Это заставило ее оборвать свой жуткой смех:
— Джорджиану и Люка? Конечно, нет. Вы что, предполагаете…
Фиц сделал шаг вперед и зарычал:
— Ты думаешь, мой зять… мой зять… с Джорджианой? Джорджианой Уайлд?!
— Не говори глупостей, — оборвала его Элизабет. — Нет, правда. Что это еще за…
— Я его убью, — прорычал Фиц, — я убью его и потом…
Куинн не стал выслушивать план Фица, собиравшегося обшаривать комнаты особняка. Он побежал к Ло-Пулу. Это самое уединенное место в поместье, и Джорджиане оно всегда нравилось. Острая трава резала его тонкие шелковые чулки, пока он пересекал при лунном свете пастбище.
Ко времени, когда он обогнул последнюю группу деревьев, растущих довольно далеко от озера, он соверщенно выдохся. Открывшийся перед ним вид заставил его сердце в ужасе остановиться.
Все было гораздо хуже. Гораздо.
Глава 9
Они миновали песчаную отмель, и Джорджиана окунулась в прохладную воду.
— Смелее, Фэрли. Вот так. Я держу тебя. Чудесно, правда?
Несмотря на жару, прием пользовался всеобщим шумным успехом, и только Джорджиана места себе не находила от сердечных мук. Появление Фэрли просто спасло ее, предоставив долгожданную возможность под благовидным предлогом покинуть бал.
— О, Джорджиана… ты лучше всех, — восторженно прошептала девочка, зайдя в воду по пояс. — Ведь ты не скажешь папе, да? Ты обещала.
— По-моему, мы обо всем договорились. Сначала мы тайком искупаемся, чтобы немного освежиться перед сном, а потом ты отправляешься прямиком в постель, и больше не будешь шпионить за несчастными гостями. Бедняжку миссис Хочкисс чуть не хватил удар, когда она увидела, как из-под дивана высунулась твоя рука.
— Ой, подумаешь! Не гадюка же оттуда выползла.
— Не полежать ли нам на воде, глядя на звезды? Может быть, высоко-высоко в небе пролетит клин диких гусей, а если очень повезет, мы повидаемся с Оскаром.
— Кто такой Оскар?
— Детеныш выдры, любопытный, как кошка. Ему нравится появляться по вечерам и пугать меня до смерти. Уверена, он делает это нарочно.
В конце концов, Джорджиане нужно было немного взбодриться. Она выстрадала право на дивное полуночное купание с Фэрли. Не все же наблюдать за тем, как Куинн танцует с Грейс Шеффи (дважды!), мучиться от духоты в бальном зале и постоянно испытывать напряжение от необходимости расточать приветливые светские улыбки. Она чувствовала себя совершенно свободно только во время танца с братом Розамунды, Майлзом Лэнгдоном, которого знала всю жизнь. Кстати, он очень возмужал. Длительное путешествие по Европе для завершения образования явно пошло ему на пользу.
Однако после танцев у Джорджианы разболелась нога, и прохладная вода была просто благословением Божьим.
— А Оскар не укусит меня?
— Нет, только пощекочет усами, когда будет проплывать под тобой.
— Ух ты… надеюсь, он появится. Но я не знаю, как лежать на воде.
— Конечно, знаешь. Если ты умеешь плавать, значит, можешь просто лежать на спине.
— Ну… Я не очень-то умею плавать. То есть я знаю, что нужно дрыгать ногами и трясти руками, но…
— Фэрли, — перебила Джорджиана. — Я никогда не взяла бы тебя с собой, если бы знала, что ты не умеешь плавать. Во всяком случае, ночью это слишком опасно. Господи, твой отец…
— Научи меня лежать на воде… Пожалуйста!
— Несносный ребенок, — с досадой вздохнула Джорджиана.
— Я знаю. Старушенция Бидцлуорд сообщала мне об этом, по меньшей мере, раз в день, — негромко сказала Фэрли и еще тише добавила: — Другие гувернантки называли меня тупоголовой, бестолковой, неуправляемой и дикой.
Порывисто заключив малышку в объятия, Джорджиана словно приросла к холодному илистому дну. Она просто слышать не могла эти слова. Уж слишком они напоминали то, что постоянно твердила ей самой деревенская учительница.
— Это неправда. Ты не должна верить тем, кто говорит такие вещи. Мы с тобой познакомились недавно, но я уверена в том, что сообразительности тебе не занимать. Тут дело в другом. Попробуй чуть меньше озорничать… например, ты могла бы лазать по деревьям не каждый день, а только по четвергам. Я поступаю именно так.
— Но ты вообще не залезаешь на деревья!
— Ошибаешься. Ты просто никогда не видела, как я на них залезаю. Должно быть, по четвергам твоя наблюдательность берет выходной, ведь в остальные дни ничто не ускользает от твоего внимания. Я в жизни не встречала такой любознательной девочки.
Фэрли даже не заметила, как Джорджиана, не ослабляя объятий, уложила ее на воду.
— А сейчас выпрямись и запрокинь голову назад. Фэрли, вытянувшаяся вдоль лунной дорожки, вся светилась восторгом и упоением. Джорджиана не осмелилась убрать руки, хотя ее поддержка уже не требовалась. Девочка явно чувствовала себя в воде, словно в родной стихии. Прирожденная пловчиха!
Громкое басовитое восклицание и последовавший за ним всплеск оповестили Джорджиану о том, что уединенному купанию пришел конец. Ей не надо было приглядываться. Она и так знала, кто устремился к ним, решительно рассекая зеркальную гладь озера. Куинн. Очень мило. Она тут как раз почти голая, только в тонкой нижней сорочке.
Мгновение спустя он уже встал рядом и, рывком притянув к себе Фэрли, прижал ее к груди. Джорджиане достался яростный взгляд, весьма эффектно расцвеченный лунными бликами.
— Джорджиана, скажи на милость, что тут творится? Допустим, ты от души забавлялась, когда мы в юности ходили купаться по вечерам, но моей дочери всего девять лет. Она не умеет плавать и запросто может утонуть.
Он вытащил девочку на берег, не слушая ее громких возражений и оправданий.
— Нет, Фэрли. Я долго не разрешал тебе купаться и, возможно, пошел бы на некоторые уступки, но ты продемонстрировала откровенное нежелание считаться с моим мнением… Что ж, отныне я категорически запрещаю тебе даже приближаться к озеру. Ты поняла меня?
Он говорил очень мягко, не давая выхода своему гневу. Другой отец просто наорал бы на дочь, и ей-богу, это было бы куда менее страшно. Однако вряд ли Куинн когда-нибудь на кого-нибудь орал.
— Но, папа, я бы не утонула, как мама, я точно знаю.
Утонула? Его жена утонула? В кратком некрологе сообщалось, что она скончалась после непродолжительной болезни.
— Папочка, сегодня так жарко, я не могла заснуть. Музыка играла ужасно громко. И мне хотелось рассмотреть все наряды. Я… — Фэрли запнулась. Кажется, молчание отца пугало ее больше всякой ругани.
В безумном смущении от собственного «неглиже» Джорджиана ринулась к бальному платью, лихорадочно натянула его и, оглядев себя, отнюдь не обрадовалась. Тонкая золотистая ткань мгновенно прилипла к мокрой сорочке и при луне почти не отличалась по цвету от загорелой кожи.