И на следующий день, когда дон Луис привел его в особняк на Ронде, Колон разоделся, как на прием к королеве. Глаза его светились такой уверенностью, будто он уже достиг желаемого и все препоны позади. И Беатрис де Бобадилья, маркиза Мойя, встретила его одобрительной улыбкой.
Это была юная красавица, высокая, одетая по последней моде. Ее черные волосы обрамляли белоснежное лицо, шелковый чепец сверкал драгоценностями. Влажные алые губы, бездонные черные глаза. Платье из желтого шелка с синей каймой, высокой талией и низким вырезом подчеркивало великолепие грациозной шеи.
Сантанхель представил Колона.
— Маркиза, я привел нашего первооткрывателя поцеловать ваши ручки.
Маркиза восприняла эту фразу буквально и протянула руку, белее которой видеть Колону не доводилось, а кожа показалась ему нежнее атласа. И губы Колона не отрывались от ее руки дольше, чем того требовали приличия.
— Могу я предсказать вам будущее? — улыбнулась маркиза. — Испания так же не захочет освобождаться от вашей руки, как вы не хотите отпустить мою.
— Вы пьяните меня своим пророчеством, сеньора. И когда вино сладкое и крепкое, я за себя не ручаюсь. Но готов рискнуть.
— Уверенности в себе вам не занимать. Вчера мы в этом убедились.
— Вчера, сеньора, вы видели перед собой мореплавателя, демонстрирующего профессиональные знания.
— О! — ее брови изогнулись. — А сегодня?
— Сегодня я — смиреннейший проситель, ищущий вашего благоволения.
— Вот смирения я в вас что-то не приметила... В королеве вы нашли верного друга, на поддержку которого можете всегда рассчитывать.
— Мои самые смелые надежды не простирались столь далеко.
— Но почему? — глаза маркизы вспыхнули. — В конце концов, королева — женщина, и в мужчинах ей нравится отвага.
— Королева не ошибется, если поддержит меня. Я выполню все, что обещал.
— Ну вот, — рассмеялась она, — теперь я слышу того же человека, что и вчера, сеньор Колон.
Так проговорили они не менее часа, а при расставании, когда Колон вновь поцеловал руку маркизы, она сказала: «Считайте нас своими друзьями и пользуйтесь нашим домом, как своим собственным».
На улице, в лучах весеннего солнца, Сантанхель взял Колона за руку.
— Вы — иностранец, сеньор Колон, и можете допустить ошибку, приняв слова, которые мы, испанцы, произносим из вежливости, за чистую монету.
Колон рассмеялся.
— Вы хотите сказать, что испанская вежливость предлагает все, рассчитывая, что собеседник, будучи таким же вежливым, от всего откажется.
— Понимая, что к чему, вы не станете переоценивать слова маркизы.
— Так же, как и недооценивать ее доброту.
— И ее благоразумие, — добавил дон Луис, — Донья Беатрис де Бобадилья — ближайшая подруга королевы, у нее немалое влияние при дворе, ей доверяются тайны, недоступные другим. Однако королева Изабелла весьма сурова в вопросах чести и не потерпит ни малейшей фривольности в поведении даже ближайшей подруги. Пожалуйста, имейте это в виду. Далее, есть еще и Кабрера,— Сантанхель помолчал, искоса поглядывая на Колона, затем добавил: — Он — один из нас.
Колон ничего не понял.
— Один из нас?
— Новый христианин, — объяснил дон Луис. — Пусть он маркиз Мойя, но остается сыном рабби Давида из Куэнки.
Теперь многое стало ясно Колону. Во-первых, как он и догадывался, Сантанхель был маранном (Маран — крещеный еврей.), во-вторых, из-за этого жена другого марана была для него священна. Колон же, несмотря на испанизированную фамилию и характерную внешность, мараном не был. Но решил в этом не признаваться, поскольку подобный ответ мог изменить доброе отношение к нему человека, играющего важную роль в государственных делах.
— Понятно, — коротко кивнул он.
— Я не вдавался бы в такие подробности, если бы не полагал, что говорю для вашей же пользы.
