Пруденс целиком занялась эгреткой в руках горничной, надеясь, что Эдит оставит эту тему.
– Нет, Уоддел, – наконец сказала она. – Я думаю, лучше что-нибудь попроще. Может быть, вот эти гребни с жемчугом, – добавила она, вынимая их из шкатулки, – а может быть, гардению или букетик ландышей, их можно купить внизу, у торговца цветами. Это будет то, что надо.
– Пруденс!
По раздраженному голосу тети она поняла, что ее попытки уйти от разговора не удались, поэтому когда Уоддел унесла в гардеробную остальные украшения для волос, она попыталась использовать дипломатию.
– Я уже сказала Роберту сегодня, какие танцы в своей бальной книжечке записала за ним, – сказала Пруденс, подходя к туалетному столику. – Он, как мне показалось, охотно согласился с моим выбором. Если он остался доволен, почему недовольны вы?
– Всего в книжечке девять вальсов, и я настаиваю, чтобы ты оставила для мужчины, чьи чувства вполне искренни, по крайней мере, три из них.
Пруденс уже знала, чувства, какого мужчины искренни.
– Три вальса за вечер предполагают помолвку. Мы с Робертом не помолвлены. – Она повернулась и, встретив обиженный взгляд тети, решительно заявила: – И вряд ли это когда-нибудь произойдет.
– Но…
– Кроме того, я не думаю, что следует отдавать вальсы одному мужчине еще до начала бала; Мужчины в таком случае становятся слишком самоуверенными. Я отдам вальсы тем кавалерам, которые попросят меня об этом на балу.
– Ты хочешь сказать, что бережешь их для Сент-Сайреса?
Пруденс придвинула стул к туалетному столику и села.
– Я, разумеется, буду танцевать с ним вальс, если он ангажирует меня. Как можно отказать герцогу? – При этих словах радость предвкушения переполнила ее, и она добавила: – Я не сомневаюсь, что он пригласит меня танцевать.
– О да, разумеется, – выпалила Эдит, становясь позади ее стула. – Я думаю, он попросит у тебя, по крайней мере, три вальса.
Вспоминая загородную прогулку, Пруденс решила, что один раз он обязательно пригласит ее на вальс. Может быть, два раза. А что, если три? На это вряд ли стоит надеяться.
– Как ты сама сказала, три вальса предполагают помолвку, – продолжила Эдит. – Должна сказать, его это вполне устроило бы. И тебя тоже, судя по всему.
У Пруденс не было желания позволить Эдит испортить ей настроение.
– Как я уже сказала, тетя, все остальные танцы, кроме тех которые я уже обещала Роберту, я оставляю для тех мужчин, которые будут выбирать меня на балу.
Эдит рассердилась.
– Время покажет, права я или нет, – сказала она, направляясь к двери. – А пока я умываю руки!
Как только дверь за Эдит захлопнулась, Пруденс моментально о ней забыла. Гораздо приятнее было погрузиться в мысли о том, как она будет вальсировать с Сент-Сайресом.
Леди Эмберли была известной устроительницей благотворительных акций, и ее бал относился к популярным светским мероприятиям. Предоставленный для бала зал и гостинице «Мейфэр» ко времени появления Пруденс был переполнен. Народу было так много, что им потребовалось около часа, чтобы раздеться, взять бальные книжечки, взойти по ступенькам парадной лестницы и быть объявленными.
И все это время Пруденс искала глазами Сент-Сайреса среди гостей, но поскольку было только одиннадцать часов, она понимала, что скорее всего ее усилия напрасны. Как она сама сказала тете Эдит, аристократы всегда приезжают на балы с большим опозданием, а герцог Сент-Сайрес неизбежно должен был оказаться в числе прибывших последними.
Хотя он еще не появился, леди Альберта Денвилл уже была здесь. Как бы ни хотелось Пруденс отрицать это, но девушка выглядела великолепно: высокая, тоненькая, кик ива, с идеальной фигурой классических пропорций, и золотистыми волосами, она в небесно-голубом атласном платье была похожа на ангела. Пруденс, тем не менее, не могла отделаться от мысли, какую из несчастных швей леди Альберта будет терзать на этот раз.
Два танца, как и обещала, Пруденс отдала Роберту; недостатка в кавалерах у нее не было. Многие молодые люди подходили к Роберту и дяде Стивену, с тем чтобы быть представленными ей, и большинство приглашали ее на танец, но у Пруденс на уме был только один мужчина. Она отклоняла, просьбы молодых людей записать их на вальс ближе к концу бала, хотя и старалась делать это дипломатично, не задевая их самолюбия. А тем временем она то и дело поглядывала в сторону двери, и с каждой новой группой припозднившихся гостей ее волнение росло.
Она уже станцевала быстрый галоп со своим полным энтузиазма партнером, когда объявили о герцоге. Появившись в дверях, он на миг задержался, оглядывая зал. Пруденс перестала дышать, покраснела, ее даже бросило в жар. Почувствовав себя неряшливой и растрепанной, она стала поправлять выбившиеся пряди волос, одергивать платье.
Но усилия ее пропали даром. Взгляд герцога скользнул куда-то мимо, потом он повернулся и направился в противоположный конец зала.
Должно быть, он не заметил ее. Разочарование охватило Пруденс, и оно только усилилось, когда она поняла, кого он смог увидеть.
Увидев герцога, леди Альберта просияла, и вскоре пара уже оживленно разговаривала. Пруденс смотрела на них, и каждый раз, когда они улыбались или смеялись, когда их головы сближались, ее разочарование росло.
Когда некий лорд Уэстон попросил ее дядю представить его своей племяннице, ей следовало бы обрадоваться возможности отвлечься. Но когда заиграли вальс и лорд Уэстон пригласил ее танцевать, она заколебалась и посмотрела в другой конец зала, только чтобы увидеть, как герцог ведет танцевать леди Альберту. Разочарование тяжело угнездилось где-то внутри ее, а гордость заставила принять приглашение лорда Уэстона. Во время танца он безуспешно пытался завести разговор; каждый раз, когда Пруденс бросала взгляд на ту пару, ей казалось, что Сент-Сайрес улыбается своей партнерше так, словно совершенно очарован ею, и Пруденс не могла не испытывать жгучей ревности.
– Я вижу, что, как обычно, играю вторую скрипку при своем друге.
Пруденс сделала над собой усилие, чтобы перевести взгляд на партнера.
– Прошу прощения?
Лорд Уэстон сделал движение головой в сторону другой пары.
– Герцог Сент-Сайрес – мой друг, и я знаю, что леди предпочитают смотреть на него, а не на меня. Я сказал себе, что все дело в его титуле, а не в моей внешности или недостатке шарма, что титул делает его более привлекательным в глазах женщин.
Устыдившись, Пруденс постаралась загладить неловкость. Она вгляделась в лицо лорда Уэстона, которое никак нельзя было назвать обыкновенным, и сказала:
– Вам не следует говорить о себе уничижительно. Вы не менее красивы, чем герцог.