— Здесь дороги уж, по крайней мере, не хуже, чем из Москвы в Звездный городок, — заявил Прес. Джерам некоторое время тренировался у русских и знал, что Прес не преувеличивает — дороги там по-прежнему были самые плохие в Европе.
— Очень смешно.
— Всего лишь небольшая заминка на дороге. Будем через тридцать минут.
— Тогда я накрываю на стол, — так Таня любила шутить.
— Сука, — сказал Прес, едва связь закончилась.
— А по-моему, она ничего.
— Вот что мне нравится в тебе, Джерам, так это то, что ты миротворец. Скутер ты ведешь отвратительно, зато со всеми в дружбе. Вот такие, вроде тебя, здесь и будут жить когда-нибудь… если будут.
Иногда Джерам затруднялся сказать, шутит Прес или нет:
— Ты что, хочешь повести?
— Ну уж нет. Я лучше вздремну. — И Прес ухитрился откинуться в кресле пилота, положив ноги на панель управления, что в жестком скафандре было довольно трудным трюком.
Джерам что-то проворчал, дал задний ход и попятился до того места, где они оставили свой след. Скорее всего, это был просто камень, скатившийся с горы, вполне возможная вещь, так как Арсиа Моне был действующим вулканом. (Правда, расставленные повсюду зонды ничего не показали, Таня не упоминала и о землетрясении, «Фалькон» и Калининград молчали.)
Однако Джерам не видел поблизости валуна, лишь параллельные борозды в коричневой почве.
Ветер? Ветры на Марсе дули с ужасающей скоростью, но только не в этом районе, со всех сторон защищенном горами. Да они и не покидали его, большую часть дня они провели за работой в шести милях выше по склону. Опять же, Таня сообщила бы о любом ветре.
Надо будет спросить ее. Джерам тронул скутер назад. Внезапно боковым зрением он уловил движение — на легком ветру трепетал какой-то лоскут величиной с ладонь. На ходу Джерам подхватил предмет манипулятором и поднес поближе к смотровому стеклу, чтобы показать Пресу. Но Прес спал.
Джерам направил скутер к «Орлу», втянув манипулятор с непонятным предметом внутрь. Поглядывая на дорогу, Джерам перевел глаза на лоскут, ожидая увидеть улетевший листок инструкции по высадке или обрывок мусора, оставленного при первой вылазке. Кстати, совершенно непонятно, почему Марс называют красной планетой. Хмурое небо здесь точно такое же, как в Европе, а камни и песок скорее шоколадные, но уж никак не красные.
А предмет оказался куском коричневой ткани. Или шоколадным пером.
* * *
Когда она проснулась, большая луна уже садилась, Великий остался позади. Слишком поздно, чтобы продолжать свой путь. Удивительно, что никто не съел ее, пока она спала. Теперь надо торопиться.
Однако она была слишком слаба, а недавно поглощенный хлеб заставил еще сильней почувствовать голод. Она приняла хлеб как дар священных лун, но на этом месте удалось отковырнуть только еще несколько крошек.
Отдохнув немного, она собралась с духом и двинулась дальше. Теперь следы вели вниз по склону. Может впереди ее ждет еще одно поле хлеба. В любом случае нельзя оставаться на прежнем месте.
* * *
Сегодня готовить должен был Прес, и подошел он к этому чисто по-американски — схватил все, что попалось на глаза, и засунул в микроволновую печь. Как обычно, Джерам посетовал на питательные свойства трапезы.
— Жирновато для меня.
— Правда? На тебя, видно, не угодишь.
— Да ладно. Ты не против, если я тут вместо тебя побалуюсь? — Прес хмыкнул и отправился вниз «прогуляться». Таня внимательно посмотрела на Джерама:
— Почему ты позволяешь ему разговаривать с тобой так?
— Как «так»? — Джерам поменял пакет с ветчиной («оставим для прощального ужина») на пакет с рыбой и добавил еще суфле («Для тебя, Таня»).
— Будто ты раб.
— Может потому, что я черный?
— Ты прекрасно понимаешь, что я имею в виду. — На это ему не нашлось, что сказать. За последние четыре месяца их рассчитанной на год экспедиции все аргументы в бытовых спорах были уже исчерпаны. Их, конечно, было шестеро, и как Пресу было на кого переложить свои обязанности, кроме Джерама, так и Таня могла бы выбрать для излияний кого-то другого.
— Просто он не любит готовить. Зато он хорошо делает другие вещи.
— Назови хотя бы две.
— Он ученый. С ним считается Калининград. — Зто было правдой: у Преса было целых четыре образования, даже звание профессора, и это всегда придавало особый вес его высказываниям во всех совещаниях с руководителями полета. Кроме того, он был швейцарский немец по одной наследственной линии, и обладал чисто немецким упрямством, а по другой — в нем играла гордость обитателя прерий Северной Дакоты.
— Он просто терпеть не может советов. А в наших обстоятельствах это не лучшее качество.
— Скажем, я перед ним в долгу.
— За что это?
Разумеется, эфиопский космонавт Джерам Тесфайе ничего не был должен американцу Пресу Ридли. Однако, когда Джерам был еще ребенком, от страшной болезни дистрофиков — квашиоркора — его спасла гуманитарная помощь из Америки. Четверо братьев и сестер так и не смогли выжить, как и все остальные дети младше шести лет. Джерам знал, что это не довод, но логика никогда не была его сильной стороной.
— Не будь такой категоричной, Таня.
Печь подала сигнал.
— Будем ужинать?
Он положил найденный предмет в нагрудный карман. Тайно его исследовать не удалось бы, так как по расписанию на завтра они с Таней должны были ехать на вылазку вместе, следовало лечь спать вовремя, Прес бы проследил, поэтому Джерам поставил свой будильник на полчаса раньше. Это было ни к чему, он и так все время просыпался на своей узкой лежанке. Таня мирно спала на втором ярусе, застегнувшись в мешке. Прямо на мостике Прес повесил гамак, цинично пошутив при этом: «Вдруг нам захочется трахнуться на Марсе непосредственно на рабочем месте, по примеру Екатерины Великой».
Джераму такая мысль в голову не приходила, и он был уверен, что Тане тоже. Если учесть шум, запахи и общую обстановку, то с тем же успехом можно было бы заниматься любовью в пылеуловителе.
Хотя полового влечения к Тане Джерам не испытывал, он чувствовал смутную вину из-за того, что скрыл от нее свою находку. Но поделиться с Таней означало автоматически рассказать все Такигуши на «Фальконе», а через девять минут — Калининграду.
Убеждая себя, что не может своими действиями поставить под угрозу жизнь людей и сам исход экспедиции (судя по всем пробам жизни на Марсе не было, во всяком случае, такой, что могла бы передавать смертельную болезнь), Джерам расстегнул карман и достал предмет. Обтрепанный коричневый лоскут из тонкой кожи. Треугольной формы, три дюйма в широкой части. На свету не проявлялось никакой текстуры, никаких узоров. Наощупь очень мягкий, как замша, Джерам попытался разорвать его, но тот даже не растянулся.
(adsbygoogle = window.adsbygoogle || []).push({});