Читать интересную книгу Отряд - Андрей Посняков

- А это Митрий, из введенских, человек верный, - быстро пояснил Жила. - Завтра вместе промышлять выйдем…

- Сначала об ем хозяйку спросим!

- Так ить… для того и пришли. Нам бы это, Федя… - Онисим жалобно сморщил нос. - Ночку бы скоротать, а?

- Ночку им, - усмехнувшись, проворчал Федька. - Ходют тут голодранцы всякие.

- Ну, хоть в какой избишке!

- Было б серебришко, нашлась бы и избишка, - с хохотом отозвался Блин, и Митьке вдруг подумалось, что не так уж и туп этот плосколицый парень, как показался на первый взгляд. - А так и не знаю, куда вас деть… разве что в будку, к псинищу? Эй, Коркуша, пустишь гостей?

Пес зарычал, осклабился - тоже вроде бы как посмеялся. Ну-ну, мол, лезьте - враз разорву в клочья!

А дождь не унимался, барабанил по крышам. Онисим с Митькой давно уже промокли насквозь, а Федька отошел чуть подальше, под козырек крыльца, чтоб дождь не капал. Стоял, гад, издевался.

- Ну, Феденька, - поклонился Онисим. - Ну, я те пуло дам.

- Пуло? - Федька сплюнул. - Ловлю на слове! Эвон, в дальнюю избенку идите. Поназадворье.

- К Гунявой Мульке, что ль? - Онисим ухмыльнулся.

Федька кивнул:

- К ней, к ней. Да не вздумайте забесплатно приставать к девке - враз зубищи вышибу, - поднимаясь по ступенькам крыльца, на прощание пообещал Блин.

Онисим после этой фразы вдруг как-то сразу поскучнел, осунулся и шепотом предупредил:

- Ты это… берегись Мульки. Она ведь такая - сама напасть может, а после соврет, что мы. Федька зубы сразу повышибает, не сомневайся.

- Да я и не…

Онисим не дослушал, свернул за навозную кучу, и Митька прибавил шагу - боялся отстать. Двор-то большой, в темноте и заплутать недолго, эдак выйдешь потом псинищу Коркодилу в пасть!

- Ишь, гад, вызверился, - останавливаясь перед низенькой, еле угадываемой во мраке избенкой, выругался Жила.

- Кто вызверился, пес?

- Хм, пес… Федька, вот кто! Он-то и есть пес, хуже Коркодила. - Онисим сплюнул и, подойдя ближе к избе, напористо застучал в дверь.

- Недавно, едва Васька Москва сгинул, силищу в себе и почуял Федька, - обернувшись, шепотом пояснил Жила. - При Ваське-то небось боялся и рта разевать.

- А кто такой этот Васька?

- Васька? Это… гм… Сурьезный человек, не нам чета! - Онисим вдруг прикусил язык. - Короче, много будешь спрашивать - язык отрежут. Эй, Мулька, ты там спишь, что ли? А ну, открывай гостям!

Внутри избы послышались какие-то странные звуки, словно бы мычала корова, затем шаги. Скрипнув, чуть приоткрылась дверь, и узенькая тусклая полоса света упала на мокрую землю - видать, зажгли лучину.

- Это я, Мулька, Онисим, и парень один со мной. Федька сказал, чтоб у тебя ночевали. Но денег у нас нет, даже пула - и того…

- Уммм… - Дверь приоткрылась чуть шире, и Митька увидел возникшую на пороге согбенную фигурку в глухом платке и с горящей лучиной в левой руке.

- Ммы-ы-ы, - видно, узнав Онисима, существо призывно махнуло рукой, исчезая в темном нутре избенки.

- Идем, - Онисим шмыгнул носом. - Хоть поспим немного… Эх, было бы серебришко! У тебя, Митька, часом не завалялось?

- Не-е-е…

- Жаль… А то бы сейчас с Гунявой Мулькой на пару загулеванили. Ну, ин ладно, будет еще время.

Хозяйка избы лучину больше не зажигала, и пробираться приходилось на ощупь. Впрочем, и недалеко - едва сделали пару шагов, как уперлись в лавку. На ней и спали - валетом: на полу было зябко, а ничего иного никто и не предложил. Почувствовав где-то рядом тепло, Митька нащупал печку - вернее, небольшой, сложенный из круглых камней очаг. Стащив мокрую рубаху, отрок примостил ее сушиться, а уж потом растянулся на лавке, укрывшись непонятно чем - то ли плетенкой, то ли изъеденной молью шкурой. Снаружи по крытой дранкой крыше вовсю молотил не на шутку разошедшийся дождь. А здесь было как-то уютно, спокойно, сухо. И тихо. Лишь Онисим Жила храпел, гад!

Митька проснулся от солнца. Маленький такой, проникший в узенькое оконце лучик щекотал глаза, затем спрыгнул с лавки на пол, пробежался к очагу, к каким-то висевшим на веревке плетенным из тряпья занавесям-циновкам, разделявшим избенку на две половины. В той половине, где спал Митрий, у двери стояла кадка с водою и деревянным корцом в виде утицы. На лавке, кроме самого Митьки, никого больше не было - Онисим, видать, куда-то смылся. Что ж не разбудил, пес?

