Читать интересную книгу Я не твоя собственность-2 - Джорджия Ле Карр

Я даже перестаю играть на пианино.

Каждый раз дергаюсь, как только звонит телефон и сердце заходится в груди, пока не понимаю, что вопрос не касается ее, только тогда выдыхаю. Стоит мне приехать в больницу, я останавливаюсь перед ее дверью, замирая, нервы вибрируют и дрожат внутри, прежде чем вхожу в палату. Я боюсь входить, я боюсь увидеть ее бездыханное тело.

Боже, я так бл*дь боюсь потерять свою маленькую рыбку.

Для меня мой дом превратился в тюрьму, по ночам я брожу в одиночестве по этому огромному дому, чувствуя себя оболочкой, такой же, как изобразил Микеланджело. Пустой, испытывающей муки и бесконечные страдания.

Как-то я даже решился пойти на исповедь.

Священник сказал: «Покайся, сын мой».

Я спросил: «А это вернет ее?»

«Нет, но это спасет твою душу».

Мне плевать на мою гребаную душу, она уже безвозвратно проклята. И то, что я до сих пор нахожусь в здравом уме, говорит мне о том, что мой конец не будет легким. Покаяться и стереть всю боль, страдания, которые я причинил? Нет, нет и еще раз нет. Это дурацкая затея. Ее сестра права — это мое наказание, сущий ад. Я вышел из храма еще более отчаявшимся, нежели, когда вошел в него.

В конце концов, именно Ной протягивает мне руку помощи, чтобы вытащить меня из глубокой тьмы. Он подговаривает отправиться с ним во Францию, встретиться с очень мужественной француженкой Бернадетт. Она живет в доме, который был построен по ее специальному заказу и назван Mas du bel athléte dormant — Дом Прекрасного Спящего Спортсмена.

Ее история начинается, когда ее муж, Жан-Пьер Адамс, знаменитый футболист, решил сделать плановую операцию по восстановлению коленного сустава после перенесенных спортивных травм. После операции он так и не проснулся от наркоза, тогда ему было тридцать четыре года, и это событие произошло тридцать три года назад.

Одна часть меня не хочет встречаться с этой женщиной. Я отказываюсь верить в то, что Далия не проснется в ближайшие несколько дней или недель, но другая часть хочет чему-то научиться у нее, и я знаю, что она сможет научиться меня многому. Далию в ближайшее время переведут из реанимации, я не хочу оставлять ее в больнице ни дня. Я точно уверен, что высококвалифицированные сестры, которых я найму, смогут гораздо лучше ухаживать за ней дома. Я очень боюсь, что ее ослабленный организм, подхватит один из этих вирулентных штаммов устойчивых к антибиотикам бактерий, которыми заражены больницы. Предупреждение доктора Медхи о пневмонии по-прежнему вызывает у меня дрожь во всем теле.

Бернадетт семьдесят два года, но на ногтях у нее красный маникюр, макияж безупречен и светлые волосы красиво колорированы. Если бы я встретил ее на улице, подумал бы, что она самая обыкновенная женщина, не та, которая посвятила тридцать три года своей жизни заботе о коматозном муже, с надеждой, что в конце концов он когда-нибудь проснется.

Она рассказывает, по-доброму улыбаясь от воспоминаний, что они встретились на танцах в 1960-е годы.

— Он был таким жизнерадостным, — мечтательно говорит она.

Сейчас ее муж чувствует, ощущает запахи, слышит и подпрыгивает, когда лает собака, но не может видеть, шутить, смеяться или танцевать.

Ее день начинается раньше семи утра. Она завтракает в одиночестве, переодевает, бреет его, готовит ему еду, кормит, помогает сходить ему в туалет. Иногда, когда у него выдается беспокойная ночь, она проводит ночь рядом с ним.

Она ведет меня в его комнату и что-то внутри меня умирает. За все эти годы он совершенно не состарился, всего лишь несколько седых волосков. Однако, он напоминает всего лишь оболочку от того яркого, жизнерадостного мужчины, фотографии, которого она мне показывала. Он лежит неподвижно, словно труп, но только дышащий. Я не могу себе даже представить, чтобы Далия жила такой жизнью.

— Он узнает мой голос, — говорит она, посматривая на мое шокированное выражение лица.

Я с удивлением поворачиваюсь к ней.

— Правда?

— Да, — подтверждает она.

— Откуда вы это знаете?

— Когда вы любите кого-то, вы просто это чувствуете, — убежденно отвечает она.

— Понятно, — вежливо говорю я.

— Да, именно поэтому вы должны с ней разговаривать. Любовь способна исцелить многое.

