Читать интересную книгу Юрей теу - Дин Сухов

– Что-то есть в ваших словах, мистер… э-э-э… – сраженная наповал широким диапазоном цинизма своего спасителя, нервно улыбнулась Петти.

– Виджэй, просто Виджэй! – с готовностью протянул мясистую ладонь Петти остроязыкий клоун.

– Петти, Петти Чарли, – осторожно дотронулась Петти до его скользкой от липкого соуса и сукровицы ладони.

– Итак, – продолжил свой богохульный speech новоявленный мессия, – в корне всех наших желаний заложено стремление к удовольствию. Мы говорим о благотворительности, а подразумеваем получение удовольствия от самого акта благотворительности. Нам нравится быть меценатами и получать взамен отдаваемого вкусный кровяной кусок мяса благодарности или же известности.

Поэты жертвуют своими душами, нещадно распиная их чернилами на бумажных крестах. Самосожжение и вознесение на небеса в чертоги изменчивой Музы! Мы превращаем в пепел наши бренные грязные тела затем, чтобы получить удовольствие от акта самопожертвования во имя спасения грязных тел и душ смертных. Сгорая мы представляем, как будут красиво смотреться надгробные памятники на наших могилах и как на них будут горько рыдать безутешные грудастые вдовушки. Удовольствие! Подразумевая святость, мы имеем в виду удовольствие. И наплюйте в глаза тому филантропу, что с пеной у рта будет утверждать, что живет он исключительно лишь для того, чтобы осчастливить всех людей мира. Это ложь будет почище той, что обещает Князь мира сего польстившимся на вечную жизнь в Аду. И это ложь намного хуже той, что выдумал Гитлер, спасая свой тонущий тысячелетний рейх, населенный полукровками из колена Левия и остатками германских племен.

Я честен перед собой и перед своим богом. Я люблю себя и люблю стейк. Мой бог не был бы моим богом, если бы он не дарил мне удовольствие. Ну, согласитесь, мисс Петти, какой смысл хлебать дерьмо из унитаза и возносить хвалу богу, живущему в унитазе? Хотя, возможно есть и такие, которые склонны получать удовольствие от поедание чужих экскрементов. Возлюби ближнего, как самого себя? Вы слышали, какая applesause?! От этого дерзкого высказывания откровенно попахивает копрофагией. Бойтесь, мисс, таких необдуманных высказываний. Поверьте, старому цинику Виджэю, лучше есть отличный стейк гаге, чем давиться дерьмом какой-нибудь безумной старушонки, возомнившей себя святой Магдой, или черт ее побери, Еленой.

– Да, вы правы. Мой бывший муж был морским пехотинцем. Он воевал в Ираке и Северном Афганистане. Кабул, Гильмент, Тора-Бора и Урузган. Когда он произносил название этих экзотических местечек, его глаза загорались, и он куда-то отдалялся от меня. Он часто говорил мне, что скучает по тем временам и что с тех пор как вернулся с войны, не чувствует удовольствия от жизни. Она казалось ему какой-то искусственной что-ли или пресной. Мне было не понять его. Ведь я женщина и не приемлю насилия. А он так возбуждался когда видел кровь… – глядя невидящими глазами сквозь клубы дымящегося соуса, вспомнила вдруг Петти.

– Вот видите, явно ваш парень поклонялся богу войны Марсу и не очень симпатизировал богу Жизни. Роддомы он рассматривал, лишь как место где изготавливают новые мясные консервы для армии США. Вид выпускаемых кишок и фонтаны крови приводили его в сексуальное неистовство, что напрямую связано с мужской агрессией. Как я его понимаю, когда поедаю очередной стейк гаге и запиваю кровавую кашу прекрасным Carbernet Sauvingnon Casa de Piedra.

– Вы самый большой оригинал какого я только встречала, мистер Виджэй! – подивилась Петти проникновенности «нового мессии».

– А что вы думаете о вкусе rib eye, мисс Петти?

– В другое время и в другом месте, я иногда не прочь полакомится торнедос и винами из Шираза.

– Но почему же, мисс Петти, вам не воспользоваться такой возможностью именно здесь и сейчас? – обведя руками широкий круг по границам своей кровоточащей дымящейся самадхи, предложил клоун.

– Боюсь, что умру от обжорства, мистер Виджэй, – отрицательно покивала головой Петти. – Лучше подскажите мне, как выбраться из этой «мечты Робинзона Крузо».

– Что ж, я вижу вам, порядком наскучила моя болтовня, мисс Петти. А я уже признаться начал привыкать к вам. Мне кажется, вы приятный собеседник и с вами не бывает скучно, – проявил неожиданную сердечность самовлюбленный циник.

– Мне тоже было приятно познакомится с вами. Тем более, если бы не вы, я бы, скорее всего, захлебнулась в вашей аппетитной самадхе, – глядя с опаской на липкую трясину Грейви, ответила Петти.

– Надеюсь, мы с вами сможем продолжить наш увлекательный разговор в более удобной для вас обстановке, – безобразно осклабился Виджэй и, задрав вверх голову, громко рявкнул. – Арнфрид, голубка моя синеглазая, откликнись, твой голубок желает тебя видеть!

