же источников. Но главное, они топтали и уничтожали нормальных, хороших людей, таких как Фрэнк Вотерс и братья Макдейвиды. Таких, как мой Мики…
Так что – да, мне хотелось отомстить. Хотя, честно говоря, у меня не было никаких указаний на то, что соратники Лотты Вотерс как-то причастны к гибели Мики. Ну так что? Мне просто надоело винить себя. В конце концов, это не я стреляла в своего му… в своего… в своего партнера. Стрелял кто-то другой по заказу кого-то другого. Значит, и обвинять надо кого-то другого – к примеру, зловредную мафию Лотты и Кэндис. Одна из этих двух зомби уже переселилась в мир иной, зато другая еще жила, здравствовала и подличала. Само собой, для вынесения ей обвинительного приговора еще требовалось добыть доказательства, подтверждающие рассказ Тайгера Рика, но интуиция подсказывала мне, что с этим не будет проблем.
Однако, если уж совсем начистоту, главная причина моего пробуждения заключалась не в жажде мести и не в желании переложить вину со здоровой головы на больную. Главным было завещание Мики Шварца, последний абзац его последнего письма – о том, почему он счастлив. О том, что теперь ему есть кому передать свое дело, свою должность Бога, должность праведного Судьи. Видит Бог, я не напрашивалась в Боги. Не знаю, кто дернул меня за язык выпендриваться перед Мики насчет моей Божьей единственности – наверно, черт. А может, я двинулась рассудком от общения с надменной куклой Лоттой Вотерс. Но, так или иначе, эти слова прозвучали из моего рта, а значит, мне и предстояло, что называется, отвечать за базар.
Обещание, данное Рику Макдэйвиду, было дано и от моего имени. Забыть о нем сейчас значило отказаться от Мики, от исполнения его последней воли. Ясно, что это лишь увеличило бы мое чувство вины, а я меньше всего хотела провести остаток жизни в роли виноватой неблагодарной дуры. Получалось, что мне попросту было некуда деться. Я физически не могла обойти и забыть эти два слова: «Кэндис Дорсет». Они были выжжены на моем лбу с его внутренней стороны.
Как выяснилось, Сеть в этом смысле немногим отличалась от меня. Первый же запрос поисковика принес десятки тысяч ссылок. Сайты «зеленых» и веганских изданий пестрели фотографиями этой пятидесятитрехлетней дамы с одутловатым лицом, обрамленным белесыми кудряшками. Кэндис считалась едва ли не главным авторитетом в деле защиты беззащитных животных. Ее главный принцип заключался в том, что животным – начиная с насекомых и кончая млекопитающими – должны быть предоставлены равные с человеком права. Созданная ею организация так и называлась: ЖПЧ, то есть «Животным – Права Человека».
При этом равенство прав означало, что в случае конфликта интересов человек обязан уступить своим меньшим братьям, дабы не угнетать беззащитное меньшинство. К примеру, обнаружив термитов, поедающих стены дома, люди должны немедленно переехать в другое место, дабы не обрекать животных на голодную смерть. Прочитав это, я тут же вспомнила жену фалафельщика д’Жаннет, которая гонялась за реальными и воображаемыми тараканами с баллончиком ядовитого аэрозоля. Было бы любопытно свести двух этих воительниц в фехтовальном поединке.
Впрочем, статус насекомых в ЖПЧ оставался все еще спорным. На сайте молодежного журнала этой организации шло бурное обсуждение недавней статьи Кэндис Дорсет, в которой она требовала приравнять права жучков-паучков к правам расовых и сексуальных меньшинств. Нужно сказать, что большинство читателей соглашались с мнением авторитета; возражения поступали преимущественно со стороны геев и черных, которых коробило уподобление с тараканами. Кэндис терпеливо объясняла непонятливым, что таким сходством нужно гордиться, поскольку белое гетеросексуальное большинство заведомо не дотягивает до прав насекомого.
«Близится время, когда белые стрейты-супрематисты будут мечтать о правовом статусе таракана, – писала Дорсет, – да только кто им позволит?!»
В Сети громоздились тонны подобной ахинеи, но меня стало тошнить уже после нескольких килограммов. Предметом особенной гордости организации ЖПЧ и ее предводительницы была война с цирками и зверинцами. Отчеты на эту тему напоминали сводки с полей сражений; фронтовые корреспонденты ЖПЧ публиковали снимки демонстраций, пикетов и митингов. Судя по фотографиям и статейкам, столкновения нередко заканчивались драками при полном невмешательстве полиции. Кое-где сразу после протестов вспыхивали пожары цирковых фургонов и шапито. Подозреваемых в поджоге обычно не обнаруживали или быстро отпускали за недостаточностью улик – как видно, уличных бойцов ЖПЧ прикрывали весьма эффективные кабинетные адвокаты. Но строчки отчетов только что не подмигивали с экрана, втихомолку намекая, что «святое» пламя вспыхнуло не само собой.
Статьи Кэндис Дорсет тоже упирали на горячий, огнестрельный характер борьбы. «Представьте себе эволюцию наоборот, – писала она. – Природа развивалась от простейших форм жизни к человеку – мы должны двигаться в противоположном направлении. Сначала добьемся равноправия обезьянних, собачьих, кошачьих и прочих млекопитающих меньшинств, а затем, подавив сопротивление врага на этом участке фронта, двинемся дальше – к птицам, рыбам, пресмыкающимся, насекомым… В этой борьбе нет и не может быть компромиссов! Пусть всполохи святого пламени освещают нашу дорогу!»
На одном из снимков была запечатлена сама предводительница на фоне революционной борьбы – в защитной каске, с рюкзачком за спиной и переговорным устройством в руках – ни дать ни взять главнокомандующий на поле брани. Что и говорить, Тайгер Рик столкнулся с целой армией – хорошо вооруженной, опытной и пользующейся абсолютным покровительством властей. Силы были слишком неравны: едва слышный голос одного бесправного человека против подавляющей мощи большинства тараканьих меньшинств…
Местом проживания Кэндис Дорсет значилась Флорида. Там, в небольшом поселке недалеко от Орландо, она держала заведение, именуемое «Убежищем для гонимых и преследуемых зверей». На мой взгляд, оно не отличалось от «Парка имени Уэйна Макдэйвида» ничем, кроме названия – ведь первоначальной целью Тайгера Рика тоже было создание приюта для брошенных хозяевами животных. Чем больше я разглядывала фотографии и видеоролики «Убежища», тем больше недоумевала: в зверинце Дорсет обитали точно такие же тигры, пантеры и львы, а клетки и вольеры даже казались менее просторными, чем у Рика. Почему же она дозволяла себе то, что категорически запрещала другим? Скорее всего, для ответа на этот вопрос требовалось приехать в Орландо и поближе познакомиться с мисс Дорсет и ее питомцами.
Пока же я занялась несколько другой темой. Фото революционерки в каске и с переговорным устройством – ни дать ни взять Арик Шарон в сражении на Суэцком канале – навело меня на мысль проверить местонахождение ее мобильного телефона в день гибели Уэйна Макдэйвида. За давностью лет мне пришлось основательно покопаться в архивах телефонных компаний, но в итоге раскопки увенчались успехом: трубка Кэндис Дорсет действительно находилась в то время в районе ярмарки. Само по себе это еще не служило доказательством ее причастности к поджогу, но, по крайней мере, добавляло некоторый оттенок реальности к версии Тайгера Рика,