В конце нашей встречи я беру ее за руку, благодаря за то, что она согласилась меня принять, она хватает меня за руки и говорит: «Важно поддерживать ее жизнь, Зейн. Медицина развивается и наступит такой день, когда они поймут, как ее можно вывести из комы, и тогда вы будите готовы. Однажды она очнется».

* * * 

В два часа дня я возвращаюсь в Англию и прямиком направляюсь в больницу. Я захожу в палату, медсестра обмывает Далию, мне слишком больно смотреть на это, видя ее прекрасное тело, руки и ноги, которые были полны жизни и энергии, а теперь они обездвижены и ее омывают, как куклу. Медсестра с улыбкой поднимает на меня глаза, в которых светится надежда.

— Я собираюсь умыть ей лицо, часто именно эта процедура стимулирует и заставляет открыть глаза, также как и выполнение совершенно интимных вещей — чистка зубов или бритье для мужчин.

Я придвигаюсь ближе к кровати и наблюдаю за медсестрой — она выжимает воду из желтой губки и начинает нежно проводить вокруг кислородной маски, закрывающей половину ее лица. Я задерживаю дыхание, как только она начинает массировать ей брови, а потом виски, проходясь губкой по закрытым векам. У меня сжимается сердце от надежды.

Вот оно — она откроет глаза.

Но конечно же она не открывает.

Медсестра поднимает на меня взгляд, наполненный разочарованием и удовлетворением.

— Это может случится в любой момент. Самое лучшее, что вы можете сделать для лежащего любимого человека, находящегося в коме, разговаривать с ним. Она слышит вас. Говорите ей, что вы ее любите. Она должна знать, что вы не покинете ее, а останетесь с ней, тем самым вы не предадите ее, а наоборот предоставите ей надежду.

* * * 

На следующий день я принимаю все необходимые меры, чтобы перевести Далию домой.

Я нанимаю двух медсестер на круглосуточное дежурство, которые будут по очереди следить за ней и передвигать ее каждый час, чтобы у нее не появились пролежни и не возникло никаких других кожных проблем. Я также связываюсь с кинезиологом, рекомендованным мне доктором Медхи, чтобы обеспечить функционирование ее легких и мышц, необходимые меры предосторожности для избежания удушья и атрофирования.

Я также нанимаю профессионала, который появляется у меня в доме и составляет целый список всего, что необходимо сделать, прежде чем пациент сможет прибыть сюда. Он отдает мне исписанный листок, в котором перечислены все необходимые меры. Начинается все с ванной комнаты для медсестер с горячей и холодной водой и заканчивается резервным генератором — аппаратом жизнеобеспечения в случае любых сбоев в электросети, из более очищенных углеродов, на основе воздушных фильтров, это лучшее, что существует на данный момент на рынке.

Следуя его рекомендациям, я решаю расположить Далию на первом этаже в гостиной с французскими дверями. Как только я окончательно принял решение по поводу места ее пребывания, мой ассистент договаривается с бригадой рабочих, которые строят ванную комнату. Я так же дал им указания передвинуть пианино в новую комнату Далии. Она хотела услышать, как я играю, так теперь она услышит мою игру.

Поскольку я готов за все тут же заплатить и доставить все, что требуется из самого далекого уголка мира, дом готов к приему Далии за пять дней.

Завтра мой лисенок возвращается домой.

34.

Стелла 

В течение одной долгой секунды, закрыв глаза и сделав глубокий вдох, я стою за дверью, прежде чем войти в новую жилую комнату Далии. Я открываю дверь и медленно захожу.

— Привет, Соня, — бодро восклицаю я.

Медсестра встает и улыбается мне, я возвращаю ей улыбку.

— Вы должно быть Коррин, — произношу я.

— А вы, должно быть, Стелла, — мелодично отвечает она.

— К вашим услугам.

— Я буду снаружи, — говорит она и направляется к двери.

— Вы можете сделать перерыв, пойти в тренажерный зал или еще куда-нибудь. Я буду как минимум час, — говорю я ей.

— Благодарю вас. Я хотела бы недолго поплавать.

Она уходит, я подхожу к кровати и громко чмокую Далию в щеку, осматривая ее лицо. У нее отрасли волосы, хотя они и аккуратно причесаны. Я беру ее руку, ногти короткие, но не покрашены лаком. Это зрелище возбуждает меня — она очень любила свои ногти и всегда ухаживала за ними.

У меня начинает дрожать подбородок.

Я до сих пор не могу поверить, что ей уготована такая ужасная судьба. «Если бы я не взяла ее тогда с собой». Я чувствую, как слезы готовы политься у меня из глаз, но я сжимаю губы и улыбаюсь, хотя знаю, что она не может увидеть мою улыбку.