Читать интересную книгу Кенгуру - Юз Алешковский

В скверный сюжет попали шевровые сапожки. Все им стало ясно и, не оказывая сопротивления, поплелись они в сопровождении кирзы в «Додж».

— Вы проиграли, Даун! — говорят им вслед штиблеты. — Ваша попытка торпедировать измерение кровяного давления товарища Сталина сорвана!

— Скоро и вам придется «водить», — вяло огрызнулись сапожки. — Молчать, сукин сын Альбиона, — заорала вторая пара штиблет. «Додж» вжикнул и слинял, а в желудке моем происходит что-то такое, словно сидит в желудке моем белка и вертится от тоски, как и колесе. Все, Фан Фаныч! Ослабнешь ты скоро, растаешь Снегурочкой в царском подземельи, врежешь дуба, протухнешь, загужуются в тебе трупные черви,и провоняешь ты смердыней весь Ливадийский дворец…

Тут, Коля, позабыл я о голодухе, ибо с интересом задумался над следующей проблемой: откуда берутся трупные черви? Действительно, откуда? Я что-то ничего не читал про это дело ни в «Знании Силе», ни в «Фигаро», ни в «Правде», ни в «Нью-Йорк Таймс». Даже в стенгазете Московского крематория «Прометеевец», где я заинтересовался рубрикой и наши рацпредложения» и «Читатель спрашивает», как в рот воды набрали. Хотя там же я вычитал, что «понизив напряжение электросети всего на 20 вольт, можно на сэкономленную энергию сжечь за квартал добавочно 43,4 народо-трупов. А ежели увеличить силу тока на 5 ампер, то и трупозагружаемость вырастет за смену на 11%. Еще, Коля, я там начитался дурацких ответов на дурацкие вопросы. Например, уходивший на фронт инженер М-й спрашивал можно ли оставить доверенность своей жене на получение обратно из дорогого праха бриллиантов после кремации тещи, которые она пригрозила, проглотив последние, унести с собой в могилу.» Ответ был короткий: «За кремированные драгоценности, найденные в дорогих прахах, администрация не отвечает.» Вот так. Члену партии с 1896 г. Р-ву, интересовавшемуся, разрешат ли партийным товарищам по-энгельсовски развеять его пепел над Кремлем, посоветовали обратиться с такой просьбой в Моссовет.

Очень много, Коля, было людей, желающих узнать, «что можно сжечь с собой?» Администрация разъяснила так: «последними сопутвующими предметами не могут быть: изделия из металлов, пластмасс, стекла, кожи и пр. твердых сплавов, враги, близкий родственники, а также сведения, содержащие военную или государственную тайны.» Кремируемым ни в коем случае не разрешалось прятать в карманы жировки, повестки, авизовки, спички, махорку, обматывать электроизоляционной лентой головы и пропитывать одежду керосином. Категорически запрещалось кремироваться в пальто, шубах, тулупах, унтах, валенках и телогрейках. В общем, Коля, как я понял, человеко-трупу можно сжечь с собой цветок да носовой платок. А поскольку администрация считала своих кремированных, я это уже почувствовал, жуткими прохиндеями и шкодниками, то приводился устрашающий душу пример:

Полковник царской армии Елагин. Род. 18.У.1855 г. Сконч. 11.1Х.1943 года. Завещание признано недейцтвит. Дважды привозился для кремации. Дважды в его галифе администрация обнаруживала ручные гранаты образца 1912 года. За систематич. нарушение правил Елагину в кремации отказано. Захоронен на Ново-Девичьем кладбище. Приказ № 1405 ».

Ты представляешь, как обмозговывал варианты и как хохотал, помирая, полковник Елагин? Тяжкий миг въезда его тела в печь… Родные и близкие, выполнив завещание, уже успели слинять… Включают товарищи крематоры плюс электрификацию… Горячо… Жжет сука! И вдруг — шарах… Ужасная печь трескается, труба падает, слепые скрипачи разбегаются, куда глаза глядят, и вздрагивает благородное надгробье писателя Гоголя на тихом кладбище Донского монастыря. Вот — картинка! Угадал, как ты видишь, его превосходительство второй вариант: предсмертный шмон, найденные гранаты, чудесная улыбка советского бюрократа, отказ в кремации, и милое тело в родимом гробу опускают на собственных полковничьих полотенчиках в божью землю, в земельку. А душа человеческая, спокойная за тело полковничье, летит по своим дальнейшим неотложным делам в иные края Вселенной…

А ну-ка выпьем, Коля, за полковника царской армии Елагина, за его великолепный тактический ход, за его, елки-палки, выигранный у самого страшного из неприятелей, у самой смерти последний бой и еще за то, чтобы наши с тобой завещания были выполнены близкими так же точно, как завещание полковника. Будь здоров!

