Читать интересную книгу Проклятые - Чак Паланик

Но я пришла сюда не для того, чтобы кому-то нравиться. Я не стремлюсь брать дань милыми улыбками и симпатией. Я не хочу ни флиртовать, ни располагать к себе. Мысленно я вижу себя такой, какая я сейчас: волосы развеваются, ноги печатают шаг, кинжал обнажен – вид вполне себе байронический.

На расстоянии руки от отвратительного демона я без особого удивления обнаруживаю, что осталась одна. Все мои легионы невеж и гладиаторов, несмотря на мачете и браваду, дрожат и отступают. Даже моя правая рука, панк Арчер, замедляет свой смелый натиск. Его мудрые советы уже не звучат в моих ушах.

Мне жаль бедного демона, который умеет побеждать лишь одним путем. Как ограниченная Джен Эйр должна оставаться кротким стоиком, так и демон Ваал знает лишь один способ существования: внушать ужас. В то время как я гибка и могу меняться и адаптироваться, приспосабливать свою стратегию к настоящему моменту, Ваал никогда не сможет довести врага до изнеможения смешной шуткой или зачаровать его дивной красотой. Следовательно, как только подобная хрупкая монструозность перестает внушать нам страх, мы лишаем ее власти над собой.

Издав воинственный клич в стиле скорее Грейс Пул, чем Джен Эйр, я бросаюсь на поросячий торс Ваала. По правилам самозащиты от насильников (этот курс я когда-то проходила в школе) я делаю «вилку»: по выпаду в каменные глазки демона и в его нежные свиные гениталии, а точнее, пытаюсь выдавить первые и припечатываю каблуками вторые. Перестав заботиться о собственной опрятности, я хватаю с земли горсть изъеденных ржавчиной лезвий и начинаю неистово резать и пилить все подряд. Мои усилия вознаграждаются потоком свиной крови. Из разрезанных кишок демона шибает вонь крематория. Вокруг все в тумане, все залито хлещущей, как на бойне, кровью. Потроха разлетаются широкими арками в стиле Гран-Гиньоля, и оранжевое адское небо дрожит от возмущенного поросячьего визга Ваала.

Этот факт малоизвестен, но победить демонов лишь ненамного сложнее, чем деспотов или тиранов. Несмотря на огромные размеры и устрашающий вид, демонам не хватает подлинной уверенности в себе. Все их преимущество заключается в показушной уродливости и гнилостной вони, а едва эти уровни защиты преодолены, демону практически нечего вам противопоставить. Чрезмерная гордость демона – это и его слабость. Если демон обнаружит, что теряет лицо, он чаще всего убегает, как обычный хулиган.

Если что-то еще оставалось во мне от Мэдисон Спенсер, дочери кинозвезды, последующая яростная атака все стирает. В одиночку сражаясь со злым Ваалом, я замечаю, что падшие толпы наблюдают за мной с расстояния. Под безжалостным натиском моих детских шлепков и девчоночьих тычков, моих неучтивых дразнилок, нахальных «мультиков» и «крапивок» этот злобнейший из демонов заходится паническим, отчаянным криком. После страшного залпа болезненных фофанов и молниеносной серии «сливок», после всего арсенала детсадовских пыток Ваал вырывается изо всех сил. Еще один мощный «паровозик» – и демон разворачивает сморщенные кожистые крылья и удирает с поля боя. Разгоняя черный дым и облака мух, Ваал спешит исчезнуть за далеким оранжевым горизонтом.

И вот я одна у запертых ворот головного офиса. Я смакую ощущение, как меня омывает, орошает, промачивает насквозь теплая чужая кровь.

Не успела кровь остыть, как из окна высоко в зубчатой стене донесся голос. Женский:

– Мэдди! Это ты?

И окно, и голова, что из него высовывается, так высоко, что я не сразу нахожу их глазами. Это та самая миссис Труди Маренетти, старушка из Коламбуса, Огайо, которая попала в ад после рака поджелудочной железы. Она кричит:

– Ур-ра маленькой Мэдисон!

Из другого окна мистер Халмотт, жертва застойной сердечной недостаточности, город Бойсе, Айдахо, вторит ей:

– Ура малышке Мэдди!

Из других окон, с других стен и башенок тоже выкрикивают имя Мэдисон Спенсер. Часть людей я узнаю, остальных – нет, потому что я говорила с ними только по телефону, убеждала их не бояться неизбежной смерти. Пока меня не было, эти души поступали сюда целыми пачками и сделали ад настоящим островом Эллис для иммигрантов в ад – недавно прибывших, шокированных, но не сокрушенных смертью, полных скорее любопытства, чем испуга, готовых расстаться со своими старыми жизнями и отправиться на новые авантюры. Получается, будто пригласила их я. Все они теперь восхваляют меня из распахнутых окон в стенах ада. Они требуют, чтобы врата открыли, чтобы им дали обнять меня, их новую героиню.

