Читать интересную книгу Падение Гипериона - Дэн Симмонс

– Ну что ж, – Консул с видимым усилием поднялся на ноги. – Давайте тогда хотя бы прогуляемся для порядка. Осталась всего одна Гробница.

Дворец Шрайка стоял километром дальше, в самой низкой части долины, прячась за изгибом скалистой стены. Дворец был невелик, меньше Нефритовой Гробницы, но из-за причудливой архитектуры – тщательно продуманному хаосу изогнутых выступов и шпилей, крученых контрфорсов и пилонов – выглядел куда массивнее.

Внутри он представлял собой одну гулкую залу с неровным полом, состоящим из тысяч переплетенных между собой сегментов. Ламия мысленно сравнила их с ребрами и позвонками какого-то ископаемого чудища. В пятнадцати метрах над головой свод пересекали десятки хромовых "клинков", которые, проходя сквозь стены и сквозь друг друга, выныривали на крыше сооружения остроконечным гребнем. Сам свод был полупрозрачным, и казалось, что Дворец до краев налит опалесцирующей жидкостью.

Ламия, Силен, Консул, Вайнтрауб и Дюре начали хором звать Кассада. Их голоса, отражаясь от утыканного клинками свода, снова и снова возвращались к ним искаженным эхом.

– Никаких следов Кассада или Хета Мастина, – сказал Консул, когда они вышли наружу. – Возможно, так и задумано… Мы будем пропадать поодиночке, пока не останется один из нас.

– И тогда, как гласит легенда, желание этого последнего – или последней – исполнится? – спросила Ламия. Она сидела на каменном фундаменте Дворца, болтая в воздухе крепкими ногами.

Поль Дюре поднял глаза к небу.

– Не могу поверить, что отец Хойт действительно пожелал купить мне жизнь ценой собственной.

Мартин Силен, прищурившись, посмотрел на священника.

– Каким же будет ваше желание, падре?

Дюре не замедлил с ответом:

– Я хотел бы пожелать… помолиться… чтобы Господь раз и навсегда избавил человечество от двух проклятий – войны и Шрайка.

Воцарилось молчание, нарушаемое лишь вздохами и стонами послеполуденного ветра.

– Ну, а пока, – сказала Ламия, – мы должны раздобыть какую-нибудь пищу. Или научиться питаться воздухом!

Дюре кивнул.

– Почему вы захватили с собой так мало?

Мартин Силен рассмеялся и напыщенно продекламировал:

Не брал он в рот ни хереса, ни джина,

Не смешивал ни разу в чаше грог;

Вкусней приправ была ему мякина;

И, презирая всей душой порок,

С гуляками якшаться он не мог,

От дев хмельных бежал он легче лани

К воды потокам: мирный ручеек

Поил его – и, воздевая длани,

Левкои поедал он в предрассветной рани.

(Д.Китс. Из стихотворения "Сей юноша,

задумчивый на вид…", написанного

16 апреля 1819 г. (Пер. С.Сухарева))

Дюре недоуменно улыбнулся.

– Мы надеялись победить или погибнуть в первую же ночь, – пояснил Консул. – И не рассчитывали застрять здесь надолго.

Ламия Брон встала и отряхнула брюки.

– Я пошла, – объявила она. – Попытаюсь принести провианта дней на пять, если, конечно, там есть армейские рационы.

– Я с вами, – внезапно сказал Мартин Силен.

Воцарилось молчание. За ту неделю, что паломники провели вместе, поэт и Ламия раз пять чуть не подрались, а однажды, она пригрозила его убить. Ламия пристально посмотрела да Силена.

– Ладно, – согласилась она. – Только сначала зайдем в Сфинкс – за рюкзаками и бутылками для воды.

Тени западной стены уже начали удлиняться, когда паломники двинулись в обратный путь, к воротам долины.

17

Двенадцатью часами раньше винтовая лестница привела полковника Федмана Кассада на верхний из уцелевших этажей Хрустального Монолита. Со всех сторон бушевало пламя. В дырах, пробитых гранатами и лазером Кассада, чернела тьма. Буря вдувала в них пыль, черно-алую, как засохшая кровь, которая забивалась в каждую щель. Кассад снова надел шлем.

В десяти шагах от него застыла в ожидании Монета.

В силовом скафандре, надетом на голое тело, она казалась облитой ртутью. Языки пламени отражались на груди и бедрах, плясали зайчиками во впадинках на горле и у пупка. Шея у нее была длинная, как у птицы, серебряное лицо сияло безупречной красотой, а в глазах трепетал, раздвоившись, высокий призрак – Федман Кассад.

Он покинул свою десантную винтовку и щелкнул селектором, переключив ее в мультиогневой режим. Тело полковника, защищенное силовым панцирем, напряглось в ожидании атаки.

Монета повела рукой, и часть ртутного скафандра исчезла, открыв голову и шею. Кассад знал наизусть каждую черточку ее лица, каждую впадинку. Ее каштановые, коротко стриженные волосы были зачесаны налево. Глаза все те же – изумрудные, бездонные. Маленький рот с чуть оттопыренной нижней губой, который никак не решался раздвинуться в улыбке. Вопросительно изогнутые брови, маленькие уши, которые он так часто целовал, шепча ласковые слова, нежную шею, к которой приникал щекой, чтобы услышать биение ее сердца.

Кассад прицелился.

– Кто ты? – спросила она таким знакомым ласковым и страстным голосом, все с тем же чуть заметным акцентом.

Кассад замер, держа палец на спусковом крючке. Десятки раз они любили друг друга, снова и снова встречаясь в его снах и в модельных сражениях – волшебной стране их любви. Но если она действительно движется навстречу времени…

– Я знаю, – спокойно произнесла она, словно и не замечая, что его палец уже нажимает на спусковой крючок. – Ты тот, кого обещал мне Повелитель Боли.

У Кассада перехватило дыхание. Сделав над собой усилие, он заговорил хриплым, срывающимся голосом:

– Ты меня не помнишь?

– Нет. – Склонив голову набок, она лукаво посмотрела на него. – Но Повелитель Боли обещал мне воина. Нам было суждено встретиться.

– Мы уже встречались. Очень давно, – с трудом произнес Кассад. Винтовка автоматически наводилась налицо. Она будет менять длину волны и частоту лазерных импульсов каждую микросекунду, пока не пробьет защиту скафандра. Плюс к этому весь ее ассортимент: пули, электронные пучки, гранаты, теплочувствительные дротики…

– Я не могу помнить твоего "очень давно", – сказала она. – Мы движемся в общем потоке времени, но в противоположные стороны. Как меня зовут в моем будущем и твоем прошлом?

– Монета, – выдохнул Кассад, приказывая закаменевшей руке нажать на спуск.

Она с улыбкой кивнула.

– Монета. Дитя Памяти. Какая жестокая ирония!

Кассад вспомнил ее предательство в песках над мертвым Градом Поэтов. Либо она сама превратилась тогда в Шрайка в его объятиях, либо позволила тому занять свое место. Акт любви вмиг обернулся мерзкой и страшной насмешкой.

Полковник Кассад нажал на спусковой крючок.

Монета прищурилась.

– Здесь это не действует. Эта вещь не работает внутри Хрустального Монолита. Почему ты хочешь убить меня?

Кассад взревел, отшвырнул бесполезное оружие в сторону, направил энергию в боевые перчатки и бросился вперед.

Монета не шелохнулась. Она стояла и смотрела, как он преодолевает эти десять шагов, – набычившись, не обращая внимания на стоны силового панциря, перестраивающего на ходу структуру своего поверхностного слоя – а потом протянула руки ему навстречу.

Кассад с разбега врезался в Монету, сбил ее с ног, и оба покатились по полу. Кассад тянул руки в наливающихся силой перчатках к ее горлу, но Монета железной хваткой вцепилась в его запястья. Кассад попытался взять в союзницы силу тяжести и у самого края площадки ему удалось подмять Монету под себя – выпрямив руки в отвердевших перчатках, он сжал пальцы на ее шее. При этом его левая нога свесилась с края площадки – в шестидесятиметровую пропасть.

– Почему ты хочешь убить меня? – прошептала Монета и легко перевернула Кассада набок, сбросив этим движением их обоих с площадки.

Вскрикнув, Кассад мотнул головой, чтобы опустить забрало. Они неслись сквозь тьму, сплетясь телами в свирепом захвате. Руки Кассада, сжатые ее железными пальцами, начали неметь. Казалось, время замедлило свой бег. Они все падали, падали, и воздух мягко щекотал лицо Кассада, как медленно натягиваемое одеяло. Метров за десять до пола время вновь побежало с прежней скоростью. Кассад мысленно произнес кодовую фразу для превращения панциря в жесткий кокон, и тут же последовал сокрушительный удар.

С усилием вынырнув из кровавого омута, Федман Кассад понял, что с момента удара прошла всего секунда или две. Шатаясь, он поднялся на ноги. Рядом медленно поднималась Монета… Стоя на одном колене, она замерла, уставившись на расколотые их телами изразцы.

Кассад включил ножные сервомеханизмы и изо всех сил ударил ее в голову.

С легкостью увернувшись, Монета схватила Кассада за ногу и швырнула в трехметровую хрустальную панель, которая со звоном раскололась. Кассад вывалился наружу – на песок, в ночь. Монета дотронулась до своей шеи – по лицу ее заструилась ртуть – и вышла следом.

Кассад поднял разбитое забрало, снял шлем. Ветер взъерошил его короткие черные волосы, царапая щеки песком. Он рывком подтянул ноги, встал. Индикаторы на воротнике мигали красным, предупреждая, что последние резервы энергии на исходе. Но это неважно – на следующие несколько секунд энергии хватит, вот и все, что ему нужно.