шаг назад, приближаясь к нам.
– Нас ждали, – одними губами сказала Кёко. – Мы оказались недалеко от гнезда цуми.
Тут весь лес – сплошное гнездо цуми. Однако это я не стала говорить. Зато плавным движением достала выданный вакидзаси и сжала рукоять.
– Не открываем спины, – сказала я тихо и напряженно. – Ставим кандзи «Щит» и «Стена». Сначала бьем, потом – думаем.
Кёко успела метнуть на меня странный взгляд, но возражать не рискнула. Сейчас не до споров.
Цуми приближались, окружая нас. Они тяжело дышали, словно бежали по пятам. Но бы что-то услышали. Значит, причина в чем-то другом. Ровно в тот момент, когда самый крупный рванул к нам, я вскинула руку, и в ночной тьме вспыхнул первый кандзи.
Цуми врезался в него, обиженно заревел и хлестнул когтистой лапой, пытаясь достать меня.
Вакидзаси Харуки тут же пришел в ход, Мисаки не растерялась и оказалась возле нее. Цуми дружно кинулись на нас, будто получив какой-то приказ.
Уклониться. Ударить. Вспышка кандзи. Отшвырнуть тварь. Уклониться. Подпрыгнуть, чтобы не лишиться ног. Перекинуть меч в другую руку, чтобы правой нарисовать сразу несколько кандзи.
Рядом коротко вскрикивали и ругались сквозь зубы девчонки. Цуми сновали туда-сюда, били четко и зло. Через какое-то время наша одежда была прилично подрана, а тело горело от царапин. Серьезных ран не получил никто. Пока.
Я швыряла кандзи за кандзи, удерживая вокруг нас защиту. Почему-то у остальных иероглифы были настолько слабы, что цуми их разрушали после пары прикосновений.
Тварь оказалась слишком близко, разинула пасть. Я вскрикнула и снесла ей голову.
– Первый есть! – крикнула Кёко.
– Второй! – звонкий голос Мисаки.
И снова рев цуми. Четыре на четыре. Тварь теснила меня к дереву, я отбивалась мечом. Никак не получалось извернуться и выхватить из-за пояса кайкэн. Мощные когти рассекли щеку, тут же вспыхнула боль.
– Ах ты скотина! – вдруг заорала Мисаки и вонзила вакидзаси в холку цуми. Тот резко дернулся и ударом лапы отшвырнул ее назад, прямо в своего сородича.
Мой кумихимо вырвался из запястья одновременно с ее жутким криком. Проломил его грудную клетку и разорвал на ошметки сердце. Взор застилала ярость, в груди стучало бешенство.
Нельзя, тварь. Нельзя трогать моих друзей.
Уничтожу.
Возле цуми, запустившего когти в Мисаки, я оказалась в мгновение ока. Голой рукой вырвала позвоночник, фиолетовый кандзи «Смерть» вспыхнул сам, превращая цуми в пепел.
Два оставшихся кинулись в лес, я рванула за ними.
– Аска!
Потом.
Поднявший руку на моего друга никогда не поднимется с земли.
Я неслась на такой скорости, даже не подозревая, что могу так. Кайкэн с коброй обжигал кожу через ткань. Кумихимо вспыхивал слепящим светом, разгоняя тьму вокруг. Кровь цуми на руках не казалась чем-то жутким. Мне было мало ее. Мало крови тех, кто посмел причинить вред Мисаки.
Один из цуми замешкался. Я подпрыгнула, пролетела в воздухе какое-то расстояние и отрубила рогатую голову еще до приземления.
Последний монстр замер. Посмотрел на меня – теперь в его глазах не было голода. Там был страх. Не ждал. Не думал.
Я стерла рукавом заливающую щеку кровь, убирая прилипшие волосы.
– Ну иди сюда, скотина, – позвала почти ласково.
Цуми снова помчался вперед. Я – за ним.
Он свернул в сторону реки. Я – за ним. Он покатился по уступу. Я – за ним.
Кумихимо извивался живой змеей. Гнев внутри клокотал так, что надумай он вырваться – засверкает над всем лесом.
– Убью… – выдохнула я, разгоняясь перед следующим уступом.
Раз надо пролететь над землей, то пролечу. Все границы в голове словно кто-то стер взмахом руки. Руки, между пальцев которой спицы, а под кожу впиваются бесконечные нити.
Цуми практически скрылся за деревьями, но они становились реже, значит далеко не уйдет.
Я на бегу вычертила кандзи «Проход». Черты мелькали перед глазами, складываясь в идеальный иероглиф, тут же наливались рёку. Меня кинуло вправо, словно подсказывая, куда надо бежать. В стороне остался овраг, в котором можно было сломать шею.
Я перепрыгнула поваленное дерево. Из-под ног вылетали фиолетовые искры-молнии.
Клан Шенгай играет в грозы…
Впереди кто-то завыл.
Ветвь больно хлестнула по макушке. Я споткнулась и снизила скорость. Сердце колотилось как безумное, готовое выскочить из груди в любой момент. Дышать. Успокоиться. Только дышать.
Я прислушалась: кто-то читал заклинания. Голос ровный, низкий, певучий. Каждое слово – песня, молитва и проклятие. Одновременно бесконечно прекрасное и мерзкое до дрожи.
Колдун. Колдун, взывающий к темноте.
Между деревьями полыхнуло красным светом, будто кто-то зажег огромный костер.
Небо над головой разверзлось алой пастью. Громыхнуло так, что заложило уши. Я выхватила кайкэн.
Глаза кобры засверкали аметистами, метнули молнии, рассекающие тьму. По моей руке пронесся жар.
Клан Шенгай играет в грозы…
Возврата нет.
Я шагнула вперед.
Глава 5
…Красный дым всюду.
Он толчками выходит из каменного колодца, застилает все вокруг, плотной завесой окутывает с ног до головы, не давая дышать.
Голос деда звучит звонко и страшно.
Кажется, если я сделаю хоть шаг в сторону, то все исчезнет, и меня вышвырнет в бескрайнюю ночь и холод, откуда никогда не выйти.
Рядом дрожит Кэцу. Младший братишка не понимает, зачем его выдернули из постели в такое время. Иногда он бросает на меня вопросительные взгляды, но ничего не спрашивает. Рёку, которой пропитано все вокруг, давит на плечи, сковывает движения, не дает спокойно думать.
Ичиго стоит на пару шагов перед нами. Его спина прямая, как струна, черные волосы струятся по белому шелку одежд. Он не оборачивается, будто не рискует даже взглянуть на нас.
Мы все в белом. Это не цвет клана Шенгай. И не цвет Плетуньи, которая отдает предпочтение синему и красному, как мясо на бойне.
Я вижу сквозь клубы тумана тории. Сейчас они светятся фиолетовым светом, наполненные рёку клана под завязку.
Голос деда набирает силу. Слов не разобрать, но от каждого звука я вздрагиваю. Ямато Шенгай, глава клана и шаман, взывает к Плетунье, предлагая то, что даже боги не всегда соглашаются брать.
Он чертит заговоренным кайкэном на сырой земле кандзи за кандзи. По его пальцам стекает кровь из разрезанной ладони. Рёку вытекает вместе с кровью, поэтому туман красный, а не фиолетовый. Рукоять-кобра кайкэна переливается лунным серебром. Ее капюшон раздувается, глаза сверкают, как проклятые аметисты, а раздвоенный язык то и дело выскальзывает из пасти. И вокруг разливается такое шипение, что кажется, нас окружили сотни змей.
Дед отдает рёку всей семьи Плетуньи взамен на… сон.
Сон ровно до того момента, когда придет время, чтобы всем проснуться. Часть собранной силы богиня вернет тому, кого посчитает самым достойным. Тому, кто сумеет возродить клан и вернуть ему былое величие. А еще укрепить статус Плетуньи в Тайоганори.
Ветер не дает дышать. Треплет волосы и одежду. Мне хочется убрать лезущую в глаза челку, которую по дури своей решила отрастить, но вышло еще хуже, в итоге резко отрезала сама, после чего наша нянька охала