Ничего не было слышно о свадьбе принца, и то ли с Лили у него разладилось, то ли она убежала еще в пути и под видом принцессы во дворец опять привезли бесшабашную гномку, которая похихикала над людьми и вернулась к семье.
Монто в конце концов уговорил меня сходить на праздник: подарил мне прекрасную диадему, и у меня не хватило упрямства отнекиваться. Я была взволнована, как старшеклассница перед свиданием, всю ночь не сомкнула глаз и любовалась, как свет набирающей силу луны играет на крошечных металлических цветах и листьях. Гномы — волшебники.
Под утро меня зашвырнуло в трактир госпожи Трише. Я слушала ее вопли, видела, как она стегает тряпками нерасторопных работниц, наблюдала, как до крови бьются пьяные матросы и пострадавших выкидывают на улицу их же товарищи, и прикрывалась истрепанным свитком, шепча молитвы — или что это было — на высоком наречии, не понимая ни слова.
Одна из подавальщиц споткнулась, выронила кружку, и из-за стола поднялся огромный, заросший, сильно нетрезвый человек.
— Ах ты криворукая дрянь! Это были мои последние деньги!
Он коротко размахнулся, и я, маленькая, беспомощная десятилетняя девчонка, увидела, как моя мать безжизненно оседает на пол.
Слезы застили все, что было дальше, в ушах многократным эхом стоял вопль убийцы. Я проснулась, и веки пекло от соли, и я все еще была там, в Комстейне, в дрянной забегаловке, где жизнь Эдме безжалостно разделили на до и после — и не понесли наказания. Никакого.
Эдме не была от рождения тронутой дурочкой.
Это людская злоба и жадность сделали ее такой.
Глава 16
Мое подавленное настроение с утра ни от кого не укрылось. Орана забеспокоилась, не заболела ли я, Монто и Мейя потребовали, чтобы я завтракала и собиралась на праздник — всю мою работу они брали на себя, а когда я запихивала в себя последние овощи, пришел Бенко и заявил, что в мансарде мне все-таки не место, так что он готов предоставить мне комнату… Я так замотала головой, что он испугался.
— Я просто не выспалась! — почти крикнула я, и прозвучало, будто я теряла последний шанс. — Это… лисфера под окнами. Она не дает мне спать.
— Я и говорю: перебирайся к нам на второй этаж! — повторил Бенко, но я уставилась в тарелку, и он не стал настаивать. — Вот это люди! — сказал он кому-то, уже выйдя за дверь, но без тени обиды. — Когда-нибудь я привыкну к ним, но не сегодня.
Мейя не планировала привыкать к человеческим странностям. Ее не устраивал мой убитый вид, она села рядом, сложила руки на коленях, подумала, отпила пиво из моей кружки — к этому привыкла уже я, гномы не считали подобное нарушением личных границ — и принялась поднимать мне настроение.
— Я прибралась в комнатах постояльцев, Монто сделает остальную работу, он сказал, чтобы ты пошла на праздник с нами, он нас догонит. А вечером мы втроем поможем тебе перебраться на второй этаж. Да? — она еще отпила пиво, подумала, прикинула, что мне почти ничего не осталось, и понеслась с кружкой к стойке. Оттуда она продолжала щебетать: — Я помогу тебе нарядиться, все расскажу и покажу. Ты должна посмотреть кукольный театр и попробовать медовую кукурузу. Держи, — она поставила передо мной кружку и села, — и еще непременно — жареное молоко. Так что не наедайся.
Я отставила тарелку и рассмеялась. Мейя смотрела на меня так умоляюще, что я предпочла забыть о том, что меня, наверное, не касалось.
Можно жить, лелея старые травмы. Даже не пустяковые. Можно двигаться дальше. В конце концов, в тело несчастной Эдме попала я — это что-то да значило. Шанс для нее и для меня.
Мейя обожала возиться с тряпками и прическами. Гномки не усердствовали, плели и закалывали косы, объектом особых забот у них была борода, а с собой я позволяла Мейе творить все, что ей взбредало в голову. Она не выдернула и не сожгла мне ни единую прядь, и пусть я была после ее трудов похожа на принцессу Лею, зато диадема идеально смотрелась с прической.
