Читать интересную книгу Против течения - Нина Морозова

Мои родные любили Юру, особенно брат Сергей, тётя Оля — мамина сестра — Галина Николаевна Цуревская — сестра отца, Анна Николаевна Лузина — тоже сестра отца и её муж Герман Дмитриевич Хованов, артисты театра имени Ленинского комсомола. Тётя Галя, обладательница прекрасного голоса, даже напевала босяковские «Аленький цветочек» и «Ты не даёшь мне денег». К нашим артистам мы ходили на все премьеры и на те спектакли, в которых они были заняты. Тётя Оля уважала Юру за то, что он не пил и не курил, уважительно относился к нашей православной вере и церкви. К маме мы ходили в бассейн университа, где она вела группу пловцов Академии художеств.

Но тяжёлым испытанием для моих родителей стало нежелание Юры иметь детей. А я думала, что потом это изменится. Изменилось — только шиворот навыворот, и произошло, разумеется, не по Юриной воле, а по умыслу подвернувшейся в трудный для меня момент жизни некой любовницы И.П. Часто мне не нравились резкие высказывания Морозова о людях, порою очень обидные. Например, он мог сказать: «Если этот мудила позвонит, скажи, что меня нет дома!» Был период, по-моему, в середине 80-х, когда я сшила по Юриной просьбе из старой палатки специальную брезентовую штору, закрывавшую полностью верх окна над нашими также непроницаемыми для света шторами, чтобы с улицы не видели, собравшиеся нежданно зайти в гости, что мы дома. «Не хочу тратить время на болтунов. Просидят целый вечер — столько времени зря будет угроблено!»

Юра подшучивал надо мной и говорил: «Охранительница семейных устоев». И, правда, я консервативна, верна в дружбе и любви. Меня интересуют судьбы всех людей, которых я когда-либо знала, и, конечно, история моих предков. Изысканиям по родословной, написанию книг, посвященных этим людям, времени, в которое они жили, я посвятила много лет. Мой отец был совсем другим человеком. Семья для него являлась главным смыслом жизни, он жертвовал для нас всем, старался понять всё, любил людей, помогал не только своим, но и совершенно чужим людям. Ученики-курсанты очень любили его и уважали. Такой же была и мама, только более резкая. Она могла всё, что наболело, высказать в глаза нам, своим детям, каким-то родным, знакомым. Юра это понимал и за эти качества уважал моих родителей. Но сам он жертвовать своим делом и временем ни для кого и ни для чего не хотел. Уже потом, помимо его воли, ему всё-таки пришлось приносить некоторые жертвы. И тогда он ощерялся, вставал на дыбы, отбрыкивался от людей и неприятных ситуаций.

После того как на самой что ни на есть бытовой почве он разошёлся в отношениях с моим братом (ведь И.П. была женой Серёжи), сохранялись добрые отношения с Михаилом Кудрявцевым. Были попытки музыкального сотрудничества, но особого выхода они не дали. С Мишей они познакомились ещё в самом начале 70-х. И со многими музыкантами Юра познакомился именно через него. У них были общими не только музыкальные темы, но и философско-религиозные. Миша Кудрявцев, доброжелательный, открытый человек, всегда появлялся именно тогда, когда нужно было поддержать Юру, в чём-то помочь. Это было и в период голоданий, в период нравственных метаний между жизнью как попало и строгими йоговскими установками. Михаил всегда был готов не только с пониманием выслушать, но и по-своему как-то помочь. Именно через него мы вышли на агни-йогов и отправились в далёкое путешествие, избавившее Юрия от депрессии и недугов.

В этой команде наиболее приятельские и тёплые отношения были с Николаем Кобаком, который какое-то время даже подряжался на работу на студии «Мелодия». Мы бывали у него в гостях, а потом в ноябрьские, майские праздники и даже летом ездили в деревню Вязка, где у Коли имелась некая изба. В Вязке они придумывали фотофильмы, смешные и страшные: «Чуни», «Сказание о Гунаре», «Ноги друзей», много снимали. В городе мы печатали фотографии, которые Юра вставлял в специальные альбомы и тут же сочинял текст. Я тоже участвовала в этих фотофильмах. С Колей они ездили сниматься в массовках и в настоящем фильме по Лескову «Левша». Попутно и там умудрились снять ещё один свой фотофильм. Все эти альбомы с замечательными фотофильмами, с «Сказанием об инженере Кобаке» сохранились и у меня, и в семье А. В. Кобака, брата Николая. Николай Кобак, как ни горько говорить об этом, умер 25 сентября 2008 года.

На «Мелодии» к Юре относились очень хорошо. Лидия Павловна Кобрина, бывший директор студии, по телефону говорила так: «Нина, дома ли наш гениальный Юрочка?» Наполовину в шутку, наполовину серьёзно. Там его уважали и ценили. Не все, конечно. Юра был сложным человеком.

