Читать интересную книгу Загадка смерти Сталина. Исследование - Абдурахман Авторханов

Если даже при посадке разбилось несколько самолетов, то выходит, что это случилось не из-за погоды и не из-за Василия, ибо его собственная машина, очевидно, села нормально. Не вяжется и другое: парад был 1 мая, а Василия Сталина сняли только летом, так что парад тут явно ни при чем. Василий, не в пример отцу, был, как видно, человеком широкой натуры плебейского пошиба, любил общество, лучше чувствовал себя «на дне», чем на верхах; в отличие от отца он был грузином — темпераментным, гостеприимным, добродушным, открытым, доступным, веселым, пьющим, ухаживающим за женщинами и преданным друзьям; поэтому организовать против него какое-нибудь «бытовое дело» было для Берия легче легкого. А убрать Василия с его поста для заговорщиков было весьма важно: ведь, узнав о заговоре против отца, он мог бы использовать против них военно-воздушные силы. Кроме того, Василий все-таки был не младший лейтенант, а генерал-лейтенант, и при встречах Сталин, видимо, говорил с ним не только о самолетах, но и о политике, о своих проблемах и трудностях, о своих подозрениях, о своих неблагодарных соратниках — наподобие: «Смотри, сын, в оба, видишь, с кем ты имеешь дело». Если Сталин когда-нибудь и кому-нибудь открывал хоть частицу того сокровенного, что он думал о своих сподвижниках из Политбюро, то скорее всего только беззаветно ему преданному сыну. Отношения между отцом и сыном остались нормальными и после снятия Василия с его должности: это видно хотя бы из того, что по совету отца он поступил в Академию Генерального штаба. Василия Сталина, как и его сестру, об «ударе», случившемся с отцом, известили, как уже указывалось, лишь на второй или третий день, когда Сталин уже не владел речью. В таком состоянии умирающие уже не жалуются.

Но велики тайны провидения. Какая-то неведомая сила, может быть, просто внутреннее чувство дочери, заставила Аллилуеву позвонить умерщвляемому Сталину именно в то воскресенье 1 марта 1953 года: «Я хотела приехать (к отцу. — А.А.) еще раз в воскресенье 1 марта, но не могла дозвониться» («Двадцать писем к другу», с. 195).

Конечно, не могла дозвониться! Все телефоны Сталина были в руках Берия, им блокированы, но это свидетельство Аллилуевой имеет историческое значение. Аллилуева продолжает:

«А наутро 2 марта меня вызвали с занятий в академии и велели ехать в Кунцево. Моего брата Василия тоже вызвали 2 марта 1953 года. Он тоже сидел несколько часов в этом большом зале… В служебном доме он еще пил, шумел, разносил врачей, кричал, что «отца убили», «убивают»…» (там же, с. 195–196).

Аллилуева, вероятно, склонна думать, что брат бушует под действием алкоголя. Однако в дни похорон, очевидно, совершенно трезвый, неся гроб отца рядом с Молотовым, он вновь повторяет, что «отца убили». Аллилуева продолжает: «Смерть отца потрясла его. Он был в ужасе. Он был уверен, что отца «отравили», «убили»; он видел, что рушится мир, без которого он существовать не может… В дни похорон он был в ужасном состоянии и вел себя соответственно — на всех бросался с упреками, обвинял правительство, врачей, всех, кого возможно, что не так лечили… Он ощущал себя наследным принцем» (там же, с. 198).

Уверенность Василия, что отца убили, о чем он настойчиво и многократно повторял каждому, кто это хотел слышать (Василий, вероятно, надеялся, что армия заступится за своего Верховного), не была и не могла быть бредом пьяного. Он знал слишком много. Он знал, что заговорщики «организовали болезнь» Сталина, он знал также, что его отец думал о готовящемся заговоре. Бесстрашный молодой генерал, знающий тайну смерти отца, мог сделаться знаменем, даже организатором нового переворота против узурпаторов отцовской власти. Поэтому его дни на воле оказались считанными.

Сначала постарались избавиться от него по-хорошему. Министр обороны Булганин вызвал его к себе и предложил ему поехать в провинцию, в один из военных округов, но он отказался, желая остаться в Москве. Тогда его разжаловали, арестовали и посадили в знаменитую теперь своим зверским режимом Владимирскую тюрьму. Это произошло через неполных два месяца после смерти Сталина — 28 апреля 1953 года. Просидев там семь лет, он умер в ссылке в Казани в марте 1962 года. Сестра его думает, что он умер от алкоголизма, но, увы, есть в мире еще и другая, более безжалостная болезнь — политика. От нее он и умер.

Вернемся вновь к официальным документам.

В «Правительственном сообщении» от имени ЦК КПСС и Совета Министров, опубликованном только 4 марта 1953 года, сказано:

«В ночь на 2 марта у т. Сталина, когда он находился в Москве на своей квартире, произошло кровоизлияние в мозг. Товарищ Сталин потерял сознание. Развился паралич правой руки и ноги. Наступила потеря речи».