Я надела браслеты и украшение для бороды и признала, что в таком виде не отличаюсь от гномки. Если бы у меня были такие же светлые волосы, как у Мейи, то под сеточкой было бы непонятно, есть у меня борода или нет. Не всматриваться — гномка и гномка.
С улицы донеслись призывные крики, песни и треск барабанов, Мейя ахнула и потащила меня вниз.
— Пойдем-пойдем, — притворно заворчала Орана, — Монто нас отыщет.
— Никогда такого не было, — загадочно произнес Бенко, и все семейство многозначительно переглянулось. Я подумала, что они торопят события, что мы с Монто пока лишь друзья, но я не буду возражать, если… — Ты, возможно, не знаешь, — пояснил он мне, — но мы обычно не работаем за кого-то, если не вынуждают обстоятельства.
— Потому что это оскорбляет того, за кого работают, — вставил Сомро, и я хмыкнула — в курсе ли гномы, что средний человек только в раннем детстве все хочет делать сам? — Но когда дело касается брака…
— Сомро! — Мейя уперла руки в бока. — Дай своему брату самому сделать Эдме предложение, или ты решил, что тебя вынуждают обстоятельства? — Она обняла меня за плечи и начала подталкивать к выходу. — Эдме, он не дождется, когда сможет вручить вам свадебный пода…
— Мейя!..
Хохотали все, и Бенко, и Орана, и Сомро, и Мейя. И я, и у меня на глаза наворачивались слезы. Все познается в сравнении, и если на тебя при малейшем отклонении от выдуманной «нормы» смотрели косо — где-то там, но не так и давно это было! — и постоянно пытались научить правильно жить, то забота, прикрытая добрыми шутками, вызывает желание довериться.
Но доверять нельзя. Еще рано.
Гномы умели веселиться — они возвели в ранг искусства все, от незатейливых танцев до шуток. Мы не успели пройти нашу площадь, как на нас вылетела вереница гномов, закрутила, и я влилась в танец, схватив за талию Мейю, а за мои мослы уцепился Сомро, за ним — Орана и Бенко. Я изумилась такому попранию нравственности, но гномы не придавали значения полам. Мужчина или женщина, отношение ровное, ни сексуализации, ни пошлых намеков, ни сплетен, ни косых взглядов. Мы допрыгали до соседней площади, где наша цепочка распалась: половина умчалась смотреть кукольный театр, а мы стали болеть за две команды, играющие в фонтане в подобие водного поло. Мимо нас пробежала гномка, всучила нам вкуснейшие яблоки в меду, и я крутила головой и хлопала себя по карманам, вспоминая, куда могла сунуть деньги и сунула ли их вообще, но Мейя меня остановила:
— Деньги кидают в вечером в большие бочки. Все идет на нужды города, каждый дает сколько может и сколько хочет.
Сомро носился вокруг фонтана: ему хотелось присоединиться к игрокам, но команды были полные. Он мешал смотреть, его шутливо лупили по спине, Сомро уворачивался и подпрыгивал, азарта шлепки ему не убавили. Одна команда проиграла, удачливые соперники начали дружно макать их в воду, и тут Сомро не утерпел. Он запрыгнул в фонтан с громким хохотом, совсем как Санта — «Хо-хо-хо!» — и начал окунаться с головой сам. За ним попрыгали в воду другие гномы, и Мейя с визгом оттащила меня подальше.
— Тебя всю обрызгают! А ты должна быть сегодня просто красоткой!
И она с видом топ-стилиста поправила мне прическу. А я поймала себя, что…
Жду Монто. И мысль разлилась внутри теплым спокойствием.
Мейя горела желанием показать мне все и сразу и все и сразу попробовать — у меня глаза разбегались от количества представлений, развлечений и сластей. Мы слопали необыкновенное фруктовое мороженое, разделили на двоих огромный горячий калач, посыпанный крупным цветным сахаром, потом протолкались к лотку с жареным молоком и, схватив истекающие сладкой патокой рулетики, устроились прямо на мостовой под раскидистым деревом.
Сама не знаю, кто потянул меня за язык.
— А в каком возрасте у вас появляются дети?
Мейя изменилась в лице, забыв укусить рулет, нахмурилась, посмотрела на него удивленно, затем все с таким же озадаченным видом вручила его мне и с визгом повисла у меня на шее.