Он силой заставил меня лечь обратно, навис надо мной и очень внимательно посмотрел.
— Пока мы не ушли обрабатывать наши раны, я хочу тебе кое-что сообщить, — серьёзным тоном произнёс он.
— Ну, я слушаю, — сказала я, так как пауза затянулась, и разволновалась, потому что сейчас он мне всё припомнит.
— Я люблю тебя, Вероника! — сказал и закрепил долгим поцелуем.
Глава 32
— Ой-ёй-ёй, — не прекращая, пищала я, пока Костя обрабатывал мне колени.
— Да не крутись ты, — он крепко держал мою ногу и опять за что-то на меня злился.
А я смотрела на него и думала, что этого всего могло и не быть, если бы в первую нашу встречу я не решила задержаться в кафе. Почему-то эта мысль сильно расстроила меня.
Покопавшись в своей голове, чтобы как-то отвлечься от болезненных и неприятных ощущений, я уловила причину — я счастлива, что жизнь позволила мне встретить этого прекрасного человека.
— Костя, почему ты молчишь? И ни разу не пошутил ещё? Сегодня много было поводов.
— Какие тут могут быть шутки, когда видишь твои разбитые колени. Да и поздно уже, спать хочу.
— Ты злишься?
— Да, — зло бросил он.
— Ты злишься не из-за коленей.
— Да, — сегодня он был не многословен.
— Ну, так выскажи мне свои претензии. Как там говорят психологи, проблемы нужно проговаривать.
— Я не доверяю психологам. Но, если хочешь — я скажу. Я не тронул тебя, даже думая, что у тебя кто-то есть. Хотя имел на это все права. Я не смог этого сделать. Понимал, что ты этого не простишь никогда. Так почему ты не сказала мне, что никогда раньше у тебя не было мужчин. Ты сегодня добавила мне седых волос.
Он, наконец, оставил мои ноги в покое, а я вздохнула с облегчением и сняла с головы полотенце, оставшееся на ней после душа, который мы принимали вместе, потому что Костя не захотел оставлять меня одну. Я хмыкнула, потому что вспомнила, как он деловито намыливал меня, будто я его дорогая машина, а я смущённо отводила взгляд от его тела и краснела, когда нечаянно касалась его, чтобы не поскользнуться.
— Что смешного я сказал?
— Да так, вспомнила кое-что.
Он стал разматывать свой бинт, а я подошла и обняла его за талию.
— Я помогу.
— Попробуй, — нет, теперь что, клещами надо слова тянуть из него.
Все знакомые манипуляции с его швами сегодня у меня совсем не вызывали затруднений. И даже, когда я увидела, что некоторые швы с саморассасывающимися нитками разошлись, не растерялась и, вспомнив, о чём рассказывал доктор, безукоризненно привела рану в порядок.
— А ты хладнокровна.
— Да ну. Я сама нежность. После моих колен могла бы тебе и отомстить. А кто снимет швы, которые не натуральные?
— Иван Сергеевич, — Костя посмотрел на меня с интересом. — Неужели это забота?
— Забота. А что тебя удивляет? Я же сама пришла к тебе. Почему ты злишься? Мог бы и сам догадаться, что у меня никого не было.
Костя засмеялся.
— Интересно как? После всех твоих приставаний к Ибрагиму, поцелуев с другими…
Я не дала ему договорить.
— Костя, прости меня, — я отложила в сторону бинт и села рядом с ним. — Я вела себя как последняя дура.
Он посмотрел на меня, а я не отвела глаз в сторону и умоляюще буравила его, чтобы, наконец, и его взгляд смягчился. Сейчас, когда я вспомнила, как себя вела, мне стало так стыдно перед мужем, что я уже и не знала, чем смогу загладить свою вину.
— Так почему я должен был догадаться?
— Ты же сказал, что я хороший специалист. А конструкторами хорошими не рождаются, даже, если ты и талантлив. Мог сам догадаться, сколько времени у меня было потрачено на учёбу и работу. Значит, гуляла я мало и ерундой всякой не занималась. Я видела, как девчонкам мешали отношения с парнями. Да и никто мне сильно и не нравился, чтобы встречаться, и, тем более, спать.
— Так что, ты и на свидания не бегала?
— Ну, почему же. Пару раз было. Как ты заметил, целоваться я умею с чужими мужчинами.
Он схватил меня, развернул, положил к себе на колени животом и пару раз шлёпнул по моему тёплому месту.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-144', c: 4, b: 144})
— Ой, пусти, колени заденешь.
— Не ври мне никогда. До коленей не достаю.
Потом поднял меня и буквально впился губами, преодолевая препятствия, которые я ему устраиваю, сопротивляясь, чтобы показать и доказать мне, что только он умеет так целовать, когда забываешь обо всём на свете. А я и не спорю с мужем. Только он.
— Мне никто не нужен был, потому что мои девчонки втягивали меня в такие ситуации, что мама не горюй.
— Да уж, я заметил. Целеустремлённые барышни.
— Как вспомню, как они меня в тот клуб закрытый притащили.
— А ты не хотела идти?
— Нет, конечно. Я была уверена, что иду для того, чтобы сообщить, что никаких фиктивных браков не будет ни с кем и никогда.
— Ну, тогда я им благодарен. Тем более что брак далеко не фиктивный.
Мы вновь стали целоваться. Костя снова положил меня к себе на колени, но уже спиной, и с нежностью провёл тыльной стороной ладони по моему лицу, затем по шее, а я непроизвольно закрыла глаза, отдаваясь сладким, неведомым мне до сегодняшнего дня, ощущениям.
- Вставай, иначе я могу не сдержаться. И я очень зол.
— Я же всё объяснила.
— Я зол на ситуацию, потому что мне придётся ждать несколько дней, пока ты восстановишься. Ты как, кстати? Нормально чувствуешь себя?
— Да, всё в порядке. Я же не ханжа. Я образованный человек. В курсе, как всё бывает между мужчиной и женщиной.
Костя отвернулся и стал складывать медикаменты в коробку, а плечи его мелко тряслись от смеха.
— Я заметил, как ты контролировала сегодня ситуацию.
— Ах, так. Вам что-то не нравится. Так я могу и не делать больше таких сюрпризов.
Сказала и развернулась, чтобы в шутку демонстративно уйти. Но он тут же вписался в игру и обхватил меня сзади за талию:
— Попалась, козочка. И теперь навсегда. Почему не вырываешься? Меня это, кстати, начинает заводить.
Он стал целовать мне шею, щекоча бородой, а я таять в его огромных ручищах, которые умели делать то, что не расскажешь и лучшей подруге. Я развернулась:
— Пойдём спать. Уже середина ночи, — и нежно погладила швы на его лице, которые так опрометчиво и легкомысленно нанесла ему, что, казалось, теперь эти мои действия будут шипами всю жизнь сидеть в моём сердце.
— Ты за них ещё ответишь. Я разблокирую инструкцию, когда будем дома. Пункт сорок один. И теперь тебе не отвертеться, — пригрозил он, а я подумала, что он вполне реально сможет это осуществить, а я никак не смогу противостоять.
Только не поняла — меня это пугает, или я готова к экспериментам, но внизу живота снова появилось это новое для меня чувство тяжести, а по позвоночнику забегали мурашки, которые то выстраивались в ряд на парад, то маршировали строем.
Уже почти засыпая, я спросила:
— Ты сказал, что не тронул меня, хотя имел на это право. И упрекнул, что я не заявила в своё время, что я ни с кем не спала до тебя. Не вижу связи…
— Конечно, ты же ничего возле себя не замечала. За тобой ухаживали и всё позволяли. Всё прощали, — его голос изменил интонацию, что я успела заволноваться, но зря, он тут же смягчился. — Да я прощал такое, что не позволил бы сделать ни одной женщине. А с тобой всё было по-другому. Я никогда ни за кем так не ухаживал. И так долго. А ты проходила мимо, как будто я пустое место. Это в лучшем случае. Могла и окинуть брезгливо взглядом. А твои слова… Вспоминая их, мне больно и сейчас. Но, если бы я знал, что ты невинна, мне было бы гораздо легче. Я, по крайней мере, думал бы, что ты просто боишься.
(window.adrunTag = window.adrunTag || []).push({v: 1, el: 'adrun-4-145', c: 4, b: 145})
— Прости, — прошептала я и поцеловала его.
— Скажи, а почему ты решила не ждать и прийти сегодня. Было уже понятно, что ты привыкаешь. И у меня уже были виды на тебя, ждал, пока рука заживёт.