Снова «армалайт» толкает меня в плечо, снова я передергиваю затвор, захватив его рукоятку сгибом большого пальца, и не попадаю. Фонтанчик земли выбивается в метре от снайпера, левее. Ветер изменился. Я ввожу поправку по сетке, но снайпер резко сдает назад. Корректировщик запаздывает, и я стреляю в него. Не убил, но, похоже, попал в руку. Он откатывается в сторону, исчезает за изломом холма. Все же стрельба на километр — это не с трехсот метров работать. Подлетное время и изменения ветра начинают играть почти решающую роль. Если при стабильном ветре и неподвижной мишени я попаду в нее сто раз из ста, то при изменении условий меняется все. Хотя не так все уж безнадежно: снайпер с дальнобойной винтовкой без корректировщика, и к тому же уже обнаруженный, — половина врага. Я смогу сейчас просто отползать от его пуль. Заметил вспышку — и чуть сдвинулся. А он заметил, как я сдвигаюсь, и с упреждением…
— Цели?
Сейчас снайпера можно не опасаться. Снайперы — народ осторожный. Корректировщик ранен, позиция обнаружена, так что в ближайшее время мы его не увидим. Попытается доразведать местность перед собой, найти новую позицию. Да и товарищу надо первую помощь оказать.
— Ориентир «задница», вправо двенадцать тысячных, пулеметчик. Обстреливает нас.
Действительно, над головой посвистывают пули, и слышно, как они бьют в камни вокруг нашей позиции. Пулеметчик нас обнаружил, но за счет расстояния всерьез прижать не может. Но это вопрос времени. Итак, в магазине один патрон, так что промахиваться не надо. Поправку на изменившийся ветер учел, если он, конечно, вновь не изменился. Странно выглядят все же люди в оптическом прицеле — как будто фотографические двухмерные изображения. Я вижу пулеметчика, вижу огонь, периодически вспыхивающий у пулеметного дула, вижу даже, как отлетают в сторону стреляные гильзы. Но при этом он мне напоминает плоскую фотографию. Монокулярное изображение. Стреляю. Пулемет затих, пулеметчик упал лицом в землю. Я меняю магазин.
Неожиданно стрельба начинает усиливаться, причем с нашего левого фланга. Понятно: подошли те, кого мы прижали в минной засаде. И теперь егерские группы атакованы с двух направлений. И что прикажете делать? Куда нам, с такими‑то силами?
— Сова, уточнения по обстановке! — заорал я в трансивер.
— До роты противника, спешились, ведут огонь со склонов западного дефиле.
— Техника?
— Не видна, осталась за поворотом. Огонь плотный.
Я переключился на Чайку‑Один, то есть Барабанова:
— Чайка‑Один, как принимаешь? Здесь Паук‑Один.
— Принимаю, — послышался голос Николая в наушнике. — Заправка закончена, технари взлетают. Остальным — оторваться от противника и приступить к эвакуации.
Приказ замечательный. Особенно его часть про «оторваться». И как мы будем отрываться по практически открытой местности от наступающего с двух сторон противника? Ну на машинах можно рискнуть, это даже выглядит реально, но если подошедшие с флангов догадаются взять на прицел обратный склон той гряды, на которой засели егеря, то они просто всех выбьют, пока те будут спускаться.
— Сова, Туча, приказ слышали? — запросил я егерских командиров.
Сова ответил мгновенно:
— Не оторвемся. Им пройти по горочке метров пятьсот, и они нам в тыл будут бить, а обратный склон лысый. Перещелкают на хрен.
Не один я так обстановку оценил. Это мне польстило, конечно, но настроение тоже испортило.
— Значит, так… — начал командовать я, вспомнив, что после Барабанова в этой операции я второй человек. — Отстреляйте все, что у вас есть, по вершине гряды, куда вели огонь до этого. На новых не отвлекайтесь. И сразу дуйте к машинам. Как понял?
— А ты?
— Как понял?
— Понял. Выполняю.
Я обернулся к Дмитрию:
— Дима, тебе приказ персональный. Беги к машине и обеспечь эвакуацию Бониты. Понял?
— Ты с ума сошел? Один против всех хочешь? — возмутился тот.
— С твоей «эсвэдэхой» толку не будет. Дистанция боя будет другая, понял? За меня не беспокойся: отстреляюсь и уйду.
— Куда уйдешь? — даже заорал он.
— Ты дурак или где? — тоже заорал я, злясь на его недогадливость и пытаясь заглушить собственный страх, — я же здесь за своего! Оторвусь, винтовку спрячу — и все! Сам за собой погоню возглавлю. А тебе оставаться нельзя. Ты меня понял?
До него дошло, кажется. Да и он уже знает, что геройствовать я не люблю, так что наверняка план у меня есть.
— Дима… Бонита, понял? — схватил я его за плечо. — Даже если драться будет, она должна улететь. Хоть свяжите ее. Меня сейчас ничто не должно стеснять. Как понял?
— Понял. Сделаю.
— И связь я сейчас выключу, понял? Так что пусть и не пытается меня вызывать. Я сам с ней свяжусь, позже. Как понял?
— Понял.
— Тогда — бегом марш! Не теряй времени.
И мы оба сорвались с места, каждый в своем направлении. Я побежал по склону, постепенно забирая вверх, в ту сторону, откуда мы недавно приехали. А Дмитрий рванул вверх, через увал, к машине. Я услышал, как егеря на вершинах начали выполнять приказ. Оттуда разом улетели три ПТУР, зарычали крупнокалиберные «корды». Теперь им придавить противника хоть ненадолго — и рвануть к машинам. Оставшееся пространство открыто лишь частично, можно проскочить. При большом старании.
До места, которое наметил заранее, я добежал быстро, но запыхался чертовски. А мое колено начало давать о себе знать. А я было обрадовался, что с утра, несмотря на все наши скачки по склонам, оно еще не разболелось. Вот и накаркал. Упал у самого увала, быстро, тяжело дыша и отплевываясь густой грязной слюной, дополз до двух крупных камней, торчащих из травы возле кривого и раскидистого дерева, дающего обширную тень. Хоть бликовать не буду. Снова откинул крышки с прицела, схватил дальномер. Надеюсь, мою пробежку никакой «бипл» не засек и сюда мину никто не закинет.
Противник перемещается по обратной стороне ската. Над самой вершиной нет‑нет да и мелькнет кто‑то. Но огонь по позициям егерей ведут пока с другой возвышенности, по противоположную сторону дороги. А это почти что с фронта, даже не во фланг. А если те, кто бежит за скатом, выберутся на взлобок, то будут бить нашим в тыл.
Я повел биноклем по вершине и обнаружил двоих, присевших уже в кустах. Они почти не скрывались. И опять командир с «пейджером». «Пейджер» дал трубку начальству, а тот что‑то орет в нее. До них — ровно шестьсот, почти без копеек. Прямой выстрел. Я снова обнулил прицел, навел перекрестие сетки «милл‑дот» на командира и выстрелил. Винтовка уже привычно и даже по‑дружески двинула меня в плечо, пуля вылетела из ствола и через доли секунды ударила офицера в середину груди, опрокинув его навзничь. Радист не сообразил сразу, что происходит, и тут же схлопотал вторую пулю. А я рванул назад от камней, пополз за ствол дерева, перекатился к кустам, прополз под их ветками и, очутившись за ними, перебежками рванул к следующей позиции. Два выстрела с одной — вполне достаточно.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});