склону. Золотистые искорки песка поехали-потекли струйками навстречу, и Вовка почувствовал, как съезжает. Ещё раз. То же самое… Катушка.
Над обрывом.
Он попробовал разгребать песок, но тот упорно сыпался сверху.
Вовка вновь замер. И мысли оцепенели, а голова опустела. Не думалось вообще. Только шершавый и холодный язык страха уверенно лизал затылок. Как пёс.
«Ползти — нет. Спрыгнуть — нет! Влево, вправо — нет» — начали вдруг лихорадочно, как чёртики из табакерки выскакивать никчёмные варианты спасения. Рубаха прилипла к спине. А ведь ещё пять минут назад всё казалось беззаботным. И вот.
Он высвободил плечо из лямки пакета и отпустил поклажу. Звука падения слышно не было. Где-то там, у самой воды неотвратимо ждала россыпь острых обломков…
Теперь внимание заметалось неуправляемо, не подчиняясь страху. Песок! Единственный выход — ползти. Так медленно, как только получится. А если… Ну и хрен с ним.
Вовка ещё и ещё раз оглядывал песчаную полосу и, наконец, остановил взгляд на чахлом зелёном ростке с двумя хилыми листиками. Вытянув руку, как смог, нащупал сначала эти листья, потом корешок. Зацепка. Какой-никакой, а шанс.
Следующие пятнадцать минут, а может и больше, он подтягивался на этом корешке. Полностью перекинув ноги через край скалы на покатую поверхность песка. Теперь… если понесёт вниз…
Надежда Вовку не обманула. Чуть выше нашёлся ещё один крохотный кустик травы, за который можно было ухватиться. Почуяв спасение, сердце, только что замиравшее чуть не до полной остановки, теперь забилось и понеслось вскачь. Да так, что казалось пробьёт стенку груди.
Вовка, фактически повиснув на двух травинках, и еле-еле сдерживая дыхание, постепенно продвигался вверх и всё дальше от края, за которым таился смертельный обрыв.
На то, чтобы добраться до следующей травинки ушла ещё куча времени. Но эта была и крупнее и толще. А рядом ещё одна. И ещё. Глубоко запустив пальцы в песок и перехватывая траву, понял наконец, что оказался у края поляны. Всё так же, распластавшись, осторожно подтягивая одно колено за другим, выполз на ровную поверхность.
Вставать не хотелось. Сердце продолжало колотиться бешено. А в руках разлилась такая слабость, будто они окончательно онемели.
«Привычка доживать до завтра… — мелькнуло в мозгу. — Всего лишь дурацкая привычка».
Выдохнул, встал на четвереньки, перевернулся, сел.
«И почему ж я в филологи не подался?»
Вовка пришёл в себя, глянул по сторонам. Как на зло, песчаный откос спускался к краю только одной, выбранной им скалы. В других местах — вылез себе, встал и топай.
Просто не повезло.
Ботаник сплюнул, присмотрел пару выступов неподалёку и пошёл спускаться, размышляя: «До обеда успею ещё пару раз взобраться. Глядишь, и коллекция готова. А вечером рвану в город за мороженым».
ПРЕДУПРЕЖДАЮ!
Хочу предупредить вас. Да, да! Об опасности, которая может подстерегать в самый приятный момент.
Дело вот в чём. Случилось мне как-то впервые посетить один старинный город Франции. Поговаривали, что он удивительно мил. Оказалось, так и есть. Угадали?
Да, верно… Париж.
Трудно ошибиться. Мало найдется городов, о которых знаешь так много, еще не повидав. Сами судите, только приехал — сразу вспомнил, что читал и слышал: Сена, Нотр-Дам, книжные развалы, Лувр, Тюильри, Монмартр, Булонский лес… всё оживает в памяти. Многие, очень многие, от Дюма-батюшки до Франсуазы Саган, хорошо потрудились, чтобы лишить нас новизны восприятия и сделать каждое здание, каждую улицу, площадь, переулок знакомыми до мелочей. Первый раз тут, а чувствую себя как дома на кухне.
Но! Писатели, художники, режиссеры, конечно, постарались на славу и дали нам город взаймы. Вот только они не смогли заменить личных впечатлений. И, когда проводишь в Париже несколько дней, недель, месяцев, он открывается совершенно по-новому.
И чувства, личные переживания делают его Вашим городом, и только теперь вы по-настоящему понимаете, что действительно здесь оказались.
А личное? Это может быть что угодно. Предпочитаете гулять пешком и находите совершенно неприемлемым спускаться в метро? Полдня ходьбы с высоко поднятой головой и вот, усталость приводит к уютным ступеням лестницы, затененной плющом. С облегчением бросаете рюкзак, садитесь и вытягиваете ноги. Казалось бы, удовольствие — вот оно. Но так мыслить допустимо в каком-нибудь Мюнхене или Амстердаме. А тут…
Глазом не успеете моргнуть, как из ближайшего кафе явится официант и вежливо спросит: «Что Вам принести?» В этот благословенный момент отчетливо осознаешь, что оказался не где-нибудь, а именно в Париже.
Или так: идете по тротуару и замечаете, что прохожий, который спешит навстречу, вдруг извиняется. Но не за то, что толкнул плечом, а исключительно потому, что имел такую возможность. И вы снова понимаете — это может случится только здесь, в Париже.
Портье гостиницы, совершенно не глядя, будет реагировать на каждое движение, и листопад в Тюильри прошепчет осеннюю мелодию у ваших ног, а раздражение, что Де-Артаньян гремел ботфортами на бегу к Palais Royal (как можно вообще торопиться куда-то, находясь в самом красивом городе мира!) успокоит журчание Сены.
Так, шаг за шагом вы обретаете уют. И каждое мгновение, каждый вдох, каждый запах становятся Вашими. И крепнет счастливая уверенность, что Вы именно здесь — в Париже. И это восторг — видеть его. И нет ни малейшего повода умирать.
Так случилось со мной. Всем сердцем я ощутил гений места.
Но… счастье не приходит в одиночку.
Вот о чем и стараюсь предупредить!
Вдруг, как молния с небес, поразила мысль, что я ведь, — бог ты мой! — действительно в Париже, но при этом… еще не художник.
Только представьте. Поймите! Осознать, что ты в земном раю и в этот миг не быть художником — самое ужасное, самое печальное, что может произойти. Я был так расстроен, огорчен и разбит, что остаток путешествия убеждал себя, будто я художник хоть в чем-нибудь. Хоть в самом малом.
Конечно, проходит время и тяжелое воспоминание меркнет, рана затягивается. Но знайте, это разочарование терзает сильно и так долго, насколько искренне и глубоко вы вообще способны чувствовать прекрасное.
Заклинаю, не губите себя! Берегитесь попасть в Париж, осознать, что вы именно там и… не оказаться при этом художником.
ОШИБКА
Просёлочная дорога выскакивает на песчаную дюну, я резко кручу руль и… выезжаю на берег моря.
Пляж, до неприличия обнаженный отливом, растягивается на целые мили к горизонту. Как только замолкает шум мотора, пейзаж погружается в первозданную тишину. Вечерняя прохлада накрывает отмель, а в воздухе царит густой аромат морского дна. Вокруг ни души. Темнеет. Можно приступать…
Утро промелькнуло незаметно. Сонный аэропорт, кофе со вкусом картонного стаканчика, заученная улыбка стюардессы и — хоп! — я под облаками.
Под крылом стелется