Наконец мы тронулись. На северо-запад. Вообще-то наш путь лежал на северо-восток, но мы не на самолете летели, а плыли по воде. Туда, куда она, вода, ведет.
Сначала дорога «пролегала» по одному озеру, потом – по другому, значительно большему. Время от времени мы приставали к берегу, предварительно привязав к мачте щит с выбеленной изнанкой – знак мирных намерений. Жители прибрежных деревенек (крохотных, почти затерянных в чаще) выходили с большой осторожностью, но очень охотно продавали молочные продукты, мед и дичину, причем даже не за серебро, а за те самые «глазки», стеклянные бусики, которые производили в Ладоге и которых у нас имелся изрядный запас.
Второе озеро оказалось здоровенным, под сотню километров длиной. Наши эсты называли его очень смешно – Пепси. Рыбы в нем было столько, что воины били ее стрелами прямо с бортов, а сети через каких-нибудь полчаса набивались под завязку. Сетями и готовкой занимались пленники. Кстати, смыться никто из них не пытался. На этих берегах обитали соплеменники эстов (хотя родню здесь считали не по близости языка, а по кровным связям), и, сбеги наши пленники, ничего хорошего их не ожидало. В лучшем случае – такое же рабство.
Никаких проблем, если не считать пары обстрелов с берега, во время путешествия не возникало.
Так мы миновали озеро и вошли в вытекавшую из него реку.
Вот тут начались трудности. Нам раз двадцать приходилось разгружать суда, чтобы пройти мели, а два-три раза мы были вынуждены даже выволакивать их на берег и тащить в обход камней. К счастью, недалеко и по уже «наезженным» колеям – не одни мы работали здесь волочильщиками.
В итоге километров сорок мы преодолевали вдвое дольше, чем весь предыдущий путь. Вдобавок, приходилось все время держаться начеку: местные болтались поблизости и наверняка прикидывали: не напасть ли?
Не рискнули.
Мои друзья начали проявлять беспокойство. Похоже, мы выпадали из какого-то неизвестного мне графика.
Зато погода стояла прекрасная. По моим прикидкам, было самое начало сентября. Люблю это время.
Однако все плохое рано или поздно заканчивается. Миновав трудный участок, мы поплыли нормально и через пару дней вошли в широкое устье.
Первое, что я увидел, – довольно большой по местным меркам городок. А второе – большая лодья, скользившая нам навстречу.
На мачте нашего флагмана по-прежнему висел «белый» щит, но мы все же изготовились к бою.
На лодье были эсты. Разглядев нашу команду, они тоже подняли «мирный» щит. Наши эсты перекинулись с ними парой слов, потом в дело вступил сам Хрёрек, и в результате мы получили право пристать к берегу, где уже «отдыхало» целых пятнадцать больших кораблей, размерами не уступавших оставшемуся в Ладоге «Соколу».
Неудивительно. Порт-то был – морской.
– Наше море, варяжское, – с удовлетворением отметил Трувор, и я понял, что мы – на Балтике.
Глава двадцать четвертая,
из которой можно узнать некоторые сведения из прежней жизни героя, а также познакомиться с его мыслями по поводу положительных и отрицательных сторон государственности и проституции в средние века и в более «просвещенные» времена
Я ошибся, когда счел городок большим. На самом деле большим здесь был торг. Все местное население, как я понял, занималось его обслуживанием и собиранием пошлины. Надо признать, незначительной.
Еще здесь имелась верфь. Вот она-то по-настоящему и заинтересовала ярла. Причину мне объяснил Трувор. Обратно мы планировали возвращаться морем, а те суда, на которых мы пришли, по его мнению, годились для морского плавания не больше, чем утиный плотик.
Я не знал, что такое утиный плотик, но комментарий принял как должное. То есть для благополучного возвращения домой, в Ладогу, нужно полноценное морское судно.
И такое здесь имелось. Почти достроенная (остались сущие мелочи) снекка[20].
Хрёрек и Ольбард оценили ее и решили – подойдет.
Ударили по рукам, заплатили задаток…
Следующей акцией была продажа пленников.
Рабов здесь продавали на общем рынке. Там же, где скотину. Причем никаких цепей, раскаленных клейм и прочих знаков рабского состояния я не заметил. Более того, здесь же неподалеку находилась и вольная «биржа труда», где можно было нанять конкретных специалистов или просто рабочую силу. Такой работник назывался «рядный» (то есть договорной) холоп. Примерно на таких условиях я работал у Коваля, пока тому не понадобились мои воинские навыки. «Рядного» холопа нельзя было продать или передать другому. Его следовало кормить и платить ему, если последнее оговаривалось. В Скандинавии, где со свободными пахотными землями напряженно, такой работник мог получить в пользование надел в обмен на часть урожая. Эту полезную информацию я получил от Трувора.
Здесь же, на рынке, можно было взять кредит под будущую добычу: зерно, меха или еще что-нибудь… Еще были «долговые» холопы. Эти поступали в распоряжение кредитора до тех пор, пока не отработают долг. Но тоже на определенных условиях. Их работа «оплачивалась» в счет долга, и продать их тоже было нельзя.
Зато те, кого взяли как военную добычу, никаких прав не имели. С ними хозяин мог делать, что заблагорассудится. Хоть убить. Иных специально для жертвоприношений и покупали.
Но в славянских землях участь у рабов была не самой плохой. Иные становились почти членами семьи.
Могли даже выкупиться. Самыми скверными хозяевами считались германцы. Эти сразу стригли рабу голову и надевали ошейник. Могли оскопить или еще как-нибудь покалечить. Охотно покупали девственниц. В основном для перепродажи.
Женщины помоложе и покрасивее ценились. Зато утратившие красоту стоили довольно дешево. А дети вообще шли «в нагрузку».
Лучше всех шли на торгу молодые сильные мужчины. Вроде тех, что Хрёрек взял с собой для «вспомогательных» работ.
Ну да, ярл в итоге не выполнил обещания. Скорее всего, он с самого начала не собирался их отпускать. Едва мы прибыли в городок, тут же объявил «вспомогательный персонал» своими рабами.
Однако не всех.
Шестерым предложил присоединиться к нашему экипажу на «испытательный срок». Примерно как мне в свое время. Видимо, присмотрелся к избранникам еще во время путешествия.
Предложение было принято с энтузиазмом. Если кандидат не справлялся с «работой», его, как я понял, просто «увольняли». То есть – отпускали на свободу. Если же испытуемый прилично проявлял себя в бою, его принимали в хирд. Со всеми вытекающими…
После общего сбора в одной из портовых гостиниц, которую Хрёрек снял целиком, большинству наших (и мне в том числе) выдали в счет доли добычи немного денег и отпустили погулять. Само начальство осталось: им предстояло рассортировать и сбыть награбленное. Только вещи.