумии. Скорее, Анна. Многие говорят, что до брака Леонид был другим. Анна превосходно рисовала, линии ее рисунков отличаются поразительной точностью, все изображения абсолютно симметричны, хотя рисунки сделаны тушью без предварительной карандашной прорисовки, без единой поправки. Я много занимался графологией, исследовал рисунки душевнобольных – такое абсолютное чувство симметрии иногда бывает симптомом шизофрении. Нарисовать совершенно симметричную львиную голову в фас или цветок тигровой орхидеи, расправленный как в гербарии, ей не составляло труда. Простая, в меру остроумная игра двумя смыслами слова «пол», положенная в основу рекламы вашей фирмы, запустила механизм ее шизофренической фантазии. Конечно, она бы с удовольствием повесила на стены своей комнаты изображения Юдифи,Саломеи, Жозефины Конде, Фанни Каплан и Валерии Саланас, ведь она мечтала оказаться с ними в одном ряду. Но предпочла видеть лица их жертв. В этих лицах она различала лицо своего мужа, которого она, безусловно, любила. Это была, ви димо, убивающая любовь. Леонид, как и многие властные, хитрые и жестокие люди (а он был именно таким), являлся в глубине души очень субмиссивным, он всегда желал лежать, так сказать, на «половом полу». Анна дала ему возможность осуществить это желание. Он стал ее жертвой задолго до того, как она убила его – а она сделала это, и это был единственный в этой схватке удар ножом – прямо в сердце. Удар, поражающий своей точностью – нож вошел в сердце точно посередине! Ее идеальный глазомер, абсолютное чувство симметрии не подвели ее. Так же, без набросков, она a la prima рисовала симметричные лилии и львиные мордочки. Конечно, в сердце – а как иначе? Именно таким должен быть удар любви. Видимо, она также убила Эрика Финдеслейна – единственного мужчину на этой вечеринке, который был молод и хорош собой – она убила его выстрелом из пистолета, с довольно большой дистанции – он стоял в конце коридора. Опять же выстрел поразительно точен – пуля угодила ровнехонько в центр лба. У вас имелся ключ от этой квартиры, когда вы здесь работали?

– Да.

– Вы его вернули хозяевам?

– Копии ключа были у меня и у бригадира рабочих.

Я его не возвращал. Они, наверное, поменяли замок после окончания работ.

– Они его не меняли.

Возникла пауза, в продолжении которой Курский рассматривал свою шляпу. Йогурту вдруг стало скучно.

– Ну я пойду? – сказал он. – Я вам еще нужен?

– Спасибо, вы мне очень помогли. Не смею вас дольше задерживать, я и так отнял у вас слишком много времени.

Курский подал Йогурту руку, и молодой человек ушел, оставив старого следователя одного в разрушенной квартире. Старик еще некоторое время вертел в руках репродукцию с изображением головы Олоферна, потом аккуратно убрал репродукцию в папку и тоже покинул квартиру. На следующее утро Йогурт проснулся совершенно больным, впрочем, это было не утро – дело подходило к четырем часам дня. Он проспал часов пятнадцать. Снились ему отвратительные кошмары, что и не странно после таких событий.

Несмотря на долгий сон, он ощущал себя руиной, и эта руина не собиралась вставать со своего дивана.

Он лежал одетый, под одеялом, в темную старую квартиру скудно сочился свет сквозь пыльные зеленые шторы. Все тело болело и ломило, голова казалась тяжелой, как пушечное ядро. Его девушка, Лена Шведова, была в отъезде, в Швеции (бывают такие глупые совпадения), она там отдыхала с родителями, и Женя не знал, когда она вернется.

Ему стало ясно, что во «Флорз» он больше не пойдет – и не только сегодня, из-за болезни, но вообще никогда. Решение бросить работу явилось перед ним во всей своей несомненности, и это решение – абсолютно твердое и отчетливое – принесло ему облегчение.

Сил не нашлось, чтобы дойти до кухни, но все же хотелось чаю. К счастью, электрический чайник стоял рядом на полу, тут же стояли чашки, пачка с чаем. Йогурт дотянулся до чайника – тот был почти полный – и нажал на кнопку: кнопка засветилась красным светом, вскоре зашелестела вскипающая вода… Сделав глоток горячего чая, Йогурт откинулся на подушку – вот так он теперь и будет жить, думалось ему: потаенно, в глубоком анабиозе, в той застылости, в какую впадают животные во время зимней спячки. Но его спячка не ограничится зимой, она обнимет все месяцы года…

Endless hibernation. Endless… К своим двадца ти пяти годам он повидал мир, и мир ему не понравился. Ему вспомнилось стихотворение «Не понравилось нигде», недавно прочитанное в одном журнале:

Он объездил целый мирВидел Конго и Памир,Видел Перу и ВьетнамВидел сотню разных стран…Возвращается к себе:Не понравилось нигде.В Небраске неброскоВ Анголе голоВ Гане поганоВ Гвиане говняноВ России моросьВ Париже жижаВ Аризоне зонаГваделупа – залупаВ Житомире жид померВ Кракове крякаютВ Сракове сракаютВ Бордо бурдаВ Польше пошлоВ Бресте пресноВ Ниде гнидыВ Ницце фрицыНа Канарах нарыЛондон – гондонВ Китае кидалиВ Непале напалиВ Стамбуле обулиВ Кабуле надулиВ Загребе загреблиВ Дели разделиВ Назрани насралиВ Портсмуте смутноВ Плимуте мутноВ Шанхае хайВ Индии прохиндеиВ Иране раныВ Ираке дракиВ Газе газыВ Грозном грозноВ Грязном грязноВ Ливерпуле – ливер, пули…Европа – жопаТурки – уркиУнесите, унеситеКарту мира! И сожгите.Бросьте глобус за окно.Разобьется? Все равно.Я ра-зо-ча-ро-вался в миреБуду жить в своей квартире.

– Буду жить в своей квартире! Буду жить в своей квартире! – шептал Йогурт, как заклинание, и трогал кончиками пальцев маленькую, парадоксальную улыбочку, расплывающуюся по его лицу. Но тут же улыбочка эта исчезала, белое лицо каменело, голова тяжело опускалась на подушку, и казалось, здесь лежит античная статуя, глядя неподвижными тяжелыми глазами на грязную комнату. Он, профессиональный дизайнер по интерьерам, ничего не прибавил от себя в этой квартире.

Все здесь осталось таким, каким было при покойной бабушке, только еще больше обветшало и состарилось под слоем молодежной мишуры: разбросанных ярких журналов, маек, модных рубашек, видеокассет, технических гаджетов и прочего.

Йогурт лежал несколько часов, потом ему захотелось есть. Он с трудом встал, прошел, шатаясь, на кухню и открыл холодильник. Там (еще одно глупое совпадение) стоял лишь одинокий стаканчик йогурта. Хозяин квартиры вернулся с этим стаканчиком на диван, тяжело упал в слои пледов и стал есть йогурт старинной серебряной ложкой.

И как всегда, ему казалось, что он ест свою собственную душу или свой мозг – кисло-сладкий, с фруктовыми вкраплениями…

– Это не йогурт. Это йогурд, – сказал он сам себе, – и я больше не Йогурт, я – Йогурд. Я меняю последнюю букву своего имени! – и он схватил авторучку и стал лихорадочно подписываться на разбросанных везде листках бумаги, на упаковке чая, на обложках журналов и книг – Йогурд, Йогурд, Йогурд…

Изменение имени вдохновило его. Куда делась античная статуя! Его глаза горели, он исписал своим новым именем скатерть, стены, корешки книг… И, наконец, изможденный, он выронил авторучку из своих вновь похолодевших пальцев и снова упал на диван, восхищенно глядя на дело своих рук. Обежав глазами все свои подписи, разбежавшиеся вокруг него по предметам и поверхностям, он наконец громко произнес:

– Другой. Я – Другой.

Так звучало его новое имя, если прочитать его наоборот.!

(Продолжение данного рассказа, возможно, следует.)

2005

АБСТРАКТНЫЕ ВОЙНЫ

Летят два квадрата…

Казимир Малевич

Клином красным бей белых…

Эль Лисицкий

Я с детства не любил овал,

Я с детства просто убивал.

Стишок 60-х годов XXв.

Нашему времени не хватает абстракций – везде сплошная конкретика, да и та по большей части – обман.