Внезапно сам воздух делается сладким, потому что мертвые забрасывают меня леденцами и молочными шариками. В честь меня они устраивают целую сахарную метель из мятных пастилок и рутбирных «бочонков».

Моя армия снова стекается к воротам. Из-за запертых дверей доносится характерный скрежет засовов и цепей. По доле градуса, по волоску две огромные створки распахиваются. Позади меня гремит моя армия, ей не терпится поднять меня могучими жестокими руками и внести, словно победительницу, в осажденный город. Мои орды возьмутся за конфетные сундуки Гадеса. Будут грабить сокровищницы с леденцовыми палочками, коричными конфетами и мятными подушечками.

Врата ада разошлись едва ли на ширину плеч, как в них уже появилась фигура – молодая женщина с красивой грудью и волосами, но в истрепанных поддельных «маноло бланиках». У нее серьги из кубического циркония размером с десятицентовик и поддельная сумка «Коуч». Передо мной стоит Бабетт.

Увидев меня в поясе, на котором болтаются сморщенная мошонка Калигулы рядом с противными усиками Гитлера, да еще окровавленные кинжалы и дубинки, она морщит свой крошечный носик.

– Да, с подбором аксессуаров у тебя всегда было так себе!

Она явно не теряет надежды превратить меня в стервообразную версию раскрашенной Элли Шиди.

Я делаю шаг к ней и спрашиваю:

– Поможешь?

Миллионы, окружающие нас, ждут в задумчивой тишине, пока я достану свернутый анализ полиграфа из набедренного кармана своей окровавленной юбки-брюк. Этот непрочитанный отчет о моих взглядах на гомосексуальный брак, исследования стволовых клеток и права женщин – я кладу его в протянутую руку Бабетт и говорю:

– Так я прошла или как?

Ногтями с потрескавшимся белым лаком Бабетт достает результаты теста из конверта и начинает читать.

XXXI

Ты там, Сатана? Это я, Мэдисон. Моя мама часто говорила: «Мэдисон, вечно ты на неврозе». В смысле, я постоянно нервничаю. ПО ЛЮБОМУ ПОВОДУ. Вот теперь я нервничаю, что победила. Мое восхождение к власти кажется слишком легким – впрочем, при жизни мне тоже все давалось без особых усилий. И моим родителям: все эти дома в Дубае, Сингапуре и Брентвуде… Послежизнь продолжается. Что-то тут не так, но что именно – понять не могу.

Исчезла прежняя Мэдди Спенсер, девица с благородной осанкой и изысканными манерами. Та милашка стерта с лица земли. Да, верно, я снова за панелью своей телемаркетинговой станции, но наушники сидят на голове криво из-за украшенной жемчугами короны Медичи, а мое поведение навсегда изменилось, то ли к лучшему, то ли нет.

Вместо того чтобы обхаживать хронически больных, дипломатично и непугающе убеждать их в том, что Гадес вполне пригоден для жизни – интересно, можно сказать «пригоден для смерти»? – я начала стращать всех, кто занимается прокрастинацией, всех лентяев, откладывающих собственную смерть. Вместо того чтобы поддерживать и убеждать, мое агрессивное новое «я» разглагольствует перед умирающими, которым не повезло ответить на мой звонок. Да, мне тринадцать лет, я мертвая несовершеннолетка и работаю в аду, но я хоть не скулю и не плачу. А вот мои собеседники слишком привязаны к богатству и успеху, к своим домам, родным и физическому телу. Привязаны к своему глупому страху. Эти умирающие незнакомцы с опухолями мозга четвертой степени и неработающими почками – они целую жизнь самосовершенствовались, тренировали и оттачивали каждый нюанс своей личности, а теперь все их усилия вот-вот пойдут прахом. Честно говоря, они безумно меня раздражают.

Прежняя Мэдисон Спенсер дала бы себе труд подержать их за руку, успокоить и утешить. Но теперешняя желает им залиться слезами и побыстрей сдохнуть.

Изредка подразделение или рота моих павших армий, унаследованных у Жиля де Рэ, Гитлера и Иди Амина, заходит ко мне и умоляет дать им задание, отправить на какой-нибудь великий подвиг, который можно совершить в мою честь.

Чаще меня навещают люди, которым я рассказала, как попасть в ад. Недавно умершие, еще пахнущие похоронными гвоздиками и формальдегидом, души-иммигранты в косметике, наложенной шпателем, с уродливыми пышными прическами, какие может сделать только гробовщик (и только труп может вынести). Эти новоприбывшие просто не могут не поговорить о своем ужасном опыте смерти, и я вполуха их выслушиваю, а потом направляю на один из многочисленных сеансов разговорной терапии. Я сама организовала группы надеждоголиков по взаимному излечению в двенадцать этапов. Надо признаться, нашими показателями – максимум выпускников, минимум рецидивистов – гордился бы сам Данте Алигьери. Через несколько недель жалоб и оплакивания утраченных предметов роскоши и неотомщенных обид, а также типичного хвастовства былыми наградами и достижениями большинство людей успокаивается и решает продолжать вечное существование.