Шрифт:
Интервал:
Закладка:
Византийские хронисты, рассказав о появлении Святослава в Болгарии, также хранят молчание относительно его дальнейшего там пребывания и возвращаются к руссам, уже говоря о начале русско-византийского конфликта, относящегося к 970 году, когда византийский престол занял Иоанн Цимисхий. Это в свою очередь свидетельствует о затишье в военных действиях и о том, что Святослав считал для себя цель похода достигнутой.
Как мы уже отмечали, Никифор Фока проявил большую озабоченность положением дел и принялся укреплять Константинополь, установил дипломатические связи с Болгарией. Однако до воцарения Иоанна Цимисхия греки не требовали ухода руссов из Подунавья, и лишь новый император заявил Святославу о необходимости выполнять договоренность с Никифором Фокой, то есть, получив обещанную ему награду, уйти из Болгарии18. Прежнее болгарское правительство, видимо, было согласно с таким поворотом событий. Об этом говорят два примечательных факта. Болгары «с воздетыми руками умоляли императора защитить их». «Если бы он помог им, - замечает Лев Дьякон, - то, без сомнения, одержал бы победу над скифами». Однако эти просьбы, видимо, мало волновали Никифора Фоку: вскоре после установления дипломатических контактов с болгарами греческие войска во главе с патрикием Петром ушли в Сирию и осадили Антиохию19. Византия, опасаясь своего союзника, против собственной воли согласилась с его появлением на Дунае и никаких требований к руссам в 967–968 годах не предъявляла, хотя Никифор Фока предпринял против них ряд тайных действий, в частности направил печенегов на Киев. Поэтому сообщение Льва Дьякона о том, что, согласно договору, Святослав якобы должен был уйти из Болгарии, противоречит не только его нее сведениям, но и ходу событий.
Стремление Руси сохранить за собой контроль над низовьями Дуная подтверждается и другими сведениями русской летописи. В первую очередь здесь следует упомянуть о словах, якобы переданных киевлянами с гонцом своему князю: «Ты, княже, чюжея земли ищеши и блюдеши, а своея ся охабивъ...» Мы вовсе не считаем, что это достоверное послание, а не результат, скажем, позднейшей компиляции, однако оно в известной степени представляет собой оценку древним автором ситуации, сложившейся в Подунавье, когда, утвердившись там, Святослав не торопился возвращаться на родину и предпочитал блюсти «чюжея земли», чем заботиться о своей «отчине».
В этом же направлении ведет нас и известная летописная фраза, приписывающая князю слова о том, что Переяславец - это «середа» его земли. Она объясняет и причину интереса Святослава к Переяславцу, который был одним из центров восточноевропейской торговли, куда «вся благая сходятся»20.
Наконец, о стремлении руссов сохранить стабильное положение именно в Подунавье говорит и тот факт, что Святослав оставил часть своего войска на Дунае после его ухода в 968 году на выручку Киева. Узнав об опасности, грозившей русской столице, Святослав «вборзе все-де на коне съ дружиною своею, и приде Киеву». Именно так интерпретировали эти слова летописи Татищев, Чертков, Погодин, а позднее Левченко, Стоукс. Причем историки подчеркивали, что Святослав увел с собой на родину лишь конную дружину. Пехота - основная часть русского войска, передвигавшаяся на судах, осталась на Дунае.
Характерно и свидетельство на этот счет Льва Дьякона. Рассказав о тех трудностях, с которыми встретился Иоанн Цимисхий после захвата власти в декабре 969 года, византийский хронист сообщает о постоянных набегах руссов на византийские владения21, а это означает, что руссы, оставшиеся в Северной Болгарии, не соблюдали мира с Византией. Кроме того, византийские хронисты не упоминают о втором походе Святослава на Дунай, а это может означать лишь одно: согласно их представлениям, руссы владели этим районом и никуда из Подунавья не уходили.
В этом контексте известный интерес представляют сведения В. П. Татищева, сообщившего, что после ухода Святослава из Переяславца город обступили болгары, воспользовавшиеся отсутствием русского князя, и попытались взять его. В Переяславце заперся воевода Святослава Волк и «крепко во граде оборонялся». Затем из-за нехватки продовольствия, а также узнав, что «некоторые граждане имеют согласие с болгоры», он тайно вывел войско из города, сумел обмануть осаждавших и ушел вниз по Дунаю. В устье Днестра он встретился с возвращавшимся из Киева Святославом22.
