— Встречаешь друзей из Женевы, что плывут вон на том барке? — бесцеремонно спросил герр Хофмейстер.
— А ты здесь зачем?
— Ожидаю прибытия друга — и даже более чем друга, — туманно ответил бейлиф. — Мне сообщили, что наши празднества в аббатстве посетит Мельхиор де Вилладинг; и помимо того, пришло секретное известие, что некая особа желает видеть наши увеселения, не претендуя на почести, подобающие ей по сану.
— Да, нередки случаи, когда наши празднества посещает высшая знать и даже принцы, под вымышленными именами и без йclatnote 79, приличествующего их рангу; ибо великие, нисходя до дурачеств, не желают тем не менее подвергать возможным неприятным испытаниям свой сан.
— Они поступают мудро. У меня свои собственные опасения на счет этих дурачеств, будь они неладны; возможно, это слабость, но это слабость должностного лица: я не могу представить бейлифа посреди всех этих богов и богинь иначе, как только в самом жалком виде. Сказать по правде, я рад, что тот, кто приезжает, делает это потихоньку, без огласки. Ты не получал писем из Берна?
— Нет, хотя доходят слухи, что предстоят перемены среди тех, кто облечен доверием граждан.
— Тем хуже! — проворчал бейлиф. — Можно ли ожидать от человека, который ни единого часа не служил, что он справится со служебными обязанностями как тот, кто с молоком матери познал вкус государственной должности!
— Хорошо тебе рассуждать так; но иные говорят, что даже Эрлахи3 имели свое начало.
— Himmel!note 80 Да разве я с этим спорю? Верно ты сказал; но какой отсюда вывод? Разумеется, Эрлахиnote 81 — такие же смертные, как и все мы; но человек — это человек, а должность — это должность. Смертное обратится в прах; однако если тебе потребны верные, преданные слуги, изволь позаботиться о достойном преемнике. А сегодня таковых не найти. У тебя в Блоне много гостей?
— Никого. Я ожидаю Мельхиора де Вилладинга с дочерью, но что-то погода мне не нравится. Вон там, над самыми высокими пиками, и возле Зубцов, едва только село солнце, появились недобрые предзнаменованья.
— В шторм ты укроешься у себя наверху, в замке! Озеро спокойно, как никогда; но было бы очень неприятно, если бы непокорный водоем вдруг рассвирепел и обрушил свой нежданный гнев на столь драгоценное бремя, покоящееся у него на груди!
— Не думаю, чтобы Женевское озеро посчиталось бы с неудовольствием бейлифа! — рассмеялся барон. — Повторю вновь: предзнаменованья нехороши. Поговорим-ка с водниками, не послать ли нам легкое судно, чтобы доставить путешественников на берег.
Роже де Блоне и бейлиф отправились вместе по частично отгораживавшему рейд Веве насыпному молу, о который в зимние шторма разбивались, вспениваясь, волны; целью обоих было посоветоваться с теми, кто хорошо знает приметы, предшествующие переменам погоды. Мнения оказались разными. Многие считали, что будет шторм; но так как все знали, что «Винкельрид» — новое, надежное судно и никто даже не подозревал о том, как перегрузил его жадный Батист, ветер, по общему заключению, должен был только способствовать скорейшему прибытию барка в гавань. Посылать лодку казалось ненужным также и потому, что ее, во время шторма, могло легко перевернуть волной, и потому барк представлялся значительно безопасней. По причине сей нерешительности, зачастую обнаруживаемой, когда обстоятельства неопределенны, Адельгейда и ее отец подверглись всем ужасам вскоре разыгравшейся бури.
Только с наступлением вечера в городе поняли, что шторм явится серьезным испытанием даже для тех, кому предстоит его встретить на борту надежнейшего барка. Темнота значительно увеличила опасность, потому что суда часто разбивались о камни из-за неправильных расчетов; и вдоль берега по приказанию бейлифа, который проявлял к пассажирам на борту «Винкельрида» заинтересованность гораздо большую, нежели простое сочувствие к оказавшимся в беде путешественникам, зажгли огни. К спасению их были приняты все доступные меры, и, как только ветер несколько утих, лодки отправились от берега в разные концы — искать бедствующий барк. Но «Винкельрид» уже плыл в это время вдоль берега Савойи, и потому поиски оказались бесполезными. Однако, едва лишь разнесся слух, что некий парусник вышел из-под прикрытия гор и направляется к Ла-Тур-де-Пейль, деревушке с гаванью более безопасной, чем Веве, горожане ринулись туда толпами. И как только все уверились, что пропавшая компания находится на борту этого судна, ее встретили восторженными криками и радостными приветствиями.
Бейлиф и Роже де Блоне заторопились навстречу барону де Вилладингу и его спутникам и отвели их, радостных и возбужденных, в старый замок, который украшал порт и от которого последний заимствовал свое наименование. Знатный бернец был слишком потрясен только что пережитыми злоключениями, а также необыкновенной, безграничной нежностью Адельгейды, которая плакала над ним, подобно матери, обретшей свое потерянное дитя, и потому приветствовал своего друга, жителя Во, не столь пылко и искренне, как это бывало всегда. Однако несмотря на его сдержанность, встреча друзей все же была сердечной.
— Я едва не стал завтраком для рыб, дорогой де Блоне, — сказал барон, тепло пожимая руку и опираясь на плечо своего друга. — Если бы не этот смелый юноша и если бы не доблестный моряк, искуснейший из всех, кто когда-либо плавал по пресным и соленым волнам, все, что осталось бы теперь от Мельхиора де Вилладинга, было бы дешевле, чем самая малорослая форель в Женевском озере.
— Хвала Господу, что ты уцелел! Мы беспокоились за тебя, и на поиски барка уже отправлены лодки: но, к счастью, все завершилось благополучно. Этот юноша, как я вижу, швейцарец и воин — что ж, он будет вдвойне дорог нам и бесценен — как единственный, кто спас тебя, оказав всем нам этим величайшую услугу.
Сигизмунд принял комплименты, не утратив присущей ему скромности. Бейлиф, однако, не удовлетворился одними только поздравлениями и шепнул юноше на ухо, что подобная услуга, оказанная знатной персоне, будет в надлежащее время учтена консулами.
— Ты, герр Мельхиор, поистине счастливец! — заявил он вслух. — Как удалось тебе добраться сюда — морем или по воздуху? Возблагодарим же Господа, как призывает Роже де Блоне, за то, что тебе удалось выбраться сухим из воды! В нашем Аббатстве, наверное, предстоит весьма изысканная церемония, судя по тому, что туда стекается множество именитых людей из горных замков и даже из-за Рейна. Не было ли с тобой на барке иного попутчика, помимо тех, кого я вижу сейчас?
— Да, был еще один; но куда же он девался? Это доблестный генуэзец, о коем я рассказывал тебе, сир де Блоне, как о своем любимом друге. Гаэтано Гримальди — это имя ты прекрасно помнишь, или я расточал свои признания попусту!