Музыканты?! Их я знаю мало. Профессионально он общался с «ДДТ», В. Курылёвым, А. Бровко, С. Чиграковым и их командами. Некоторых, которых я, конечно, называть не стану, не уважал за продажность властям и конформизм. Это его право. Мне и самой такие люди не симпатичны.

11. Музыка

Я — не музыкальна так, как это надо было бы для Юры. Это огорчало меня раньше, а теперь особенно. Если бы я пела и играла на гитаре, наверное, смогла бы хоть немного популяризировать Юрину музыку. В детстве родители учили меня музыке. Но из этого мало что получилось. Правда, мне нравился тот классический репертуар, которому меня обучали учителя, приходящие заниматься со мной на дом. Одним из них был мой дядя Георгий Алексеевич Белицкий, замечательный пианист. На наших семейных торжествах он играл Шопена, Моцарта, Чайковского, Листа. Меня же разучивание музыкальных пьес особенно утомляло потому, что я плохо держала ритм. В старших классах я и вовсе забросила занятия музыкой, посвящая большую часть времени учёбе.

Только начав совместную жизнь с Юрой, мне вновь пришлось окунуться в музыку — классическую, и джазовую, и новую волну — в рок-музыку. Кому удавалось раздобыть диски рок-групп 60-70-х, давали их переписывать друг другу. Вся молодёжь была «дисконошами», и всё время что-то переписывалось, передавалось, совместно прослушивалось, по возможности — на стереомагнитофонах.

Более того, мне пришлось принимать участие в записях «Вишнёвого сада Джими Хендрикса» и в ряде других альбомов. В песне «Милый друг» я пою, в других вещах — это отдельные подголоски, ритмические партии на бубне, разных шуршалках (например, металлическим стаканчике, заполненном рисом). В «Китайской поэзии» я читаю стихи, иногда подпеваю, а Юра импровизирует на гитаре.

Мне сразу понравилась музыкальность, безупречный вкус, искренность всех вещей Морозова, глубина текстов, прекрасный песенный поэтическим язык, тонкость и продуманность аранжировок, сочетающаяся со свободными импровизациями. Любая его песня — это монолит: музыкальный, словесный, композиционный. Они все — о главном. И конечно, о том, что волновало меня. Сейчас многое мне трудно слушать именно поэтому. Душа раскрывается, охватывая самое дорогое, волнение становится слишком сильным. Музыка Юры — это не звучащий безлично фон, она поднимает и волнует человеческую суть, как бы постоянно обращаясь к сердцу и совести. Даже простые любовные песни «босяцкого» периода вдруг одной фразой ставят некую точку, за которой должен быть важный для судьбы ответ. Например: «Пока я твой, люби меня. Любви такой вновь не встретишь ты больше никогда», «Обманешь лишь себя, если слишком ты горда. Проходит мимо всё, а в ладонях ничего». «Живу и я, пока живёт мечта. Умрёт она — умру и завтра я»… Он не спрашивает, не жалуется, не умоляет, он утверждает, он знает точно — так будет. Я уже не говорю о сложных альбомах. Открывай, слушай любую песню, обалдевай и плачь! Если я не слушаю Юрины песни с утра до ночи, то причина одна — нервы натягиваются так, что ты не выдерживаешь этого напряжения и сопереживания!

Я не признаю музыкального хаоса, неряшливых текстов с затасканными до дыр рифмами и словами или такие, которые похожи на перевод с иностранного языка, часто и содранные с переводов «Led Zeppelin», «Дорз» и других подобных групп.

Юра был личностью и абсолютным романтиком. Ещё и поэтому всё в его творчестве для меня родное, везде светится ярко его возвышенная душа, ментальная чистота и там, где необходимо — трансцендентность. Я даже затрудняюсь сказать, что мне нравится больше всего. Это и «Вечности река», «Китайская поэзия», «Мир иной», «Ночной певец», «Музыка сердца», «Евангелие от Матфеа», «Три русские песни»… перечислить невозможно. Кто знает и любит Юрину музыку — тот меня поймёт!

12. Его литература

Все рассказы, повести, романы Юрия я читала в самом первозданном виде, написанные шариковой ручкой. Я перепечатывала их все в 70-е, 80-е, 90-е годы по мере написания.

В 70-е и начале 80-х мы использовали самые что ни на есть допотопные пишущие машинки. Брали их в существовавших тогда пунктах проката. У машинок обязательно были какие-нибудь технические неполадки — то плохо пропечатывались какие-то буквы, то лента то и дело выскакивала и т. п. Юра сразу пытался исправить техническую «лажу». А я дописывала плохо пропечатанные буквы от руки при проверке текста.