О тяжкой, смертельной болезни Сталина сообщают только на четвертый день, ибо фактически удар у Сталина был вечером 1 марта (смотрите выше рассказ Хрущева). «Правительственное сообщение» о болезни Сталина, видно, составлено заговорщиками без консультации с врачами, иначе Сталин не потерял бы сначала сознание, а потом речь. Для лечения Сталина создается комиссия из восьми врачей — академиков и профессоров. Во главе комиссии — новый министр здравоохранения СССР Третьяков и новый начальник Лечебно-санитарного правления Кремля Куперин. В сообщении говорится, что «лечение т. Сталина проводится под постоянным наблюдением ЦК КПСС и Совета Министров СССР», то есть «вредительское лечение» исключается.

5 и 6 марта выходит несколько бюллетеней о ходе болезни Сталина. Составленные на этот раз, по всей видимости, с использованием последних, и лучших, медицинских учебников, бюллетени поражают подробностью и изобилием непонятных, сугубо медицинских терминов, частично тут же переведенных на русский язык. За внешней озабоченностью ходом болезни Сталина и «энергичными мерами» его лечения, иногда даже вызывающими частичное улучшение состояния больного, чувствуется, что смерть Сталина — дело решенное.

Так, бюллетень, составленный 5 марта, в день смерти, и опубликованный 6 марта, сообщает: «В 11 часов 30 минут вторично наступил тяжелый коллапс, который был с трудом ликвидирован соответствующими лечебными мероприятиями»; но даже: «…в дальнейшем сердечно-сосудистые нарушения несколько улучшились, хотя общее состояние продолжает быть крайне тяжелым», — словом, дело клонится к летальному исходу, но энергичные лечебные меры не дают еще Сталину умереть.

5 марта 1953 года Сталин умирает. Тогда «наследники» прибегают к неслыханной мере, они создают совершенно новую комиссию академиков и профессоров из семи человек во главе с теми же Третьяковым и Купериным для подтверждения правильности диагноза болезни Сталина и правильности его лечения под руководством ЦК. Комиссия дала авторитетное заключение: «Результаты патологоанатомического исследования полностью подтверждают диагноз, поставленный профессорами-врачами, лечившими И. В. Сталина. Данные патологоанатомического исследования установили необратимый характер болезни И. В. Сталина с момента возникновения кровоизлияния в мозг. Поэтому принятые энергичные меры лечения не могли дать положительный результат и предотвратить роковой исход» («Известия», 7.3.53).

Это не врачи, а Берия и его соучастники заручились свидетельством, чтобы доказать свое алиби. Они знали, что не только Василий Сталин будет утверждать, что «они убили Сталина». Но одно то, что понадобилось такое свидетельство, выдает их с головой. Дворцовый переворот в ночь с 28 февраля на 1 марта 1953 года против Сталина во многом напоминает дворцовый переворот против Павла I и его убийство в ночь с 11 на 12 марта 1801 года. Тогда восстала дворянская элита против жестокого царя, сейчас восстала сталинская элита против «отца и учителя», открыто угрожавшего «детоубийством». В этом последнем заключается и разница: дворянские заговорщики восстали, чтобы спасти Россию от тирана, а сталинцы — чтобы спасти собственные головы.

Большинство заговорщиков против Павла были склонны сохранить жизнь царю, если он подпишет манифест о добровольном отречении от престола (только при этом условии дал свое согласие на переворот сын Павла — Александр); большинство заговорщиков против Сталина, вероятно, тоже сохранили бы ему жизнь, если бы он добровольно ушел со своих постов. Но Берия думал, что в создавшихся условиях лучший Сталин — Сталин мертвый. В свое оправдание он мог бы процитировать и своего предшественника, организатора заговора против Павла, петербургского военного губернатора графа Палена, сказавшего в ночь заговора своим соучастникам: «Вспомните, господа, что нельзя сделать яичницу, не разбив яиц».

Даже объявления о наступлении новой эры после Павла и после Сталина перекликаются между собою. Обычная традиционная формула при естественном наследовании престола в старой России гласила, что сын будет управлять в духе «незабвенного родителя нашего», но в манифесте 12 марта 1801 года Александр I подчеркнул, что будет управлять по законам и «по сердцу» покойной государыни, то есть Екатерины II. Это означало либеральное управление. Заговорщики против Сталина в своем первом постановлении после смерти отмежевываются от него тем, что умалчивают его имя и обещают управлять страной, руководствуясь «выработанной нашей партией политикой», а не «гениальными указаниями» только что умершего «отца, учителя и вождя». При этом наследники предупреждают против возможного «разброда и паники» (ничего, мол, страшного не произошло!). Вот соответствующее место из «Постановления совместного заседания пленума ЦК КПСС, Совета Министров СССР, Президиума Верховного Совета» от 7 марта 1953 года: