без истязаний и расстреливаний никогда не могли бы дворянские комитеты так нагло ограбить крестьян, как они сделали это во время освобождения от крепостной зависимости»[551]. Однако, по мысли В.И. Ленина, наиболее часто прибегать правящие круги к карательной функции армии заставляло стремительно растущее движение рабочих: «На мирных рабочих, восставших за свои права, защищавших себя от произвола фабрикантов, обрушилась вся сила государственной власти, с полицией и войском»[552]; «Солдатам приказывают даже стрелять в рабочих, и когда они убивают безоружных рабочих, стреляя в спину
Владимир Ильич Ульянов (Ленин)
убегающим, то сам царь посылает свою благодарность войску»[553]. Исход противостояния изначально был не в пользу протестующих, но поражение безоружной толпы имело и положительное влияние на развитие революционного движения: «Они [рабочие] поняли, кто их настоящий враг, когда на них, не нарушающих закона и порядка, точно на неприятелей, послали войско и полицию»[554]. Среди пролетариата происходит осознание того, что улучшения своего положения невозможно добиться только забастовками, необходима «борьба всего рабочего класса за освобождение всех трудящихся»[555].
Российская империя, объединяющая огромные территории с многонациональным населением, использует армию, в частности, для подавления национального движения. Г.В. Плеханов, обращаясь к русскому и польскому пролетариату, разъяснял, что «царь легко может обратить против русского народа всех тех солдат и всех тех чиновников, которые привыкли бить, грабить и разбойничать в завоеванных землях», что «притеснение собственного народа» сопровождается эксплуатацией и подвластных империи народов, в том числе поляков[556]. Близким по смыслу было воззвание «Протест финляндского народа», опубликованное в «Искре»: «Мы всё еще терпим у себя правительство... пользующееся русскими войсками для насильственного посягательства на чужую свободу!»[557].
Факты вооруженного подавления рабочих протестов находили отражение в пропагандистских материалах. Так, воззвание киевского рабочего комитета 1898 г. гласило, что рост движения пролетариата за свое освобождение вызвал усиление военно-репрессивных мер: «Против рабочих, на помощь капиталистам, царское правительство высылает полицию, жандармов и войска»[558]. В прокламации 1899 г., призывавшей пролетариат к сотрудничеству с партийной ячейкой в Екатеринославе, разъяснялось: «Как же поступила полиция и жандармы с нашими товарищами (железнодорожными рабочими. - И. Гр., А.Р.), когда те стали отстаивать свои интересы? Окружив их, безоружных, штыками нескольких рот солдат, поодиночке выводили их из мастерских, направляя против одного целый лес штыков»[559]. Листовка петербургского партийного комитета 1903 г. объясняла участие солдат в подавлении народных выступлений обманом со стороны властей и командования. Рядовым «говорят, будто смута идет от внутренних врагов, будто бунтари хотят вернуть крепостное право и ехать на крестьянской шее; будто бунтари хотят отдать Россию англичанам». Поэтому задача прокламации - политическое просвещение солдат, которое приведет их к пониманию единства с борющимся пролетариатом и крестьянством[560].
Социал-демократы особо подчеркивали, что враждебный простому народу аппарат государственного насилия создается и содержится за счет трудящихся. Характерна позиция Г.В. Плеханова, высказанная в предисловии к изданию брошюры «Кто чем живет?» польского социалиста С. Дикштейна: «Для содержания войск нужны деньги, а деньги берутся опять-таки с крестьян и рабочих. То, что выгодно царю и чиновникам, приносит один только убыток рабочему народу»[561]. Ю.О. Мартов, характеризуя развитие страны во второй половине XIX в., признавал военную мощь самодержавия, благодаря чему «Российская империя стала сильнейшей державой, которую боится весь мир». Но «все это величие», по его мнению, «покоится на гнилом основании», лежит тяжким бременем на социальных низах[562].
Юлий Осипович Мартов
Лидеры российской социал-демократии хорошо понимали то выдающееся значение, которое военный вопрос имел в практике революционного движения и борьбы рабочего класса. В.И. Ленин подчеркивал: «Ни один социал-демократ, знакомый хоть сколько-нибудь с историей, учившийся у великого знатока этого дела Энгельса, не сомневался никогда в громадном значении военных знаний, в громадной важности военной техники и военной организации, как орудия, которым пользуются массы народа и классы народа для решения великих исторических столкновений»[563]. В течение пореформенных десятилетий вместе с обликом вооруженных сил заметно изменилось его восприятие радикальной средой. Армия, комплектуемая на основе всеобщей воинской повинности, более не представлялась революционерам только послушным орудием царизма. Социал-демократы, строившие социальный анализ на основе классового принципа, связывали армию в первую очередь с солдатской массой, которую составляли крестьяне и рабочие, представители трудящегося и эксплуатируемого народа. Объектом подавления и эксплуатации они оставались и во время воинской службы. Жестокое отношение к нижним чинам, «муштровку солдат» В.И. Ленин считал одним из «проявлений полицейского гнета», по-своему способствующего «вовлечению масс в политическую борьбу»[564]. Таким образом, объективным явлением и вопросом времени становилось превращение царской армии в ту часть общества, где зреет социальный протест, а солдат и матросов - в естественных союзников трудящихся по классовой борьбе. Не случайно в одной из ранних статей Л.Д. Троцкий, рассматривая политические настроения различных социальных групп в России, как «несомненный факт» отмечал «недовольство в войсках». Использование армии против собственного народа и участие в грабительских войнах приводили к увеличению числа протестов в армии и социал-демократии необходимо «использовать это настроение»[565].
Лев Давидович Бронштейн (Троцкий)
В корреспонденции группы «Освобождение труда» можно обнаружить письма рабочего, бывшего матроса А. Сицкого, который неоднократно обличал порядки в царской армии: бесправие нижних чинов, грубое отношение командиров к подчиненным. От социал-демократов он требовал решительных действий, ибо «Россия стонет» от произвола властей[566]. Понимая, что «революцию подавят, уничтожат войска», автор видел путь в укреплении политического самосознания пролетариата. Когда это произойдет, «армия поймет свое родство с рабочим классом» и поднимется против правительства[567].
Классовый подход в определении движущих сил революции обусловил отношение радикальных социал-демократов к вопросу об участии военных в революционном движении. Подобно основоположникам народнической мысли, которые считали солдат естественными союзниками крестьянства, марксисты полагали, что нижние чины армии и флота, связанные с пролетариатом и крестьянством общностью происхождения и классового сознания, должны поддержать трудящихся в революционной борьбе. Офицеры как представители имущих и привилегированных слоев могли стать только ситуативными попутчиками движения. Вовлечение военных профессионалов в политическую борьбу социал-демократов и их значение для государственного строительства в дальнейшем до поры недооценивалось революционерами. Так, Л.Д. Троцкий в тот период утверждал, что роль «военных инструкторов» для рабочих могут играть не только