Если события, о которых говорит Татищев, действительно имели место23, то они, видимо, относятся либо к осени 969, либо к весне 970 года. Единственным указанием на хронологию здесь является факт возвращения Святослава обратно на Дунай, что произошло, согласно летописи, после смерти Ольги.
Первое, что сделал Иоанн Цимисхий, по сведениям Льва Дьякона, - это попытался заключить мир с руссами и направил к Святославу посольство. Если учесть, что русско-византийская война разгорелась летом 970 года, то приходится признать, что и русский летописец, и византийский хронист близки не только в описании событий 968–970 годов, но и в последовательности их изложения. Отсюда вытекает и общность их хронологии. События со времени ухода Святослава в Киев до его возвращения на Дунай укладываются в промежуток между 968 годом и весной 970 года. Причем овладение болгарами Переяславцем относится не к началу этого периода, а к его концу, так как Святослав подоспел на выручку Волку, застав того еще на Днестре. А это еще раз говорит в пользу пребывания русского войска в Болгарии по меньшей мере в течение двух лет.
Наконец, о постоянстве интереса Святослава к Подунавью свидетельствует и известная летописная версия о разделе им своей «отчины» между своими сыновьями. Ярополка он посадил в Киеве, Олега - «в деревехъ», то есть в землях древлян, Владимира же отдал в Новгород. Эта версия не вызывает сомнения у историков, поскольку она в дальнейшем подтверждается борьбой за киевский престол, начавшейся после гибели Святослава между его сыновьями. Совершенно очевидно, что Святослав предполагал перенести свою резиденцию на Дунай, сохранив за собой и огромное древнерусское государство.
Таким образом, захватив после разгрома Хазарского каганата ряд владений в Поволжье, Приазовье, Северном Причерноморье и Крыму, оказав давление на византийские владения в этих районах, Святослав, можно полагать, добился нейтралитета империи в период его борьбы с Болгарией за Подунавье. Мы считаем, что именно в этом заключался смысл дипломатических переговоров Святослава и Калокира в Киеве и всех действий Святослава в 967–970 годах, до начала русско-византийской войны. Святослав не просто прошел огнем и мечом по необозримым пространствам от волжских лесов до Северного Кавказа, от Крыма и до нижнего течения Дуная, но и осуществил попытку прочно овладеть этими территориями Об этом говорят его меры по управлению захваченными районами в Приазовье и Поволжье, в Северном Крыму, его договор с греческим владетелем климатов и упорное стремление сохранить за собой Переяславец с округой. На решение этих задач и были направлены дипломатические усилия Руси того времени.
Возникает вопрос: только ли экономическими, торговыми интересами был вызван поход Святослава на Дунай? Думается, что планы великого князя были значительно шире. Несомненно, Переяславец занимал важное место в системе русской торговли на Юго-Западе и Западе и имел большое значение для Руси, однако главная задача, которую стремился решить Святослав как на Востоке, так и на Юго-Западе, - это сокрушить своих политических и военных противников, а затем уже извлечь экономические выгоды из своих побед. Врагами Руси в это время являлись и Хазария, и Болгария, где власть находилась в руках провизантийски настроенной знати.
Мы уже писали выше о том, что Болгария в 30–60-х годах проводила враждебную по отношению к Руси политику. В «Записке греческого топарха» сохранилось смутное упоминание о Дунае в связи с политикой «варваров» (так он называл руссов, а самого русского князя именовал властителем, правящим к северу от Дуная).
Говоря о русско-болгарских противоречиях той поры, В. Н. Татищев сообщает о том, что удар по Болгарии Святослав нанес в отместку за помощь болгар хазарам, а во время похода на Дунай ему пришлось преодолевать силы военной коалиции болгар, хазар, ясов и касогов24. Этот факт представляется нам вполне достоверным, поскольку русско-болгарские отношения тех лет действительно отличались враждебностью, вызванной политикой правящей в Болгарии провизантийски настроенной верхушки. Вместе с тем следует обратить внимание на тот факт, что Святослав в 969–971 годах не предпринял никаких враждебных действий против Западной Болгарии, где укрепилось антивизантийское правительство «комитопулов». Значит, он выступал лишь против провизантийски настроенного правительства царя Петра, а затем Бориса.