Читать интересную книгу Китай и китайцы. Привычки. Загадки. Нюансы - Андрей Шляхов

И Инь родился в дупле шелковицы.

Из теплой сырости рождаются стрекозы,

из уксуса – насекомое сицзи.

Растение янси, соединяясь со старым бамбуком, рождает существо циннин, циннин рождает леопарда, леопард – лошадь, а лошадь – человека. Человек же со временем возвращается в зародыши. Все сущее в мире выходит из зародышей и в зародыши возвращается»[33].

Это слова мудреца Ле-Цзы. Того самого, который сказал: «Вершей пользуются при ловле рыбы. Поймав рыбу, забывают про вершу. Ловушкой пользуются при ловле зайцев. Поймав зайца, забывают про ловушку. Словами пользуются для выражения смысла. Постигнув смысл, забывают про слова. Где бы найти мне забывшего про слова человека, чтобы с ним поговорить»[34].

Кто такой Хоу Цзи, я не знаю, но представляется он мне кем-то вроде Хагрида.

ОРИГИНАЛ

В Китае в ресторанах принято «подсаживаться» за столик, где есть свободные места, не спрашивая разрешения у уже сидящих за ним. Зачем впустую сотрясать воздух? Место свободно – занимай!

Я поступаю так же – освоился, можно сказать. С одним лишь отличием – я непременно улыбаюсь соседям по столу и говорю им: «Нихао!» Мне чаще всего отвечают тем же и более не обращают на меня внимания. Во всяком случае – впрямую.

С ужасом думаю о том, что постепенно я стал есть столь же шумно, как и местные жители и, что хуже всего, начал находить в этом определенную прелесть. Удастся ли мне по возвращении домой сразу же вернуться к прежним, цивилизованным, привычкам?

Правда, кидать мусор под ноги я не могу – всегда ищу урну, которых здесь не так уж и много.

Подбежавшей официантке не пришлось долго объясняться со мной. С традиционным «Нихао!» я потыкал пальцем в листок с перечнем блюд, лежавший на столе, благо китайские названия были продублированы на английском.

– Вы, должно быть, давно живете в Китае, раз делаете заказ не раздумывая, – обратился ко мне по-английски мой сосед по столу.

Джинсы, яркая шелковая рубашка и платок, небрежно повязанный на шее, свидетельствовали о том, что передо мной – творческая личность.

– Позвольте представиться – Чэнь Цичжи, музыкант. Играю как на цитре, так и на фортепиано.

– Не очень давно, – представившись, в свою очередь, ответил я. – Мой метод прост – каждый раз я заказываю что-то доселе не пробованное.

– Превосходно! – улыбнулся Чэнь Цичжи. – Для вас еда не просто прием пищи, это еще и лотерея, и открытие!

– Пожалуй, что так, – ответил я, радуясь возможности пообщаться с китайцем. – А что бы вы мне посоветовали, уважаемый Чэнь?

– Оставить в желудке немного места для вот этого блюда. – Чэнь постучал пальцем по одной их строк меню. Вроде бы ничего особенного – баклажаны, фасоль, черный гриб, но местный повар умеет из простых продуктов сделать…

Он повертел правой рукой с зажатыми в ней палочками в воздухе, подыскивая подходящее слово.

– Шедевр? – подсказал я.

– Да-да, именно – шедевр! – обрадовался Чэнь.

– Я непременно попробую это блюдо, – пообещал я. – Спасибо за совет.

– Поскольку вы иностранец, вашим словам можно верить, – ответил Чэнь, продолжая улыбаться.

– Может быть, я неправильно понял ваши слова? – переспросил я, донельзя удивившись.

– Нет, уважаемый Дэн, вы поняли меня совершенно верно. Я сказал, что поскольку вы иностранец, то вам можно верить, имея в виду, что вы действительно последуете моей рекомендации, а не отмахнетесь от нее. Вот если бы вы были китайцем, у которого на языке одно, а в мыслях – совершенно другое, то я бы не отнесся к вашим словам с доверием.

Официантка принесла мой заказ. Я указал на блюдо, рекомендованное мне соседом. Официантка исчезла.

Развернув обернутые в салфетку палочки для еды, я, прежде чем начать есть, все же спросил у соседа.

– Судя по имени, вы тоже китаец? Но почему же…

– Я китаец, – не дал мне договорить Чэнь. – Но я не… не лицемер. Я не собираюсь кривить душой и превозносить собственный народ до небес, если знаю, что у него полно недостатков.

– И каких же? – поинтересовался я, приступая к еде.

– Если это не испортит вам аппетита...

Я отрицательно помотал головой, так как уже успел набить себе рот едой.

– Прежде всего, китайцы неискренни, – начал Чэнь, не переставая при этом управляться со своим обедом. – Они постоянно вынуждены выпытывать мысли окружающих, в том числе и своих близких, и при этом стараются как можно лучше скрывать свои. Традиции, черт бы их побрал! Из-за этих традиций мы погрязли в пустословии и лжи! Наши традиции разобщают нас!