Потянулись дни ожидания. Проходя по залам Алькасара, Колон постоянно ловил на себе заинтересованные взгляды придворных. Он прошел долгий путь от маленького домика в Вико Дритто ди Пентиселло в Генуе, где родился, до Алькасара и искренне полагал, что достоин того внимания. Гордые гранды, идальго, известные воители и государственные мужи искали повода познакомиться с ним. И не одна красавица забывала в его присутствии о кастильской сдержанности, чтобы выразить взглядам свое восхищение. Его окружал ореол загадочности. Никто не мог сказать с определенностью, кто он такой и откуда появился при дворе. Кое-кто считал его португальцем, другие — лигурийским дворянином. Некоторые говорили, что он учился в Павии и по праву считался гордостью университета. Упоминалось и о том, что он — знаменитый морской волк, гроза сарацинов на Средиземном море. А самые догадливые утверждали, что он плавал в морях, которые еще не бороздили другие корабли.
Но всему хорошему приходит конец. Окружающее его сияние меркло по мере того, как неделя сменялась неделей безо всяких изменений для Колона. Подруга королевы, маркиза Мойя, могла обратиться к нему на публике, не скрывая своего расположения, Кабрера и Сантанхель могли превозносить его достоинства, но Колон не мог не почувствовать, как падает интерес к его персоне. И тогда он решил обратиться к маркизе Мойя, рассчитывая использовать ее влияние и близость к королеве.
И Колон отправился во дворец на Ронде, где его встретили более чем благожелательно, упрекнув лишь в том, что так долго не видели у себя.
— Мне стыдно, что я пришел к вам, чтобы досаждать своими заботами.
— Вам надо стыдиться только того, что у вас не нашлось иной причины для визита.
— Я могу лишь вознести молитву, что вы помните о моих делах.
— Молитву? О господи, сеньор, я не святая, чтобы мне молились.
Но глаза маркизы затуманились. В их черных глубинах что-то мелькнуло, возможно, вызванное его жарко вспыхнувшей страстью.
Голос ее упал до шепота.
— Сеньор Кристобаль, стоит ли нам совершать глупость, в которой потом придется раскаиваться. Ваши надежды получить согласие королевы...
— Сейчас пришел черед других надежд! — горячо возразил Колон.
— Но не для нас, Кристобаль. Будем же благоразумны, друг мой.
Однако спокойствие ее тона не смогло сдержать Колона.
— Благоразумны! Что тогда подразумевается под благоразумием? — Чувствовалось, что он сам готов ответить на свой же вопрос, но маркиза опередила его:
— Быть благоразумным — значит, не ставить под удар то, чего можно добиться ради возможности получить нечто большее, но, увы, недостижимое, — она как бы просила Колона помочь ей устоять перед его чувством. — Что-то я могу дать вам, и дать без ограничений. Удовлетворитесь этим. Требуя большего, мы можем потерять все. И вы, и я.
Колон склонил голову.
— Все будет так, как вы скажете. Мое единственное желание — служить вам.
Ответом был ее нежный взгляд. Но появление Кабреры полностью привело их в чувство.
Низкорослый, с кривыми ногами, с улыбающимися чуть выпученными глазами, он тепло поздоровался с Колоном и не менее тепло попрощался, когда четверть часа спустя тот покинул дворец.
— Определенно я должен приложить все силы, чтобы мечты этого мореплавателя стали явью, — воскликнул Кабрера после ухода Колона. — Он знает, как поддерживать мой интерес к его делам.
— Рада это слышать.
— И тебя не удивляет, что я готов лезть из кожи вон, лишь бы побыстрее спровадить его на корабль, отплывающий в Индию или в ад?
— О, Андрее! Ты собрался ревновать меня?
— Нет,— засмеялся Кабрера.— Именно для того, чтобы избавить себя от этого мерзкого чувства, я и хочу помочь только что вышедшему отсюда господину побыстрее поднять якорь.
Рассмеялась и маркиза.
— Я не пошевелю и пальцем, чтобы помешать тебе. Он мечтает о море, а раз я желаю ему добра, то сделаю все, чтобы он вышел в море. К этому мы и будем стремиться вместе.
Разговор этот не пропал даром, ибо через два или три дня спустя Сантанхель подошел к Колону на одной из галерей Алькасара.
— Выясняется, у вас больше друзей, чем вы могли ожидать. Кабрера чуть не поссорился с королем, убеждая его принять решение в вашу пользу. Теперь можете оценить мудрость моего совета — быть осмотрительнее с очаровательной маркизой. Отсюда и результат — участие Кабреры в вашем проекте.
— Он просто хочет побыстрее избавиться от меня, — саркастично заметил Колон. — Но если он лишь рассердил его величество, то какой мне от этого прок?
— Меня прислала к вам королева. Кабрера говорил с ними обоими, и ее величество сегодня утром просила меня заверить вас, что дело скоро сдвинется с места. Столь долгая задержка вызвана лишь тем, что война в самом разгаре, да тут еще король Франции добавил