Кажется, я так и не успел додумать мысль, провалившись в сон.
Проснулся от того, что невыносимо хотелось в туалет. Пока ползли по этой трижды проклятой шахте — я вообще ничего не хотел. Ну, кроме того, чтобы она закончилась. Нет, правда, знал бы заранее, какой предстоит путь — ни за что бы не пошел. Ну его к черту!..
Пока поднимались, раз двести думал, что сдохнуть проще. И ведь, вроде, неженкой не был — инструкторы в Школе нас гоняли так, что мы во флаты возвращались мокрые, как мыши, с одним желанием — в душ и спать, но тут…
Кстати, и сейчас бы мне душ совсем не помешал, хотя бы ионный. Но и тот остался далеко внизу.
Я осторожно выкатился из обнимающих меня лапищ — сразу стало холоднее, — собрал себя с пола сначала на колени, потом встал на ноги и мысленно охнул — руки ломило, особенно в районе плеч, пальцев и лопаток, ноги тоже, икры аж сводило… С трудом выпрямившись, я поковылял искать местечко для справления нужды. Ведь должны же они тут где-то облегчаться!
В дальнем углу, за куском бронелитовой обшивки, удерживаемой в вертикальном положении с помощью стальных тросов, я обнаружил занятное устройство. Оно настолько меня увлекло, что я чуть не забыл, зачем вообще его искал. Не знаю, кому пришло в голову его собрать, и даже думать не хочу, как его сюда дотащили, но конструкция была замечательная — преобразователь, исключенный из общей сети и замкнутый сам на себя. Разумеется, функции он мог выполнять далеко не все, зато делал главное: перегонял мочу в воду. Получающуюся жидкость я и понюхал, и на лицо поплескал, и даже на язык попробовал — вода как вода. То есть неизвестному умельцу удалось сохранить главное свойство этого прибора, хотя теперь он действовал автономно! Я бы проследил, сколько примерно времени длится преобразование, если бы не чувствовал себя таким разбитым. Поэтому с сожалением в последний раз поглядел на прибор и поплелся обратно к рейдерам — досыпать. Таймер-то еще не сигналил.
Поглядел, как они все сладко дрыхнут вповалку и пристроился все же поближе к Невену — так как-то… ну да, уютнее. А что? Я его три дня знаю… уже четыре, а этих первый раз вижу.
Я покосился на Бена, раскинувшегося во сне. Значит, у меня красивые руки, да? Я уставился на свои саднящие ладони. Нет, мозоли больше не вспухали, зато теперь меня преследовало ощущение стянувшей кожу пленки — как бывает при образовании защитного слоя… Что ж, два-три подобных подъема (я содрогнулся), и вся поверхность будет — сплошная мозоль… Зато практично. И теперь ясно, отчего у Невена такие шершавые ладони.
Нет, о руках — это я зря. Потому что опять всколыхнулось: и процедура нанесения мази, и как он меня по-хозяйски обхватил за талию — внизу, когда обвязывал поясом, а особенно потом, на высоте… Я тогда настолько устал, что чуть не всерьез подумывал, а не стоит ли элементарно перестать цепляться и благополучно посвистеть вниз. Даже не страшно было, сил не осталось никаких — ни на злость, ни на упрямство. Механическое движение уже не спасало — предплечья и кисти налились свинцовой тяжестью, и поднимать руки, перещелкивать карабины, хвататься за следующую перекладину стало непосильной задачей. Одно держало — страховочный пояс. Я еще помнил, что меня на связке тянет дылда, и если я отцеплюсь — следом за мной полетит и он.
Не знаю, каким чудом я добрался до Невена, когда он меня позвал. Скорее всего, только потому, что позвал он. Вот кто бы другой — с места бы не сдвинулся, честное слово. Потому как таким счастьем оказалось просто остановиться… И понятия не имею, как решился разжать пальцы — последний час мне казалось невозможным это сделать. Слишком сильно было искушение, отпустив одновременно обе железяки, больше к ним не прикасаться.
Но, похоже, Невен действовал на меня в состоянии крайнего утомления примерно как Грендель: он говорил — я делал. Разве что голова не трещала. Хотя чему там было трещать? Она стала пустой-пустой, словно крышка от синтезатора. Так что его «И мне потом дашь глотнуть, я тоже устал» я принял за чистую монету. Только позже, когда смотрел, как он помогает своим парням подниматься к воздухозаборнику, понял, что говорилось это исключительно для меня. Должно быть, чтобы я не чувствовал себя совсем уж ущербным. Можно подумать, я в тот момент мог хоть малость соображать и оскорбляться.
Попив тоника и прижимаясь к Невену я, наверное, немного захмелел. Или такой эффект дал насильственный выплеск адреналина в кровь? Короче, я внезапно ощутил, что мне здесь нравится, и абсолютно начхать, что «здесь» — это где-то на полпути между сферами, в подвешенном состоянии. Я вдыхал запах чужого пота, слушал гулкие удары сердца в груди, обнимал Невена за талию и не чувствовал никакого страха. Потому что знал — меня держат. И обязательно удержат, если что…
А потом жгучей волной накатил стыд. Повис тут на дылде, как девчонка, а остальные ждут и смотрят. Вон, уже и в глазах даже прояснилось, а я все хватаюсь за Невена, слабак несчастный.
Я вернул термос обратно дылде на пояс и отдвинулся, пропуская его вперед…
— Эй, мелкий, — отвлек меня от воспоминаний шепот. Я поднял голову — мне ухмылялся рыжий Бенедикт, подперев рукой щеку. — А что, обжиматься вы больше не будете? Так мило льнули друг к другу во сне...
Я резко сел — мышцы протестующее взвыли, — уставился на него и почувствовал, как во мне закипает гнев. Тот самый, который я не умею контролировать. Да я сейчас и не хотел его контролировать, я хотел…
— Завидуй молча, Бен, — спокойно сказал Айван где-то рядом.
Я и не заметил, когда вскочил на ноги и встал над Беном. Ухмылка быстро сползала с враз побледневшего лица рыжеволосого красавчика.
И в ту же секунду меня поперек груди обхватил Невен, развернул к себе и медленно заговорил, глядя в глаза:
— Прекрати сейчас же, слышишь, Нор? Я не хочу тебя бить, но ты не должен этого делать, понимаешь? Успокойся.
Я не дышал, в упор глядя на него — секунд пять, наверное, показавшихся мне вечностью. Потом зажмурился и выдохнул. Снова вдохнул и еще раз выдохнул. И дышал все размереннее и размереннее, пока не почувствовал, как уходит гнев, оставляя за собой слабый шлейф разочарования.
Над макушкой утешающе бормотал дылда, и я уткнулся ему куда-то в подмышку, до боли сладко чувствуя себя несчастным — от того, что я так вымотался, от того, что все тело разламывается, от того, что он оказался прав, и я действительно балласт и никому не нужен, от того, что я так реагирую на его любовников, от того, что мне не дали выплеснуть накопившиеся горечь и злость, от того, что он меня прижимает и гладит по голове, от того, что все совсем не так, как должно было бы быть, от того, что если бы он и правда ухаживал за мной…
Тут я скрипнул зубами и выпрямился, отстраняясь.
— Все, — я сделал шаг назад. — Теперь все нормально. Больше… больше такого не повторится.
Ни на Невена, ни, тем более, на Бена я старался не смотреть. Отошел в сторонку и сел, обхватив колени и спрятав в них лицо.
Сначала ничего не происходило, а потом рейдеры понемногу ожили — зашевелились, зашоркали застежками рюкзаков, послышался шепот, потом шаги, удаляющиеся к уже разведанному мной преобразователю, чуть погодя оттуда даже донеслись смешки.
— Нор, — большая ладонь Невена легла на предплечье, и я неохотно поднял голову, — держи, — он протягивал мне очередной стаканчик тоника.
И я взял.
— Эй, мелкий!
Я удивленно вскинулся — опять Бен?
— А ты еще раз можешь посверкать глазами? Я давно так не пугался — аж дышать трудно стало.
Он ухмылялся как ни в чем не бывало, а я никак не мог взять в толк — они все, что ли, нижние, такие бестолковые? Или им действительно не страшно за собственную жизнь? Злости я больше не чувствовал. Даже раздражение куда-то делось. Я медленно поднялся, распрямляя занывшие мышцы и суставы. Все равно, конечно, был ниже рыжего, но хотя бы чувствовал себя немного достойнее. И только открыл рот, как Айван крикнул: