Читать интересную книгу Будапештская миссия - Лев Безыменский

Здесь-то я хочу вернуться к одной из версий в деле Валленберга, которая уже давно напрашивалась, но самому мне долгое время казалась невероятной. Но однажды мне рассказали о словах достаточно компетентного человека — Владимира Крючкова.

Когда все становится на место

Дело было осенью 1989 года. Ведомство Владимира Крючкова, возглавлявшего его в бурные 80-е годы, переживало не лучшие времена. Эпоха перестройки заставила признать злодеяния, совершавшиеся этим ведомством в обличиях ВЧК, ОГПУ, НКВД, НКГБ. Крючков работал в органах государственной безопасности сравнительно недавно: его привел с собой с партийной работы в ЦК КПСС Юрий Андропов. Сначала он был его помощником, затем возглавил 1-е Главное управление (ПГУ, внешнюю разведку), а после смерти Андропова стал сначала заместителем, а затем (в 1988 году) председателем КГБ. Таким образом, в первые годы горбачевского правления он предположительно мог дистанцироваться от чудовищной практики своих предшественников. Тогда, в конце 80-х годов, ему пришлось заняться и делом Валленберга, как одним из "трудных наследий" былых руководителей КГБ.

Именно Крючкову пришлось осенью 1989 года узнать от своих сотрудников, что, вопреки былым заверениям архива КГБ об отсутствии всяких документальных и вещественных свидетельств о нахождении Валленберга, при ремонте стеллажей в помещении архива (такова официальная версия) из одной из папок вывалились некоторые предметы, шведский дипломатический паспорт и иные документы, принадлежавшие Валленбергу. Что было с ними делать? Этот вопрос обсуждался на Политбюро (Крючков не хотел взять на себя решение в столь щекотливом деле). Документы (плюс ключи от автомашины, портсигар и деньги) решили передать родственникам Валленберга. Это и произошло в МИД СССР 19 октября 1989 года. Заместитель министра В. М. Никифоров и заместитель председателя КГБ В. П. Пирожков передали все родичам Рауля и членам "Общества Рауля Валленберга" (тогда совместной комиссии ещё не существовало). 25 октября шведы получили ещё 14 архивных документа. Все эти действия соответствовали решению Политбюро, на заседании которого в числе прочих присутствовал и Александр Николаевич Яковлев.

— В то время, — вспоминает А. Н. Яковлев, — у меня с Крючковым были вполне нормальные отношения, и после заседания я спросил Крючкова: "Непонятно, что же с Валленбергом случилось, когда и как он погиб?" — "Ну что вы, Александр Николаевич, чего непонятного? Расстреляли мы его… — И добавил: — Он очень много знал. Валленберг был двойником, он работал на нас и на американцев. Он запутался в своих связях. Кто-то об этом донес. Поэтому и был ликвидирован".

…Впервые я упомянул подобные, казавшиеся мне невероятными сведения (Валленберг как двойник, работавший и на советскую разведку) в связи с рассказом генерала Р. Богданова. Рассказ, как я писал выше, не вызвал у меня особого доверия. Но в ходе работы я был должен умерить свой скепсис.

Во-первых, я должен был задуматься: почему Рауль Валленберг так стремился попасть к советским представителям? Об этом с недоумением говорили сотрудники шведского посольства в Будапеште. Советник Пер Ангер счел необходимым предупредить Рауля, что ему следует быть с основным составом посольства. Рауль отказался, говоря, что ему нужно оставаться со своими подопечными — обитателями "шведских домов" на левом берегу Дуная, в Пеште. Как понять эту настойчивость? Действительно заботой о "шведских домах" или чем-то иным?

Я услышал иное, неожиданное объяснение желания Валенберга остаться в Пеште из уст одного из ответственных сотрудников внешней разведки, занимавшегося нелегалами. Ему было известно, что сразу после окончания войны было издано специальное распоряжение о немедленном возвращении в Москву всей советской агентуры, действовавшей за рубежом. Так, было приказано вернуться Леопольду Трепперу, Шандору Радо, Анатолию Гуревичу и другим, менее заметным сотрудникам разведки. "Как известно, это была акция с тяжелыми последствиями почти для всех возвратившихся", — добавил мой собеседник.

Действительно, эта процедура была произведена не для вручения орденов за верную службу. Крупнейшие разведчики были подвергнуты оскорбительным проверкам и обвинены в сотрудничестве с нацистами. В результате — тюремные сроки. В деле Валленберга поразительное сходство!

О наличии вышеупомянутого распоряжения свидетельствовал мне Евгений Попов, бывший сотрудник Союзной контрольной комиссии в Венгрии. Он лично передавал такие указания тем местным информаторам, с которыми был связан.

— Когда сотрудники нашей комиссии втихую рассуждали о странной судьбе Рауля Валленберга, — отметил Попов, — мы знали, что им занялся Смерш, и ставили его отправку в Москву в один ряд с приказом о возврате всей агентуры, в том числе всех иностранцев, связанных с советской разведкой.

Связь Валленберга с советской разведкой — невероятная версия? Но если она верна, то необычное решение Валленберга явиться из Будапешта в Дебрецен, да ещё таким образом, что он заранее отделился от всего состава посольства (а это было именно так), выглядит логично и не так уж необычно. В этом свете естественно выглядит и сообщение генерала Михаила Белкина, что в специальной ориентировке Смерша в начале 1945 года упоминался Валленберг как объект розыска.

С "первого захода" трудно принять версию о "советской связи" Рауля. Но мне пришлось узнать нечто, что заставило отнестись к ней по-другому. Это произошло после одной беседы в мюнхенском пригороде Швабинг. Моя собеседница — баронесса Елизавета Фукс-Кемень, очаровательная пожилая дама не просто со следами былой красоты, но красивая в прямом смысле слова.

…Вышедшая из семьи австрийских и итальянских аристократов, баронесса Елизавета Фукс получила образование в закрытом учебном заведении в Лондоне. Когда её хорошая знакомая, венгерская графиня Сечени обручилась, она пригласила Елизавету подружкой на помолвку. Свидетелем со стороны жениха был молодой и поразительно красивый барон Габор Кемень, отпрыск знатного трансильванского рода. Вскоре состоялась вторая помолвка — барона Кемень и баронессы Фукс. Но молодая баронесса Фукс-Кемень не знала, что её супруг — видный деятель фашистской партии "Скрещенные стрелы". Когда эта партия во главе с Салаши в октябре 1944 года под опекой немецких оккупантов пришла к власти, Габор Кемень стал министром иностранных дел.

Елизавета с ужасом наблюдала за событиями в венгерской столице, за тем, как гнали евреев из гетто на трудовые работы. Она решила познакомиться со шведским дипломатом, который, как ей сказали, занимался защитой евреев. Сложилась странная ситуация: новый министр Габор Кемень был очень заинтересован в признании своего правительства нейтральной и авторитетной Швецией. Валленберг мог этому способствовать. Раулю министр тоже был нужен, чтобы предотвратить новые расправы с евреями Будапешта. Они общались. Баронесса оказалась на стороне Валленберга. Она заставила мужа — против его воли — помогать усилиям шведа.

Елизавета Фукс-Кемень рассказала:

— Я точно помню тот разговор с Раулем. Он состоялся в конце ноября. Я покинула Будапешт 4 декабря 1944 года, совсем незадолго до того, как сомкнулось русское кольцо. Мы говорили о предстоящем отъезде, причем мой друг явно беспокоился о том, что может произойти. "Послушай, — сказал он, запомни, пожалуйста, что я говорил о тебе с госпожой Александрой Коллонтой (баронесса на венгерский манер называла её Коллонтой, а не Коллонтай) и просил её позаботиться о тебе и о ребенке, если это потребуется и ты к ней обратишься. Она согласилась и сказала, что запомнит твое имя и даже сунет записку себе в подметку туфли". Выслушав Рауля, я вспылила и сказала, что никакой чужой помощи мне не надо…

Лишь позже баронесса стала размышлять об этом странном разговоре. Она не сомневалась, что Валленберг сказал ей правду. Но в таком случае он должен был беседовать с Коллонтай, во-первых, в свое "будапештское время" и, во-вторых, после октября, когда он познакомился с Елизаветой. Следовательно, он выезжал в Стокгольм в октябре — декабре 1944 года?

Сводная сестра Рауля, выслушав рассказ баронессы, категорически возразила: "Нет, он не мог побывать в Стокгольме, не повидав любимой матушки". Баронесса с этим не согласилась. По её мнению, у Рауля могли быть настолько серьезные дела в шведской столице (например, его мог вызвать Ольсен), что визит должен был остаться негласным.

Ни в одной из публикаций о Рауле нет такой информации. Заглянув в его записную книжку, можно обнаружить лишь несколько «пауз» в будапештском расписании. Это семь дней от 17 до 23 октября и четыре дня от 20 до 23 ноября. Теоретически за эти дни он мог «обернуться». Мое предположение получило дополнительный аргумент в свою пользу. Оказывается, 13 октября 1944 года Валленберг получил в немецком посольстве в Будапеште визу на поездку в Германию, действительную до 29 октября! И если Валленберг тайно ездил на встречу с Коллонтай, то…