На зычный крик Виджэя над дымящейся самадхой неожиданно нависло громадное плоское лицо с длиннющим клювом.

– Наконец-то, Виджэй, – едва шевеля тонкими бледными губами, тонко пропела голубка Арнфрид.

– Ты еще не заскучала, без своего говорливого голубка, милая? – вновь приняв позу Бенито Муссолини, вопросил Виджэй.

– Ты прочитал мои мысли, милый. Возвращайся скорей из своей самадхи, – сделала попытку улыбнуться длинноклювая Арнфрид.

– Но я не один. Со мной мисс Петти. Ты не поверишь: она полностью разделяет мое видение самадхи!

– Я не возражаю, милый, чтобы такая умная девушка стала нашим другом, – пронзив Петти ледяными иглами глаз, снисходительно прошамкала губами Арнфрид.

– Спасибо, милая!

Получив согласие своей голубки, клоун решительно подступил к лунной путешественнице и, взяв ее маленькую ладонь в свою руку, затаенно прошептал:

– Амитабха!

Не очень комфортное, но, к счастью, краткое пребывание в самадхе закончилось также внезапно, как и началось. Уже через секунду Петти Чарли обнаружила себя сидящей на стуле за дубовым столом в компании уже знакомого ей «нового мессии» и его птицеобразной долговязой Арнфрид.

Прямо перед Петти стояла белая тарелка из испанского фарфора, наполненная аппетитной самадхой Виджэя и высокий бокал с рубиновым вином.

– Где я? – ошалев от бесконечной смены декораций, устало спросила Петти.

– Вы находитесь в стейк-баре Криса Фридериксона, уважаемая мисс Петти, – насмешливо прищурился «новый мессия». Сейчас он выглядел не так безобразно, как это было всего мгновение назад. Можно было даже сказать, что он значительно преобразился. Его непрерывно ухмыляющийся большой рот наполнился крупными крепкими зубами, а на его голове выросли достаточно густые длинные волосы, свободно свисающие до самых плеч. Виджэй обзавелся интеллигентной бородкой утописта Троцкого и круглыми очками почившего в бозе Джона Леннона. Вместо буддийской тивары «новый миссия» оделся в черные кожаные джинсы и желтую майку с надписью на голландском «Bevar Christiania».

– Вы волшебник, мистер Виджэй? Как у вас это получилось? – с облегчением оглядываясь по сторонам, снова спросила Петти. Они и вправду находились внутри здания, напоминающего классический американский стейк-бар. В небольшом уютном зале, отделанном под ореховое дерево, играла тихая непринужденная музыка, а за высокой стойкой, деловито перебирая бутылки с напитками, копошился молодой бармен. Кроме них здесь было еще несколько посетителей и, к своему смущению, Петти узнала двух японцев, бывших вчера свидетелями ее кокаинового безумия.

– Все мы по-своему волшебники, мисс Петти, но только не все в это верят, – философски ответил Виджэй.

– Ваш нынешний имидж подходит вам лучше, чем стиль спившегося бродяги из подворотни, – отвесила Петти лестный комплимент своему спасителю.

– Спасибо, мисс Петти. Моя внешность всегда имела для меня второстепенное значение. И, если быть честным, в облике Диогена Синопского я, чувствуя себя более спокойно и уверенно, – снисходительно пожал плечами Виджэй.

– А мне из моих вещей больше всего нравится зимний вязаный свитер. Как-то я залезла на чердак нашего дома и обнаружила его среди старых дедушкиных вещей. Этот свитер ему связала бабушка перед тем, как он ушел на войну в Европу. Это было в сорок третьем году, а в сорок пятом он вернулся и рассказал бабушке, что этот свитер спас его от обморожения в северофранцузских Арденнах. Теперь этот свитер хранится у меня. Я надеваю его тогда, когда мне особенно зябко и плохо на душе. И верите, мистер Виджэй, мне становится значительно легче. Будто бы, меня до сих пор согревает любовь моей покойной бабушки.

– Вот видишь, дорогая, я не прогадал, мисс Петти чудесная собеседница и мы с ней не соскучимся, – напустив на глаза слезу умиления, обратился Виджэй к своей молчаливой голубке Арнфрид.

– Да, вы мне тоже понравились, милая Петти. И мы готовы объединится с вами одной кровью, – разродилась неожиданным признанием холодная подруга «нового мессии». Она говорила медленно и немного резко, лакируя слова ломанным скандинавским акцентом. Арнфрид, в отличие от своего холеричного болтливого партнера, была несколько скована в движениях и скупа на эмоции. Ее узкое бледное лицо все время сохраняло печать внешней отстраненности и болезненной флегматичности. За то время, пока Петти находилась за столом, Арнфрид ни разу не улыбнулась, а возможно, просто не умела этого делать. Можно было списать ее неулыбчивость на врожденную робость, но колючий прямолинейный взгляд ее иссиня-голубых глаз говорил об обратном. Эта скандинавская флегма знала себе цену и держала себя достойно и уверенно, как и подобает подруге безумного гения, вечно витающего в облаках эфемерных фантазий.