Потянувшись, отрок поднялся на ноги и прошлепал к кадке. Зачерпнув корцом водицы, напился, утер губы. Рядом с кадкой притулилась плоская шаечка - видать, тут же можно было и помыться. Митька зачерпнул воды, полил в левую ладонь - неудобно, да что ж поделать? И…

- Умм!

Кто-то хлопнул его по спине. Отрок враз обернулся, едва не выпустив из руки корец с водой. Перед ним стояла девчонка - светленькая, светлоглазая, с длинными темными ресницами и капризными розовыми губками. Очень даже не страшненькая на вид, скорее даже наоборот.

- Умм! - требовательно произнесла девчонка и, отобрав у Митьки корец, по-хозяйски кивнула - нагнись, мол, солью.

Отрок наклонился, подставил руки, прогоняя остатки сна, ополоснул лицо и шею. Опа! Девчонка принесла полотенце. Чистое, льняное, вышитое, одно удовольствие таким вытираться. Отдавая полотенце назад, Митька улыбнулся:

- Благодарствую, краса девица!

Краса девица тоже улыбнулась, замычала и, зачерпнув воды, протянула корец отроку - теперь, мол, ты полей.

Митька понятливо кивнул… да так и застыл ошарашенно: не долго думая девчонка стянула с себя длинную, почти до пят, рубаху и, оставшись в чем мать родила, склонилась, требовательно взглянув на отрока. Оправившись от конфуза, Митрий плеснул воды в подставленные ладошки, не в силах оторвать глаз от стройного девичьего тела - худощавого, с тонкой линией позвоночника и двумя ямочками у ягодиц. Грудь у девчонки оказалась небольшой, но… Ох! Митька мысленно перекрестился да хотел было отвести глаза в сторону - но не смог. Знал, что грех, а смотрел, смотрел, смотрел… Покуда вода в корце не закончилась.

- Умм! - Девчонка толкнула его в грудь, и Митька быстро зачерпнул воду. Снова полил…

Юная краса - похоже, это и была Гунявая Мулька, - фыркая, с удовольствием обмывала холодной водою тело. Потом вдруг выпрямилась, улыбнулась лукаво, обняла Митьку за плечи… и резко отпрянула, услыхав снаружи приближающийся шум шагов. Схватив рубаху, нырнула за занавеску, исчезла, словно видение, - была ли, нет ли…

- Спишь долго, паря! - войдя, заругался Онисим. - Одевайся! Хозяйка тебя пред светлы очи требует!

Ну, насчет хозяйки Митрий и не сомневался, уж ясно, кто это - бабка Свекачиха, кому ж еще-то? Много о ней был наслышан, интересно теперь взглянуть. Наверное, крючконосая карга старая.

Не было никакой старой карги, не было носа крючком, вообще никаких ведьминских причиндалов не было, а была старушка - божий одуванчик: невысокого росточку, но бодренькая, с лицом умным, веселым, с хитрым таким прищуром. Одета опрятно - в телогреечку вышитую, поверх шушун теплый, суконный, нашивка поверх зеленая, с золотом - богата, видать, старушка, инда все знают, не бедная. Да и убрус на голове знатный: плат тафтяной длинный, серебром вышитый. Боярыня, а не бабка Свекачиха! Да и как иначе-то? Знал Митька - а то и многие знали, - не только гулящих девок содержит Свекачиха, но еще и сводничает: не один десяток свадеб по ее указке справили, да не какая-нибудь голь перекатная, а купцы-гости важные - Самсоновы, Некрасовы, Корольковы. Богаче их, чай, на посаде Тихвинском нету, так с чего Свекачихе-то в бедности маяться?

Бабуся сидела на крыльце в специально вынесенном резном полукреслице. Чуть позади, по правую руку ее, важно стоял Федька Блин, дальше, в сенях, бестолково бегали девки.

- Ну? - завидев Митьку, умильно улыбнулась бабуля. - И подойди-ка поближе, отроче!

Митька сделал шаг вперед, не доходя крыльца, поклонился:

- Дай Бог здравьица!

- Да Бог-то дает, дает, - хрипловато расхохоталась Свекачиха. - А ты не стой под крыльцом, иди ближе, вот так…

Митрий поднялся к самому креслу, поклонился… Бабка цепко ухватила его рукою за подбородок:

- Не дрожи, отроче… Дай-ко хоть посмотрю на тебя.

Взгляд у Свекачихи оказался неприятный, оценивающий, словно у конокрада, глаза бесцветные, рыбьи. А в остальном - бабуся как бабуся. Опрятная такая старушечка.

- Так чьих будешь, паря?

- Введенский…

- Угу… беглый, значит…

- Да я…

- Цыть! - Свекачиха притопнула ногой, обутой в изящный красный сапожок. - Когда я говорю - слушай, не перебивая. И не пасись! Что беглый - оно и к лучшему. Я верных людей не выдаю… А вот уж ежели не будешь верным, - старуха почмокала губами, - Коркодилу велю отдать на растерзание! Ты, чай, видал Коркодила-то?

- Да видал…

- Худ ты больно. А так - пригож. Сиротинушка, значит… То тоже неплохо. Не знаю, что с тобой посейчас и делать? Откормить, что ли? А, ладно… Инда, с Онисимом хочешь быть?