Но вернемся все ж таки к трупным червям. Итак: откуда они берутся? Основных гипотез у меня, с голодухи опять же, было три. Первая: черви мимикрируют внутри нас то ли с клетками в самом закутке организма, то ли с белыми или красными кровяными тельцами, в общем, кем-то они там, суки такие, прикидываются, а потом, когда мы врезаем дубаря, выходят из-за угла и показывают, так сказать, свое истинное лицо. Разоблачить вовремя такие фармазонские клетки, тельца и прочие ферменты — вот наша задача. Разоблачить и уничтожить. И в одном пункте я полностью согласен с программой нашей партии: мы должны, я бы даже сказал, обязаны брать пример с Ленина во всем. Он нетленен, значит, и мы тоже. А то, на хрена, извини, городить всю эту мировую чехарду, Россию перелицовывать и так далее? Какой смысл быть не такими же, как Ленин, гореть и гнить? Вторая гипотеза: черви до поры до времени пребывают вне нас. Они истинно невидимы, я имею в виду, Коля, твоих и моих личных, собственных червячишек, и никакие контакты, разве что только через абстрактную мысль, с ним и невозможны. Ибо, слава Творцу нашему, не дано Душе человеческой представить при жизни некоторые образы смерти покидаемого ею бедного тела. Если эта моя гипотеза верна, то просто необходимо, думаю, совсем уже охуевая от голода, устроить эксперимент — провокацию с целью изучения механики появления червей после выдачи телом скорбного сигнала о приближающейся катастрофе. И засечь при этом сам сигнал! Ловят же в конце концов физики фотоны из созвездия Лебедя и сигналы врезавших дуба галактик. Так неужели же мы будем ебаться миллионы лет, прости, Коля за резкость, с теми тварями, что внутрях или рядом с нами только и ждут возможности обглодать нас до косточек? Очевидно, все-таки будем. Будем. До конца света. До общего воскресения.

И третья гипотеза. Как известно, микробов в нас до хера и даже больше. Так вот не превращается ли какой-нибудь безобиднейший вроде бы при жизни микробик, сучка эдакая скрытная, или же вирус, колонна наша пятая, стоит тебе испустить дух, в червяка? А? Или взять и приятные и омерзительные человеческие запахи. Возможно, это один из них трансформируется с помощью низких частот и остаточных магнитных колебаний трупа в сонм существ, пожирающих наши, отслужившие свое, тела? Запах же не просто так — аромат или вонь. Запах наверняка, как и свет, состоит из мельчайших частиц, а покойник, это общеизвестно, сначала начинает пахнуть…

Лежу я себе, думаю, а жрать, однако, охота, но светить Фан Фанычу ничего не светит. Тут кирза всякая, яловые да шевровые со штатскими ботинки забегали, загоношились вдруг, притырились в кустах и за клумбами, и услышал я шаги самого. Их с другими не спутаешь. Направился к плетеному креслу в пяти-шести метрах от меня. Шагает, змей, явно заискивая перед своей свободолюбивой и дерзкой правой ногой. Трухает самый мудрый и великий, как бы она чего-нибудь не брякнула, тварюга, в такое чудесное утро. Февраль, а все вокруг зелено, внизу море шумит, и очень, в общем, тепло. Сел в кресло. Ногу на ногу не кладет. Озабочен. Не желает ущемлять ни ту, ни другую. Но левая, любимица, почуяла изменение к ней отношения и закапризничала, заизгилялась, завертела мыском штиблетины. Сталин как ебнет ее рукой по коленке, она и присмирела вмиг. Вытянулась. Подходит Молотов в светло-крысиных мидо вых брючках.

— Все в сборе, Иосиф. Можно начинать консилиум.

— Я не вижу артиста Алейников. Где этот интеллигент?

— Алейников категорически отказался лететь, пока не опохмелится с Борисом Андреевым. Самолет уже был готов, профессора взяты и … Алейников остался в Москве. Я, говорит, большая жизнь и всех вас теперь…

— Какой отчаянно смелый человек! — говорит Сталин. — С такими людьми я бы уже давно был в Берлине, а, может быть, и в Париже… Приказываю приступить к дальнейшей работе над фильмом «Большая жизнь». Готовиться к суровой критике второй серии этого произведения. Эй, горе-гиппократы, подойдите поближе! Окружили Сталина светила — лепилы. Задают вопросы по сердцу, горлу, жопе, печенке и обоим полушариям мозга. Выслушал Сталин и коротко ответил: — Нога, — он вздохнул при этом вполне по-человечески. При поднял слегка правую ногу, а она вдруг ехидно и весело замурлыкала: «Если завтра война, если завтра в поход. Если черная сила нагрянет.» — Что чувствуете в ноге?

— Боль локализована?

— Она холодеет?

— Дрожит? Дергается? Немеет?

— При ходьбе ломит суставы? — спросили шлепанцы, фетровые ботики, разные ботинки, валенки, бурки и прочая обувь. Сталин монотонно отвечы на каждый вопрос: «Беспокоит… беспокоит… беспокоит». А нога евоная совсем по нахаловке распелась: «Чужой земли мы не хотим ни пяди, но и своей вершка не отдадим…» Шлепанцы не выдержали и жестко говорят: