Агеенкову о нашей гибели и пропаже всех документов отдела. Ознакомившись со всеми обстоятельствами обстановки, в которой нам в течение семи дней пришлось находиться и действовать. Виленский в нашем присутствии доложил об этом генерал-майору Агеенкову. Находился он, видимо, где-то недалеко и пообещал немедленно прибыть в отдел. Виленский, отпустив всех, остановил меня и попросил в беседе с генералом рассказать, что он ушел из отдела в штаб дивизии выяснять обстановку и возвратиться не мог, потому что оказался отрезанным внезапно появившимся противником, а затем вместе с командиром дивизии на самоходке прорвались к ее боевым порядкам. По всему чувствовалось, что Виленский сознавал свою вину в том, что в сложной боевой обстановке руководством отдела не была обеспечена его безопасность в ее наиболее важной части – сохранности оперативных документов, в том числе шифров, имеющих секретность общегосударственной важности. Лично я открыто высказывал свои недоумения как в адрес Виленского и Иванова, так и майора Мишанова. Поэтому Виленский предусмотрительно решил это предупредить. Хотя ходили слухи, что от выговоров им всем троим избежать не удалось.
Генерал Агеенков прибыл в отдел вместе с начальником ОКР «Смерш» 48-го стрелкового корпуса подполковником Савеленко и секретарем-шифровальщиком этого отдела старшим лейтенантом Гурьяновым. Последний привез с собой все необходимое, чтобы полностью восстановить шифрделопроизводство, и генерал Агеенков приказал ему сразу же приступить к этому, а также подготовить доклад о других спасенных оперативных документах и есть ли необходимость что-то возобновить из числа уничтоженных.
Генерал Агеенков обратил внимание на мое плохое самочувствие. Поинтересовался последствиями ранений и контузии. Я вынужден был признаться, что пока выходил из окружения, то под страхом непонятной обстановки не ощущал каких-либо серьезных их последствий, в один день пробежал под непрерывным воздействием противника более 30 километров, пока достиг города Бауцена. А сейчас, когда внезапно свалившееся бедствие преодолено обострением всех сил и воли, стал чувствовать упадок духа, головокружение, постоянные тошноты и рвоту при приеме пищи. Осколки в руке и ноге почти зарубцевались и особого беспокойства от них не возникает. Обсудив состояние моего здоровья, генерал Агеенков объявил общее согласованное решение: в госпиталь направить не можем, в ходе наступления оставлять отдел без шифрсвязи нельзя, Виленскому надо организовать мое лечение дивизионными врачами. А чтобы уменьшить нагрузку по работе, пообещал дать команду в срочном порядке назначить в отдел делопроизводителя-машинистку.
Беседа прошла в духе сочувствия и благожелательности ко мне, с приятными похвалами и обещанием представить к правительственной награде. В этот момент, воспользовавшись хорошим настроением начальства, я осмелился высказать, что в спасении оперативных документов проявили мужество и героизм, уничтожая противника в неоднократно возникавших боевых эпизодах, рядовые Козиненко, Брехунов и Третьяков, а потому вполне заслуживают награждения их орденом «Слава» III степени. Агеенков согласился со мной. И тут же вспомнил о ранее состоявшемся награждении меня этим орденом, побудив воспроизвести в моей памяти героическую гибель в бою капитана Китина.
Ознакомившись со всеми оставшимися документами, старший лейтенант Гурьянов доложил генералу Агеенкову: шифрделопроизводство полностью готово к дальнейшей работе, все основные оперативно-значимые документы оперсостава, сосредоточенные в литерных делах и делах оперучета, а также журналы учета их источников информации (отдельно по псевдонимам и фамилиям в алфавитном порядке, с соответствующей зашифровкой) сохранены и позволяют продолжать работу без какого-либо ущерба прежнего ее состояния.
Срочно предлагалось восстановить: дела с директивными указаниями вышестоящих органов и их ориентировками по розыску вражеской агентуры и других государственных преступников, а также их журнальный алфавитный учет по фамилиям, именам, местам рождения и жительства; завести, открыть заново, дела общего делопроизводства секретариата, журналы учета входящей и исходящей корреспонденции и фельдъегерской пересылки; а оперсоставу – рабочие дела на всех имеющихся у них источников оперативной информации.
Обязанность быстрого восполнения нужных документов, поступивших ранее из вышестоящих органов, взял на себя лично старший лейтенант Гурьянов. С его докладом и выводами генерал Агеенков, подполковник Савеленко и майор Виленский согласились. К 1 мая 1945 года, празднику международной солидарности трудящихся, Брехунову, Третьякову и Козиненко было присвоено звание «ефрейтор» и по приказу командира дивизии генерал-майора Короленко вручен каждому из них орден «Слава» III степени.
Мое же награждение орденом «Отечественная война» II степени состоялось только в начале июня 1945 года, после Великой Победы, в обстановке беспредельной радости, всеобщего ликования и самого высокого судьбоносного дарования – вступить в благоденственное бытие, дальнейшую счастливую мирную жизнь. К моему личному делу приобщена копия наградного листа начальника ОКР «Смерш» 48-го стрелкового корпуса подполковника Савеленко от 5 мая 1945 года, в котором отражены мои ранения и в кратком изложении боевого подвига указано: «Товарищ Грачев, являясь шифровальщиком, в апреле месяце сего года в сложной боевой обстановке под воздействием огневых средств противника, рискуя жизнью, проявил собственную инициативу и смелость, организовал бой с противником, при этом уничтожил шесть немецких солдат, сохранив шифровальные и оперативные документы, которые в сохранности доставил в отдел. Достоин Правительственной награды – ордена «Отечественная война» II степени».
Далее на наградном листе следуют заключения вышестоящих начальников: – «Награждаю Правительственной наградой орденом «Отечественная воина» II степени. Командир 48-го стрелкового корпуса генерал-лейтенант Гречкин. 6 мая 1945 года»; – «Достоин награждения орденом «Отечественная война» II степени. Начальник отдела контрразведки «Смерш» 52-й армии генерал-майор Агеенков. 18 мая 1945 года».
Справка о награждении: «Приказом войскам 52-й армии № 0182-н от 3 июня 1945 года награжден орденом «Отечественная война» II степени. Начальник второго отделения ОК армии майор административной службы Голенький». (Долгий путь прохождения решения о награждении и тексты отражены с ксерокопии подлинника).
Почти на месяц награждение оказалось задержанным в инстанциях 52-й армии. Хотя, по моему мнению, оно там вообще не должно было бы рассматриваться и решаться, если бы подполковник Савеленко был разумным начальником, способным логично думать, что человек, хотя и исполняет офицерскую должность старшего лейтенанта, является старшим сержантом, уже за совершенный боевой подвиг ранее награждён орденом «Слава» III степени, вновь героически отличился в бою и предварительно принято решение представить его к награждению орденом, то, естественно, награждаемый в таком случае заинтересован в награждении очередным солдатским орденом «Слава», то есть II степени. Таким правом пользуется командир корпуса. Однако, совершено непонятно по какой логике, но явно не по здравомыслию, он выбирает награду более высокого достоинства – орден «Отечественная война» II степени. А далее всё понятно…. Вот так умная голова начальника приносит «радости» подчинённым. А будь бы я награждён, как положено, заслуженным и желаемым орденом «Слава» II степени, то возможно: «за храбрость, стойкость и мужество, проявленные в борьбе с немецко-фашистскими захватчиками, в ознаменование 40-летия победы советского народа в Великой Отечественной войне 1941–1945 гг. 11 марта