Поймав мой недоверчивый взгляд, он несколько раз кивнул.

– Да – разобщают. Увы, но мои соотечественники ведут себя, как пауки в банке. Есть у нас такая поговорка: «Один японец подобен свинье, но три японца подобны дракону». Китаец же подобен дракону лишь в отдельности, и только на словах. Три китайца – это уже не дракон, а нечто жалкое. Проблема в том, что китайцы просто не осознают важности сотрудничества, привыкая с самого детства по поводу и без разглагольствовать о единстве нации! Китай – это одна огромная банка с пауками!

Чэнь сделал паузу, чтобы отхлебнуть пива из запотевшей бутылки, стоявшей на столе перед ним.

– Вы не преувеличиваете? – мягко уточнил я.

– Нисколько! – потряс головой мой сотрапезник. Даже преуменьшаю немного. О, мы говорим: «В разбитой посуде пищи не приготовить» – но на самом деле… И к тому же мы никогда не признаем своих ошибок! Чуть что, мы начинаем вопить: «О, наша великая держава!», «О, наша древнейшая культура!», «О, дух нации!». А на деле этот дух нации смердит так, что и представить себе невозможно! А насколько мы неуравновешенны! Только и можем болтать о «золотой середине», но нас всегда заносит в крайности, достаточно вспомнить «культурную революцию» Мао.

Мне принесли большую миску с овощами, рекомендованными Чэнем. Пахло от них весьма соблазнительно.

– Когда мне говорят: «Мы, китайцы, лучшие из лучших!» – я всегда задаю встречные вопросы: «Почему же тогда мы живем так плохо? Почему же тогда мы по уши увязаем в дерьме в прямом смысле этого слова? В чем причина? Не лучше ли для начала ликвидировать повсеместно грязь и беспорядок, а потом уже нахваливать себя?» И знаете, кто виноват в наших бедах?

Я покачал головой.

– Наша культура! Поросшее мхом от древности конфуцианство! Со времен Конфуция мы не умеем думать и делать выводы, мы не приучены иметь собственную точку зрения, мы только и знаем, что разъясняем друг другу учение Конфуция. Изо дня в день, из года в год, из века в век китайцы боялись думать, а теперь нация расплачивается за это недостатком интеллекта! Мертвая культура превратила китайцев в то, что вы видите вокруг себя!

Чэнь обвел зал ресторана рукой. Я машинально огляделся, чтобы увидеть множество людей, шумно, с огромным аппетитом поглощавших свой обед и запивавших его пивом или чаем.

– Почему китайцы так громко разговаривают?

Чэнь не был исключением из этого правила, иначе бы я его просто не слышал.

– Да потому, что, во-первых, им неведомо чувство меры, а во-вторых, у нас принято считать, что чем сильнее и выше голос, тем значимее говорящий и тем убедительнее его доводы! Кстати, здесь еще тихо, послушали бы вы, что творится в гуандунских харчевнях, да и в прочих местах! Вам доводилось бывать в Гуандуне?

– Пока нет.

– Побывайте непременно, это весьма познавательно – побывать в Гуандуне. Даже для уроженца северных провинций, не говоря уже об иностранце.

– Там должно быть очень интересно, – дипломатично ответил я.

– Да, только не думайте, что все гуандунцы днями напролет ссорятся друг с дружкой, – предупредил Чэнь. – Помните, что мирная беседа в тех краях выглядит, точнее – слышится, как ссора. Но если позволите, я продолжу…

Я не возражал.

– Мы куда быстрее других наций впадаем в амбиции, и виной тому – наша примитивность! Мы пресмыкаемся перед вышестоящими, унижаем тех, кто ниже нас, да, подобное можно встретить где угодно, но лишь мы делаем это в масштабах целой нации! И это гипертрофированное желание успеть, не позволить остальным оттеснить тебя в сторону. А о каком почтении к старшим можно говорить, если для того, чтобы наши люди научились уступать место пожилым женщинам, понадобилось запустить по телевизору в автобусах специальный рекламный ролик, посвященный этой теме.

Я попросил официантку принести нам еще по бутылке пива. Чэнь в ответ сделал то же самое. Потягивая приятно горчащее пиво, я узнал, что моему собеседнику не нравится:

– что многие китайцы ходят на улице в пижамах (сразу вспомнилось, какое количество моих соотечественников обожает спортивные костюмы, не только в качестве повседневной, но порой и в качестве парадной одежды);

– что китайцы очень любят плеваться и бросать мусор где попало (я давно заметил практически повсеместно специальные плакаты и знаки, призывающие население соблюдать чистоту). «Плюнуть на шанхайский асфальт стоит двести юаней, но как плевали, так и продолжают плевать!»;