Чтобы сориентироваться в ситуации, я уточняю:
— И скоро ты хочешь туда перебраться?
— До конца года, если ты не против. — Энди опускает глаза и обращается ко мне со взволнованной и проникновенной речью: — Дорогая, я совсем не намерен на тебя давить. Если ты хочешь жить в Нью-Йорке или если наш огьезд повредит твоей карьере, мы можем остаться здесь. Я ведь терпимо отношусь к этому городу, так что… Но в наш последний приезд… после того как мы посмотрели на дома… да еще скоро у нас родится племянница… и родители не молодеют… в общем, ты понимаешь. Все дело в том, что я к этому готов: хочется спокойной жизни. Или по крайней мере каких-то перемен.
Я киваю, изо всех сил пытаясь разобраться в своих мыслях. Ничто из сказанного Энди не ново для меня — не только потому, что мы уже не раз это все обсуждали, но и потому, что многие наши ровесники женятся, рожают детей и уезжают из больших городов: это обычное дело. Я, однако, никак не могу осознать, что мне предстоит покинуть Нью-Йорк, причем так скоро. Перед глазами проносятся любимые виды: Центральный парк в лучах осеннего солнца, каток на Рокфеллер-Плаза, открытые террасы ресторанов, где можно пить вино в жаркий летний полдень. Я уже заранее скучаю по Нью-Йорку. Скучаю по вот этому ресторану, где мы ужинаем вместе. Наверное, я буду долго вспоминать сегодняшний вечер.
— Что скажешь? — обращается ко мне Энди, теребя ухо, как он обычно делает только в минуты крайнего волнения.
Например, он теребил ухо, когда делал мне предложение. В каком-то смысле нынешний разговор сродни тому. Он спрашивает мое мнение по поводу важной перемены нашей жизни. Конечно, это не так волнующе, как женитьба, но, я бы сказала, не менее значимо.
Беру Энди за руку, не желая ни огорчать, ни обманывать.
— В целом мне нравится твой план, — говорю я, стараясь, чтобы это звучало как можно более искренне.
На самом деле я пока понятия не имею, нравится он мне или нет.
Энди кивает:
— Поверь, я не настаиваю на том, чтобы ты согласилась на переезд прямо сейчас. Я просто хотел, чтобы ты знала.
Он высвобождает руку и достает из внутреннего кармана пиджака пачку каких-то бумаг. — Вот взгляни.
На одном бланке изображен большой кирпичный дом с деревянной мансардой, по-видимому, из кедра, и застекленной верандой. Вроде тех коттеджей, объявления о продаже которых мне много раз присылала Марго, указывая и теме сообщения «Мы могли бы быть соседями!» или «Отлично вам подходит!».
Но этот дом не из письма Марго, которая целыми днями, не зная чем заняться, сидит у компьютера. Этот дом мне показывает Энди за бутылкой шампанского в ресторане «Були».
Ну как, нравится? — робко спрашивает он.
Заранее ясно, какого ответа от меня ожидают.
— Разумеется, — отвечаю я, пробегая глазами описание дома под фотографией: пять спален, четыре ванных, огороженый задний двор, бассейн с подогревом, высокие потолки, отапливаемая веранда, цокольный этаж с дневным освещением, гараж на три машины, кладовая для продуктов, винный погреб, автоматический сервис на всех трех этажах.
Придраться абсолютно не к чему. Это мечта, а не дом, — в детстве я такого представить не могла. Даже тогда, когда мама говорила мне, что я, когда вырасту, наверняка буду очень счастлива среди дорогих красивых вещей и умных хороших людей.
«Я спокойна за тебя, Элли, — говорила она, гладя меня по голове. — Ты добьешься всего, чего захочешь».
Она сказала это за неделю до смерти, когда ее в последний раз привезли домой из больницы. Я слушала ее тихий юлос, представляла взрослую жизнь в собственном доме с мужем и детьми и думала, сможет ли все это когда-нибудь заглушить мою боль от потери матери.
Смотрю на Энди и говорю:
— Этот дом прекрасен. Просто прекрасен.
— Интерьер тоже очень неплох, — с воодушевлением рассказывает муж. — Марго случайно зашла туда, когда ходила на показ детской одежды… Она говорит, в цоколе можно устроить отличную студию, и не пришлось бы больше тратиться на аренду. Только представь, будешь работать прямо в пижаме: всего несколько шагов вниз по лестнице, и ты в студии. И что самое замечательное, это совсем неподалеку от дома Марго и Уэбба. Представляешь, как здорово?
Я киваю, осмысливая слова мужа.
— Это так здорово, — уверяет Энди. — Этот дом идеально подойдет нам и нашим будущим детям.
Снова смотрю на рекламный проспект и вижу цену чудого дома.
— Ничего себе! — невольно изумляюсь я.
Мы с Энди редко говорим о деньгах. В этом он похож на Марго. Но в то время как его сестра словно не обращает особого внимания на обеспеченность своей семьи, Энди не афиширует свою состоятельность, стесняясь ее. В результате часто он живет не по средствам, в обратном смысле этого выражения, и, обитая с ним в небольшой съемной квартире, я часто забываю, насколько богат мой муж.
— А ты миллионер, я смотрю, — иронизирую я.
Энди опускает глаза и качает головой, потом снова смотрит на меня.
— Мы с тобой оба богачи. Причем не только в смысле денег.
— Знаю, — отвечаю я, по-настоящему наслаждаясь этим моментом.
Некоторое время мы сидим и смотрим друг другу в глаза. Потом Энди прерывает молчание вопросом:
— И что ты обо всем этом думаешь?
Сначала я не знаю, что сказать.
— Я люблю тебя, Энди, — отвечаю я, наконец. — Вот что я думаю.
От шампанского и всех этих новостей у меня голова идет кругом.
— Ну что ж, уже неплохо, — подмигивает мне Энди, готовясь приступить к только что поданному омару. — Менее впечатляюще, конечно, чем автограф Дрейка, но тоже весьма и весьма неплохо.
Глава 13
— Я так и знала, что этим кончится, — выговаривает мне сестра несколько дней спустя, узнав о нашем возможном переезде в Атланту. В ее голосе звучит лицемерное смирение. — С самого начала знала.
«А я знала, что именно так ты и отреагируешь», — думаю я, но не решаюсь озвучить свои мысли и просто отвечаю:
— Мне кажется, переезд в Атланту — это не самый ужасный вариант развития событий, и вообще мы еще не решили…
— Пообещай мне только, что не подцепишь этот дурацкий южный акцент, — прерывает меня Сюзанна.
— У жителей Атланты акцент очень слабый — Энди, например, говорит почти без акцента.
— И Боже тебя упаси растягивать слова, — предостерегает меня сестра, словно я собираюсь вступить в религиозную секту или выпить смертельный яд. — Никогда не забывай: ты северянка!